Примерно в это время с Викой случилась и первая влюбленность. Все одноклассницы уже в кого-то повлюблялись, Лерка зрела, чтобы влюбиться в Кирилла, и Вика решила не оставаться в стороне. Глаза одноклассника Андрея показались ей необыкновенно зелеными, стихи Ахматовой, разбередившие душу, так и рвались наружу — и были выброшены из нее бурным потоком полусвоих, полузаимствованных рифм и фантазий. Исписав почти половину тетради, Вика вдруг почувствовала, что как поэт себя полностью исчерпала, и в связи с этим глаза Андрея почему-то потускнели.
Ко времени окончания школы Вика имела нескольких поклонников — два одноклассника, бросая друг на друга ревнивые, а порой злобные взгляды (что очень смешило Вику), по очереди провожали ее домой. Вика скучала, раздумывая о том, что уж лучше бы она пошла домой с Лерой, которая, благородно сославшись на какие-то дела в школе, предоставляла подруге возможность устраивать свою личную жизнь. Один из двух, с гордым именем Виктор — в школе почему-то никто не называл этого неприметного, даже хилого, паренька-очкарика иначе, как Виктор — относился к Вике очень серьезно и все время твердил о том, что у него есть один лишний билет в консерваторию на концерт органной музыки или в оперный театр на балет. Вика балет не понимала и не любила, а орган в отличие от рояля обожала, но на концерт все же предпочитала ходить вдвоем с Леркой, которая любила музыку в любом ее проявлении. И вообще ее очень смешило сочетание «Виктор и Виктория». «Слишком воинственно», — со смехом жаловалась она Лере.
— Давай лучше сходим с тобой в «Теремок», — как-то предложила отчаявшаяся Вика, уже не знавшая, как отбрыкаться от навязчивого эстета, и решившая пойти ва-банк.
— В «Теремок»? — Он поднял брови и снисходительно усмехнулся. — Но ведь это детский театр.
— Вот туда-то тебе и надо. А во взрослый, мне кажется, тебя не пустят. Ростом не вышел. Да и мозги еще не созрели…
Виктор оскорбления не снес и вскоре начал провожать домой обалдевшую от счастья Аленку Филатову, которая была выше его на голову. Получилось грубовато, но результат того стоил. Другой Викин поклонник — Артем Привалов, — безусловно, личностью был намного более интересной начиная с внешности. Темные, почти черные, глубоко посаженные глаза, бледное лицо и темные пухлые губы — все это делало его похожим на черкесского князя, роднило с героями Лермонтова, от которого Вика была просто без ума. К тому же с Артемом было попроще: свои намерения он не пытался ничем завуалировать. Провожая Вику домой, уверенно клал руку ей на талию, а прощаясь, один раз даже поцеловал в щеку. Если бы не Вика, напряженная и смущенная от этого прикосновения мальчишеских губ, наверное, этот поцелуй в ту минуту оказался бы не последним. Но она буквально одеревенела и, совершенно не понимая своих чувств, отстранилась. На дальнейшие попытки физического сближения со стороны Артема она отвечала недвусмысленно отрицательно, и ему вскоре это надоело. Вика снова стала ходить домой в сопровождении Леры, а Артем, не долго промучившись, стал ухаживать за девчонкой из старшего, десятого, класса. Кстати, и сама Вика не больно-то переживала по поводу утраты красивого и интересного поклонника. После исчезновения Артема на личном фронте было практически без перемен, если не считать появления мерзкого, навязчивого Лешки, соседа по квартире, от одного вида которого Вику начинало тошнить. Он периодически делал Вике абсолютно прозрачные предложения зайти к нему домой и выпить «по чашечке водки». Лера называла его не иначе, как «двуногой гипертрофированной материализацией вечного кобелиного начала», сокращенно и со смехом — «дэгээмвэкабе».
Иногда, слушая по вечерам Лерины вздохи, часто напоминающие завывания подбитой волчицы, Вика думала о том, что любовь — не такое уж и большое счастье. Вот ведь сколько страданий она приносит. Хотя Леркины бурные страдания проходили как-то внезапно, безболезненно и бесследно — сегодня она убивалась по одному, завтра про него забывала, а послезавтра страдала по другому. Каждый раз Вике приходилось принимать удар на себя и делить с Лерой ее страдания. Она так привыкла к этому, что иногда ей казалось…
Она снова отмахнулась от этой мысли, не позволяя себе даже мысленно допустить подобное. Нет, этого не может быть, вернее, в этом нет ничего особенного и предосудительного — в том, что она так сильно переживает за Леру. Лера слабая, часто совсем беспомощная, хрупкая, ранимая. Она просто не сможет вынести все свои большие и маленькие несчастья. Без Вики — не сможет. Она еще совсем ребенок, несмотря на то что внешне кажется зрелой женщиной. И конечно же, она совсем не виновата в том, что родилась такой беспомощной. И все это никак не может быть связано с Викиными неудачами в личной жизни. Просто ее время еще не пришло, вот и все. Она еще встретит человека и полюбит его, и тогда у нее будет своя собственная личная жизнь, свои собственные тревоги и радости, свое, а не чужое, не Леркино, счастье… Но вот только как же тогда будет жить Лера?..
Почувствовав прохладу, Вика, сделав над собой усилие, поднялась с пола, однако выйти из сомнамбулического состояния не могла еще долго. Слоняясь по квартире, она вяло попыталась протереть пыль на купленной недавно, совсем еще новенькой, сверкающей серебром видеодвойке — подарок, сделанный Викой самой себе на деньги, которые прислали из-за границы родители. Сама она при своей зарплате офис-менеджера такую роскошь себе позволить никогда не смогла бы. Опустившись на пол, она отстраненно наблюдала, как влажная ткань скользит по гладкой поверхности, унося за собой прозрачный шлейф, сотканный из мельчайших пылинок. В голове почему-то всплывали зимние картины: точно так же снегоуборочная машина, проезжая по дороге, оставляет за собой ровную и гладкую поверхность. В некоторых труднодоступных местах пыль никак не хотела поддаваться. Вика методично скручивала кончик тряпки тонким и упругим жгутиком и медленно, не торопясь, ликвидировала остатки пыли в самых потаенных закутках пластмассового корпуса.
Вздохнув, она поняла, что прошедшие события слишком сильно ее измотали. Она никак не могла придумать себе занятия и решила просто лечь спать — несмотря на то что время только лишь приближалось к семи часам вечера. В принципе не мешало бы почитать учебники — не успеешь оглянуться, как грянут первые семинары и зачеты. С другой стороны, незачем было попусту тратить время, ведь она все равно ничего бы не запомнила.
В ванной Вика долго стояла под душем без движения, глядя, как стекают вниз прозрачные теплые струи, иногда приобретающие кремовый оттенок ее тела. В детстве она больше всего на свете любила наблюдать за каплями. Сидя в наполненной ванне, она рассматривала их — множество абсолютно одинаковых капель, часть из которых медленно стекала вниз, а часть оставалась неподвижной, застывшей. Эти капли напоминали ей маленькие прозрачные автомобильчики, движущиеся по дороге. Она их так и называла — маленькие автомобильчики. Говорят, что детство уходит незаметно. От Вики детство ушло, наверное, тогда, когда она постепенно перестала обращать внимание на свои маленькие автомобильчики, которые со временем стали просто обыкновенными, ничем не примечательными каплями воды, стекающей по гладкой эмалированной поверхности ванны.
В тот день она почему-то снова заметила их и даже назвала, улыбнувшись, маленькими автомобильчиками. Впрочем, она вспомнила об этом всего лишь на секунду, вновь вернувшись к тому, о чем не могла не думать: как она там, Лера? Сейчас семь часов — а значит, они уже должны были встретиться и сказать друг другу первые слова. Хоть бы все прошло нормально…
Накрывшись с головой одеялом, Вика сразу же почувствовала, как надвигается на нее сон. Она привыкла засыпать под музыку — с того дня как Вика осталась в квартире одна, всегда перед сном включался магнитофон. Не были исключением и те дни, когда у Вики оставалась ночевать Лера: музыка была постоянным фоном их вечерних, плавно переходящих в ночные, бесед.
