Она повесила трубку.

— Уф, — выдохнула она, падая в единственное в комнате кресло. Ну вот, одно дело сделано.

Казалось, она скинула с себя тяжкий груз и к ней вновь возвращался ее энтузиазм. Она прикурила сигарету.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Альбер Галабар. Моя семья родом из Тулузы.

— Чего я не понимаю, — прошептал Боб с запоздалым страхом, — так это почему ты выждала четыре дня, даже пять…

— Это были мои каникулы.

— И что ты делала?

— А ты разве недостаточно хорошо меня знаешь, чтобы угадать? Ходила по ночным ресторанчикам…

— Одна?

— В Лозанне со мной такое тоже случалось.

— Много пила?

— Вовсе нет. Выпивала несколько рюмок джина. От этого у меня сейчас появилось желание еще раз пригубить коньяк. Вы позволите, мсье Галабар?

— Конечно, но зовите меня просто Альбером.

— Ладно, пусть будет Альбер. Я слыву скорее излишне фамильярной особой, чем наоборот.

Она не была пьяна, но делалась возбужденной. Разве не стоило отпраздновать такое событие? Ей казалось, что она окончательно спасена, освободилась от самого дурного, что в ней было.

— Перейдем к делу: ты попросишь отца от моего имени, чтобы он выслал мне перевод. Я уехала с шестьюстами франками в кармане. Я их поменяла в первом отеле, где остановилась, но у меня почти ничего не осталось.

— Я сейчас дам тебе немного.

Он достал из кармана бумажник, пересчитал банкноты и взял три.

— Тебе хватит до отъезда?

— Думаю, да. Я рассчитываю сохранить за собой этот номер, так что мне не нужно будет сразу за него платить.

— Я вас покидаю, — сказал Галабар, поднимаясь со стула, и, обращаясь к Одиль, добавил:

— Я навещу вас завтра. В котором часу мне лучше это сделать, чтобы не причинять вам лишнего беспокойства?

— Вы же знаете, я ночная пташка.

— Было бы лучше, если бы вы сегодня не слишком переутомлялись. Купите градусник в аптеке, она в двух шагах отсюда. Когда вернетесь, измерьте температуру, и если она у вас будет высокой, не колеблясь, постучите ко мне в дверь.

— Спасибо. И спасибо за то, что вы для меня сделали.

— Благодарите лучше случай, по воле которого я оказался у себя в номере сегодня днем.

Он пожал ей здоровую руку.

— Все же не пейте слишком много.

Мужчины пожали друг другу руки.

— Может статься, у меня больше не будет возможности увидеться с вами до вашего отъезда. Я рад был с вами познакомиться.

— Взаимно.

Когда они остались одни, она бросилась на шею брату.

— Это так хорошо, Боб.

— Ты не представляешь, как я испугался.

— Ты думал, я это сделаю?

— Но я ведь тебя знаю, а?

— Думаю, ты именно тот, кто знает меня лучше всех.

— Дай-ка я еще на тебя посмотрю. Ты совсем не изменилась, только вот в глазах появился огонек.

— Не говори никому, но на этот раз я, кажется, влюбилась.

— Ив кого же, позволь тебя спросить?

— Ты ведь уже догадался, правда?

— У тебя все как-то быстро получается. Это из-за него ты хочешь остаться в Париже?

— Нет. Но мне было бы уже не вынести атмосферу нашего дома. Кстати! Пока я буду приводить в порядок лицо и волосы, прочти это письмо. Тогда мне незачем будет повторяться. Хотя больше того, что я уже написала, мне не сказать. Я купила бритвенные лезвия. Да! Тебе могут пригодиться те, что остались… Я напустила воды в ванну и уже разделась, но тут села писать. Я переносила на бумагу все, что приходило мне в голову. Наверное, это глупо.

Еще совсем недавно она сидела голая на этом стуле и писала шариковой ручкой с обгрызенным концом.

— Тебе не понять, как мне сейчас хорошо.

— Мне нужно позвонить.

— Кому?

— Сейчас узнаешь.

Он попросил соединить его с главным комиссаром бюро розысков пропавших родственников.

— Вы хотите говорить с главным комиссаром Лобо?

— Да.

— Я сейчас посмотрю, свободен ли он.

Спустя несколько мгновений низкий голос в трубке спросил:

— Кто говорит?

— Не знаю, помните ли вы меня. Я — Боб Пуэнте, я приходил к вам, чтобы заявить об исчезновении своей сестры. Я ее нашел.

— С ней все в порядке?

— Да.

— Где она сегодня была?

— В Латинском квартале.

— Как вы вышли на ее след?

— Она мне позвонила.

— Я рад за вас и за нее. Значит, дело я закрываю. До свидания, мсье Пуэнте.

— Ты поняла?

— Догадалась.

— В Париже тысячи гостиниц, на одном Левом берегу, куда, как я поначалу думал, ты направишься, их сотни. Поскольку все их обойти я не мог, то обратился в службу розыска пропавших родственников.

— Может, пойдем на улицу? Мне кажется, немного свежего воздуха нам бы не помешало. Затем поужинаем вдвоем в том, небольшом ресторанчике, где я ела в полдень. Я была уверена, что это моя последняя трапеза, и все же аппетит у меня от этого был не меньше. Наоборот! Прочти скорее письмо. Я сейчас вернусь.

Она накрасилась более тщательно, чем обычно, причесала волосы, удовлетворенно взглянула на себя в зеркало.

Почему она всегда считала, что она некрасивая? Сегодня она находила себя красивой и с удовольствием изучала свое лицо.

Когда она вернулась в комнату, брат засовывал письмо себе в карман и выглядел взволнованным.

— Ну вот. Ты прочел. Ты понял. Все, больше об этом не говорим.

— Хорошо, Одиль.

Голос у него был немного хриплым.

— Знаешь, ты странная девушка. Я желаю тебе повстречать такого человека, который бы понимал тебя. Это нелегко.

— Пойдем.

Она взяла сумочку, собрала приготовленные на столе банкноты.

Малыш уже вновь вернулся на свое место на полу в офисе и играл в кубики.

— Добрый вечер, мадам. Познакомьтесь, пожалуйста, это мой брат Боб.

— К сожалению, у меня больше нет свободных номеров.

— Он уже несколько дней снимает номер на улице Гей-Люссака. Надеюсь, что вернусь не слишком поздно.

— Знаете, я привыкла. Впрочем, вечером меня сменяет муж.

На залитом солнцем тротуаре она взяла брата под руку.

— Это великолепно. Боб!

Все было великолепно — трепещущий воздух, витрины, прохожие.

— Сейчас я покажу тебе свой ресторанчик. И сразу же закажу себе джина.

Вообще-то я не люблю коньяк, но у Альбера в номере не нашлось ничего другого.

Она взяла джин с водой, а ее брат заказал виски.

— Ты знал про это место?

— Нет. Здесь симпатично.

— Вот увидишь, готовят тут отлично. Тебе ведь кажется странным слышать, что я в такой день говорю о кухне?

— Да, немного.

— За обедом я съела вдвое больше того, что обычно съедаю дома.

Они оба улыбались и поглядывали друг на друга как заговорщики.

— Как приятно тебя видеть. Боб. Знаешь, что мне нравится в Альбере? То, что у него есть что-то общее с тобой.

— А не поужинать ли нам? Теперь уже я проголодался.

Она прочла в меню слово, которого не знала.

— Официант! «Поркетта… «. Что это такое?

— Молочный поросенок, фаршированный и запеченный в духовке.

— Хочешь, Боб?

— Съем с удовольствием.

— Две «поркетты». Не хотите ли взять к ним легкое кьянти?

Оба оставались в приподнятом настроении.

— Когда у тебя завтра поезд?

— В час пятнадцать.

— Я провожу тебя на вокзал.

— Терпеть не могу прощаний на перроне. Лучше я зайду попрощаться к тебе в гостиницу.

Они долго сидели за столом, а у себя в городе они оставались за столом лишь столько времени, сколько требовались, чтобы все съесть. Как только обед заканчивался, все тут же разбегались.

— Возьмем что-нибудь выпить после кофе?

— Сделаем это чуть позже.

Они двинулись по бульвару Сен-Мишель; кишащие людьми террасы были ярко освещены. Одиль с жадностью и наслаждением смотрела на это зрелище, как будто была незнакома с ним. Время от времени, когда она делала какое-нибудь резкое движение, то ощущала дергающую боль в запястье, но она не была по-настоящему сильной.

Нельзя сказать, чтобы они говорили без умолку. Это даже не было разговором в чистом виде. Один из них произносил фразу, а другой отзывался на нее. Затем большую часть времени они шагали молча.