— Одиль Пуэнте.

— В каком квартале она живет?

— Она живет в Лозанне, но мне известно, что еще позапрошлой ночью она была в Париже.

Она проверила по списку.

— Я не нахожу ни одной девушки с такой фамилией, и у нас уже с неделю не было самоубийц.

Еще недавно она была в Лозанне.

Это было правдой, хотя в это верилось с трудом.

Четыре дня назад Одиль еще разделяла жизнь обитателей виллы. Жизнь, которая в кишащей парижской суете показалась вдруг ему такой странной, что делалась от этого невероятной.

Он всегда принимал за данность, что на авеню де Жаман вещи были такими, какими им и следовало быть. То, как отец составил свой распорядок дня, выглядело довольно странным, но разве это было не из-за отсутствия контакта с женой?

Он не видел их сидящими вдвоем в гостиной, даже перед телевизором, к которому его мать была равнодушна.

Та жила главным образом во второй половине дня, когда играла в бридж, а вечерами ей случалось отправляться в Новый клуб на авеню де Рюмин, чтобы там снова сесть играть.

Сам он мало занимался Одаль. Правда, учеба была довольно тяжелой и у него почти не оставалось свободного времени.

Он зашел в другую больницу, где прием оказался чуть полюбезнее.

— Так вы говорите, молодая девушка? И что, вероятно, это произошло недавно? Подождите минутку, я спрошу у главной медсестры, не поступили ли за последние часы новые больные.

Дежурная исчезла в конце коридора, где на каталке томился ожиданием какой-то пациент.

— Нет, молодой человек. Ничего похожего. Желаю вам всюду встречать такой ответ.

В итоге он очутился в конце улицы Сен-Жак, в том квартале, где было больше всего больниц. Он все их терпеливо обошел. Повторял одни и те же фразы. Где-то его принимали чуть получше, где-то чуть похуже. Ему это было безразлично.

— Нет, мсье.

Он ждал, что к этому добавят:

— Мне очень жаль…

Он зашел на улицу Гей-Люссака, чтобы проверить, нет ли для него письма или записки, ведь сестра могла догадаться, что, получив ее письмо, он сядет на первый же поезд до Парижа. Между тем в их семье было принято всегда останавливаться в отеле «Меркатор».

— Ничего для меня? Ни письма, ни записки? Никто мне не звонил?

— Совсем ничего. У вас усталый вид. Сегодня вам следовало бы пораньше лечь спать.

Он улыбнулся с некоторой горечью. Как раз сегодня вечером у него и был небольшой шанс повстречаться с Одаль.

— Постараюсь, — пообещал Боб.

В пять часов он зашел на улицу дез Юрсен, где ему вручили с полдюжины снимков.

Изнемогая от усталости, он вернулся в гостиницу и растянулся на кровати.

Он тут же заснул, а когда проснулся, было уже темно, и его комната освещалась лишь отблесками фонарей.

Он принял душ, оделся. Ему показалось, что вдали грохочет гром, но он не был в этом уверен. Было десять вечера. Он зашел в первый попавшийся бар и съел три сандвича, запивая их пивом; ему не хватило духу пойти в ресторан и сесть за столик.

Может, раскаты грома походили на шум поезда?

Как бы там ни было, он по-прежнему думал о поезде, о сестре, с синим чемоданом в руке сходящей на перрон вокзала.

Если она взяла с собой чемодан, это значило, что в ее планы не входило тут же покончить с собой. Она знала, что не остановится на улице Гей-Люссака, где ее семье будет очень просто ее найти. В других отелях в Париже она ни разу не селилась.

Почему бы не остаться в окрестностях вокзала? Гостиниц тут было много и всех категорий. В здешней беспрерывной суете на нее не так обратят внимание, как в любом другом месте.

Он велел отвезти его на Лионский вокзал. В привокзальных гостиницах ему достаточно было назвать фамилию, поскольку клиенты были обязаны показывать свое удостоверение личности.

— Мадемуазель Пуэнте, пожалуйста.

— У вас есть сведения, что она остановилась у нас?

— Я не знаю.

— У нас нет никого с такой фамилией.

Он ходил от гостиницы к гостинице. Всякий раз качали головой.

Пока один из ночных портье не сказал ему самым что ни на есть естественным тоном:

— Вы с ней немного разошлись.

— Она была здесь?

— Да.

— Когда она уехала?

— Вчера, после полудня. Взяла такси.

— Вы не слышали, какой адрес она назвала?

— Днем меня здесь не бывает.

Ему захотелось удостовериться, что речь идет действительно об Одиль.

— Вы ее видели?

— Разумеется. Она вернулась ночью, как раз в мое дежурство. Очень любезная девушка, но не очень веселая.

— В брюках?

— Да, она всегда носила одни и те же коричневые брюки.

Она не поехала на вокзал, чтобы сесть там на поезд, поскольку тогда бы она не стала вызывать такси. Почему она сменила гостиницу?

— Можно мне позвонить?

— В Париж?

— Да.

— Кабина слева, в холле. Подождите, я дам вам жетон.

Он позвонил в бюро розыска пропавших родственников и попросил соединить его с главным комиссаром, имени которого не знал.

— Вам нужен мсье Лобо? Сейчас посмотрю, свободен ли он.

В трубке раздался чуть неровный голос главного комиссара:

— Кто говорит?

— Я приходил к вам сегодня утром.

— Вы тот швейцарец, который разыскивает сестру? Вы нашли ее?

— Нет, но я знаю, в какой гостинице она провела первые три дня. Она выехала оттуда вчера во второй половине дня, взяв такси. Прошу простить меня за то, что я побеспокоил вас в такой час. При моей нынешней жизни я уже больше не отдаю себе отчета о времени.

— В полицию можно обращаться в любое время! Вам повезло, мне нужно было закончить донесение, и я вернулся в кабинет после ужина. То, что вы мне сообщили, очень интересно. Очевидно, это могло бы послужить отправной точкой. Как называется эта гостиница?

— Погодите. Я не записал название, но оно еще стоит у меня перед глазами.

Несколько странное: отель «Злиар».

— Напротив Лионского вокзала?

— Да.

— Знаю. Мои люди займутся этим завтра.

— Благодарю вас.

Он был весьма доволен собой из-за того, что догадался навести справки в окрестностях вокзала. Но почему же Одиль вдруг оставила гостиницу, где, по ее соображениям, ее никто не стал бы искать? Может, ей показалось, что это слишком далеко от Латинского квартала, откуда она возвращалась по ночам?

Может, она поселилась где-нибудь вблизи Сен-Жермен-де-Пре?

Он начал с бара в полуподвале, которым заведовал высокий скандинав и где он вновь увидел тех же музыкантов, включая и гитариста. Он сел за стойку и заказал виски. Когда музыка смолкла, уже знакомый ему парень с гитарой подошел и сел на соседний табурет.

— Вы ее видели?

Боб покачал головой.

— Но я слышал о ней от приятеля, который ходит есть в то же бистро, что и я. Он тоже гитарист, но не входит ни в одну группу и зарабатывает на жизнь как придется. Часто бывает в «Червовом тузе», ночном кабачке на улице…

— Знаю. Я был там прошлой ночью. Накануне туда заглядывала моя сестра. На нее обратили внимание, потому что она не совсем походила на обычную посетительницу. Мне смогли ее точно описать. Меня удивляет, почему, зная вас, она не пришла сюда. Если только она умышленно не избегает этого места из опасения встретиться с вами.

«Она догадывается, что я в Париже. Она убегает от меня. Она, быть может, воображает, что отец здесь, со мной. Я все же немного подожду».

Когда музыка возобновилась, он пошел и сел в углу, где красивая девушка, у которой под черным шелковым платьем явно ничего не было надето, бросила ему:

— Может, потанцуем, белокурый красавчик?

— Нет, спасибо.

— Не угостишь меня?

— Возьмите себе что-нибудь выпить в баре за мой счет.

— Тебе не нравится мое общество?

— Да нет, но…

Застигнутый врасплох, он замялся, она же спокойно уселась напротив него.

— Виски? — спросила официантка, как будто давно была знакома с ее вкусами.

— Двойной.

Похоже, ее охватили угрызения совести.

— Надеюсь, ты не на мели?