– А чем? Что вы такое съели перед тем, как попасть сюда? Ну, там, рыбу, мясо, грибы. Может, консервы какие просроченные или что-нибудь другое?

– Мясо мне не по карману, – проворчала голова. – И рыбу давно не ел. Пару яиц съел вчера утром. В обед ел суп из пакета. Такой, который залил кипятком, и через пять минут готово. Молоко пил. Вечером ряженку кушал с белым хлебом. После чего и скрутило.

– Простите, а как вас зовут? – спросил я.

– А ты кто? – не сводила с меня взгляда голова.

Я не стал конспирироваться и ответил честно и прямо:

– Я журналист. Представляю телекомпанию «Авокадо». Зовут меня Аристарх Русаков, и я занимаюсь пищевыми отравлениями в вашем районе, то есть в Измайлове.

– Вот ты-то мне и нужен… – воодушевившись, заговорщицки произнесла желтоватая голова. – Дело в том, что всех их, – взгляд старика обвел палату, давая мне понять, что он имеет в виду всех отравившихся, – отравили так, для виду. Чтобы следы замести. На самом же деле удар был направлен против меня. Меня хотели убить, но вот – не получилось у них… Я живучий!

– И все же, как вас зовут? – снова спросил я.

– Меня зовут Храмов, – ответила голова с большим достоинством, видно, с расчетом на то, что я должен всенепременно знать. Но, не увидев с моей стороны должной реакции, добавила: – Лавр Михайлович.

– Вы пенсионер? – поинтересовался я.

– Да, я пенсионер. Пенсионер-общественник. Занимаюсь вскрытием язв нашего демократического общества. – Слово «демократического» было сказано с большой язвительностью в голосе. – Еще я – действительный член Общероссийской общественной организации «Контроль народа». Слышали про такую?

– Слышал, – ответил я, припомнив обстоятельства этого дела и внутренне содрогнувшись. – Месяц с небольшим назад эта организация трагически потеряла своего председателя.

– Трагически потеря-а-ала, – проворчала голова и пошевелила седыми кустистыми бровями. – Председателя нашей организации Василия Николаевича Масловского убили его враги. Этот замечательный, кристально чистый человек, посвятивший себя борьбе за справедливость, за честь и достоинство простого рядового человека, должен был делать доклад на конференции, в котором были бы названы фамилии коррумпированных чиновников, без зазрения совести обирающих народ. Но они не позволили ему это сделать, боясь быть разоблаченными. И убили его прямо у дверей зала, где должна была состояться конференция.

– А я вот слышал, что его убил пожарным ломом, ударив дважды по голове, его же личный и бессменный секретарь по фамилии Шишканов, – осторожно заметил я. – И даже не у дверей конференц-зала, а на самом последнем, пятом этаже конгресс-отеля, в котором должна была состояться конференция…

– Это вранье! – безапелляционно заявила голова. – Секретарь – это просто выбранный стрелочник, на которого перевели все стрелки, чтобы не копать это дело глубже. А на самом деле товарища Масловского убили чиновники, погрязшие в коррупции и взятках. А теперь вот чужими руками пытаются убить и меня…

Я не стал спорить с головой и спросил:

– А за что вас хотят убить?

– За мою преданность правому делу. За мои сигналы в надлежащие органы насчет нарушений правопорядка и бесчинств тех, у кого сегодня деньги и власть. Я ведь, пока сюда не попал, каждый день, почитай, сигнализировал.

– Вы вот сказали, что вас хотят убить «чужими руками», – напомнил я голове сказанные слова. – А что это за «чужие руки» такие, будьте добры, поясните, пожалуйста?

– Есть определенные личности, – хмуро ответил старик, приподнявшись и устроившись полулежа на кровати.

– И вы можете их назвать?

– А у тебя бумага есть, чтобы записывать? – поинтересовался Лавр Михайлович.

– Бумаги нет, но есть вот это, – указал я на диктофон, который до начала разговора включил и устроил на тумбочке.

– А что это? – заинтересованно спросил старик.

– Это диктофон. Маленький такой… магнитофончик.

– А-а, – протянул старик. – Это хорошо. Так мне в него говорить?

– Да говорите, как вам будет удобнее, – сказал я и сфотографировал лицо старика.

– Это еще зачем? – напрягся он.

– Так надо, – безапелляционно ответил я. – Итак, я вас слушаю. Говорите, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнул Храмов. Он как-то приосанился и, косясь на диктофон, начал: – Значит, так… Перво-наперво, это мой сосед Панкратов Илья Степанович из шестнадцатой квартиры…

– Весьма интересно. Простите, а где вы живете? – поинтересовался я.

– На Тринадцатой Парковой в панельной «хрущевке», – охотно ответил Храмов.

– А он что, Панкратов этот, накануне отравления к вам в гости приходил?

– Нет, – буркнул старик. – С какой это стати? Я и на порог не пущу этого злыдня!

– Тогда, может, вы к нему приходили?

– Еще чего! Мы с ним в контрах, говорю же.

– А как он тогда мог вас отравить?

– Так он мог проникнуть в мою квартиру, когда я из дома выходил. В магазин или еще куда, – ответил Лавр Михайлович. – Ну, и подсыпал в еду отраву. Думаю, что в селедку. Я ведь селедку очень люблю.

– Простите, как то есть «проникнуть в квартиру»?

– Путем открывания моей квартиры отмычкой. Он слесарем работал. Ему квартиру чужую вскрыть – раз плюнуть. Ма-астер он на такие дела…

– Понял вас, – покосившись на старика, проговорил я. – А еще есть подозреваемые?

– А то, – оживился старик и начал перечислять: – У меня их целый список. Козинцев Анатолий Михайлович, сосед по подъезду, агент американского Госдепа. Синельникова Клавдия Игнатьевна, соседка снизу, язва и змеюка подколодная, которую незнамо как земля носит. Бочкарев Виктор Моисеевич, домоуправ плешивый, махинатор и ворюга, который давно должен сидеть в тюрьме, о чем я неоднократно сигнализировал. Серенький Сергей Константинович, главный инженер Управляющей компании, обслуживающей наш дом, хапуга, казнокрад и мафиози, заслуживающий самой крайней меры уголовного наказания. Советник нашего муниципального главы Викторов Афанасий Сергеевич, серый кардинал, тайный агент ЦРУ…

Со стариком все было ясно. Чтобы как-то направить разговор в иное русло, я спросил:

– А сколько вам лет, Лавр Михайлович?

– Семьдесят три года, – не без гордости ответил Храмов. – Мужики столько не живут, а я вот, вишь, жив еще. А потому, что всякий день начеку. И у меня каждый день – борьба. С различными негативными проявлениями нашей теперешней жизни. Некогда мне помирать.

– А вы один живете?

– Один, – кивнул Храмов.

– А родственники у вас есть?

– Дочь с зятем. Вот они тоже смерти моей хотят. Ждут, когда им квартира моя трехкомнатная достанется. Чтобы ее сдавать и жить не работая. Сейчас никто не хочет работать. Все хотят сладко жить…

Старик помрачнел. Потом снова закрылся одеялом до подбородка и отвернулся к стенке…

– А вы журналист? – раздался вдруг за моей спиной женский голос.

– Да, – повернулся я и увидел женщину лет тридцати пяти. Она пришла проведать мужа, что лежал недалеко от старика Храмова.

– Напишите там у себя, что отравившиеся больные не получают никакого лечения. Промывание желудка сделали, и все на этом… – возмущенно произнесла она. – Хоть бы антибиотики какие дали.

– А почему не получают лечения?

– Врачи до сих пор определить не могут причину отравления.

– Они вообще ничего не знают, – громко произнес мужчина-посетитель в рубашке с закатанными рукавами. – Больным желудки только промыли, и все. Даже никаких таблеток не дают. Дескать, не известна причина отравления, язви их в душу.

– Говорят, приезжали из санэпидемстанции. И ничего не нашли, – подключилась к разговору еще одна женщина-посетительница с хозяйственной сумкой в руке. – А вирусологи сказали, не наше, мол, это дело – пищевые отравления. Никому, в общем, до больных дела нет.

– А щас вообще никому ни до кого дела нет, язви их в душу, – заметил мужчина в рубашке с закатанными рукавами. – Всяк сам за себя, и выживай, как знаешь. Тонуть будешь – руки никто не подаст. А вместо спасательного круга – еще и булыжник кинут…