Ее соблазнение сейчас не было его целью, независимо от того, как важна была эта миссия для Ордена или как ужасно он хотел распутать тайны Алекс, чтобы удовлетворить свое собственное любопытство.
Он отстранился, низко опустив голову и отклонив свое лицо в сторону от нее, чтобы скрыть изменения, которые он не мог позволить ей увидеть. Изменения, которые ужаснули бы ее.
Изменения, которые он не был в состоянии объяснить.
- Что такое? - спросила она, ее мягкий голос был хриплым от поцелуя. - Что-то не так?
- Нет. - Он покачал головой, все еще осторожничая, чтобы сохранять свое лицо закрытым, когда он почувствовал свою жажду, которую надо было охладить. – Ничего плохого. Но здесь проклятый холод, чтобы стоять. Ты, должно быть, замерзла.
- Я не могу сказать, что сейчас мерзну, - ответила она, заставив его улыбнуться, несмотря на войну, бушующую в нем.
- Мы должны зайти внутри. - Он не дождался ответа, просто подошел к пассажирской стороне самолета. - Я просто должен захватить свое снаряжение. Иди вперед. Я буду прямо за тобой.
- Хорошо. - Она на мгновение заколебалась, затем начала идти к домику, снег под ее ботинками хрустел. - Принеси немного дров, они должны быть здесь. Теперь люди используют это место в качестве приюта по пути, значит, ты должен найти их в сарае.
Он дождался, пока она скроется в доме, прежде чем вытащил свое оружие с вещами из самолета и направился взглянуть на сарай. Арктический воздух ударил в него, когда он проходил по нетронутому снегу. Он раздраженно поприветствовал горькую, холодную погоду. Ему нужна ясность ледяного ветра.
И, тем не менее, он сгорал изнутри для Алекс.
Он так ужасно хотел ее, что можно было проглотить ледник, чтобы окунуть его в высокую температуру, которую она зажгла в нем.
Глава 14
Алекс вошла в хижину с одной-единственной комнатой и закрыла дверь позади себя, чтобы запечатать холод и, она надеялась, ухватить хоть немного времени, чтобы она могла совладать с шумом внутри нее. Она прислонилась к поддержанной панели и испустила длинный, дрожащий вздох. – Держи себя в руках, Магуайр.
Она хотела притвориться, что поцелуй ничего не означал, что очевидный факт, когда Кейд остановился, должен был сказать ей, что даже он думал, что позволять вещам между ними накаляться было плохой идеей. Кроме вещей, которые уже были накалены. Более чем горячо, и отрицание этого не помогало этому факту исчезнуть. Здесь нигде не было достаточно далеко, чтобы Алекс смогла контролировать свои опережающие мозг желания относительно Кейда. И факт в том, что она не хотела бежать от этого чувства, как футболист. Впервые в ее жизни что-то спугнуло ад в ней, но не испугало ее саму.
Нет, еще хуже, это то, что чувства к Кейду заставляли ее быть к нему еще ближе.
Страшнее всего, она чувствовала, что Kейд мог быть кем-то достаточно сильным, чтобы на него опереться, достаточно сильным для нее, чтобы открыться — действительно открыться, — рассказать обо всем, что она держала в себе так долго. Одна ее часть твердила, что он мог бы быть единственным человеком, достаточно сильным, чтобы пройти с ней через любой шторм, даже через мир с темными монстрами, где у ночи были зубы, и ветер ревел кровожадным голодом.
Кейд стоял бы с ней.
Алекс знала, что почти таким же способом она всегда могла узнать, когда кто-то ей лгал. Хотя она, могло показаться, не могла прочитать его так, как других людей, тот же самый врожденный инстинкт под сказал ей, что она понимала его, потому что Kейд, в некотором роде, был непохож на других людей. Он был не похож на любого человека, которого она когда-либо встречала или которого сможет когда-либо встретить.
Тот же самый странный, но непоколебимый инстинкт сработал в полете из Хармони, когда она так близко подошла тому, чтобы сообщить ему правда — обо всем, — о том, почему она и ее папа сбежали из Флориды. Правду о том, что действительно убило ее маму и брата.
Борьба с этим работала против импульса, который хотел, чтобы она впустила Kейда, и когда она накормила его отполированной ложью, которую использовала на столь многих других без малейшего раскаяния, то, что она не была честной с Кейдом, заставило ее почувствовать себя ужасно. Представьте себе, что она удерживала в тайне одну из самых фундаментальных истин о себе в Хармони ото всех, кто знал ее, с тех пор, как она была ребенком, а через несколько дней флирта с незнакомцем, она уже была готова выложить ему все это.
Но сейчас Кейд для нее уже не был незнакомцем. Он не чувствовался ей незнакомцем даже тогда, в первую ночь в церкви, когда его яркие серебристые глаза нашли ее пристальный взгляд через всю комнату.
И если все, что они делали с тех пор, просто флирт, тогда почему ее сердце чувствовало, что вырывается из груди каждый раз, когда она была рядом с ним? Почему она чувствовала, что это было против всей логики и причин, что ее тянуло к этому человеку?
С холодом прошлых воспоминаний и неуверенностью в будущем, окружающими ее, ей нужно было что-то сильное и теплое, чтобы удержаться.
Не просто что-либо или кто-либо… только он.
Теперь ей нужна была теплота Кейда— его сила, — даже если это только на время.
В сарае в дальнем конце участка было достаточно крепких дров, и он остался сухим и выглядел как аккуратная пристройка с инициалами Генри Тулэка.
В лесу было обычным делом, когда странники высматривали друг друга, оставляя топливо и еду для следующего человека и уважая землю, чтобы сохранить ее для других, а также для себя.
Когда Kейд вытащил из подставки бревна и отложил в сторону, он стал искать то, что может сойти за топливо, которым он сможет разжечь дрова в комнате. Он встал на колени и расстегнул молнию на своей сумке. Единственной вещью, которую он привез и которая была полезной для кого-то в дикой местности, было его оружие, убивающее Отверженных, но оно было слишком ценным, чтобы оставлять его здесь. Тогда нож. У него было больше одного в сумке.
Когда он залез в сумку в поисках клинка, которым он мог оказать сопротивление, пятка его ботинка наткнулась за что-то твердое и белое, зажатое между половицами сарая. – Что за черт?
Он отодвинулся в сторону, чтобы получше рассмотреть то, что он, возможно, раздавил.
Медвежий зуб. Длинный, острый клык цвета слоновой кости, как будто по нему уже прошлись ботинками несколько раз. Но не сам зуб заставил кровь Кейда застыть в жилах. Это была тонкая нитка плетеной кожи, привязанная к зубу. Точно такая же нить, которую он видел прикрепленной к другому зубу, который он видел недавно.
Тот он счел окрашенным и высушенным, с застаревшей засохшей человеческой кровью и скрытый в частном тайнике небольших сокровищ Сета. Скрученная коллекция подарков, сохраненных убийцей.
Его брат был здесь.
Ох, Христос … Сет убил человека, который был найден мертвым и разложившимся на этом в прошлом году?
Кейд хотел отрицать доказательство в руке, выдавая его за простое совпадение, но неприветливость, которая обосновалась в его груди, подсказала ему, что его близнец был в этом самом месте зиму назад, когда Генри Тулэк сделал свой последний вдох.
- Сукин сын, - прошептал Кейд, с болью понимая это, даже при том, что он искал доказательства причастности его брата к этим делам с самого приезда в Аляску.
Его брат был убийцей. Не лучше, чем Отверженные, которых Кейд всегда ненавидел, и теперь охотился на них, как член Ордена. Ярость в нем накалялась, негодуя не только из-за Сета, но и из-за себя, потому что он все еще полагал, что не его брат сделал это. Сердцем Кейд знал, что не было никакой ошибки. Никаких сомнений, чтобы как-то извинить Сета и отвращение от его убийств.
Кейд поработал с зубом медведя кончиком ножа и поднял его перед собой, глядя с отвращением на доказательство того, что это сделал его проклятый брат. Те же самые доказательства теперь заставили Kейда сделать то, что было справедливым и правильным — сделать то, что было его обязанностью, не только для Ордена, но и как мужчины, личный кодекс чести которого потребовал справедливости.
