Кречетов задумался. Одно дело - схитрить, подорвать пару танков, остановить вражескую колонну. Другое - послать на заведомую гибель двоих солдат. Да Воробейчик и Афонин стоили больше, чем все эти танки.
- Давайте - за шестьдесят, - предложил он. - Если и не подорвем танк, черт с ним. Они все равно остановятся.
- Овчинка выделки не стоит, - Воробейчик не то, чтобы возразил, но и не согласился с Кречетовым. - Оно и за шестьдесят опасно, но может не получиться. Чего зазря такие хорошие гранаты расходовать?! Лучше за тридцать и подорвать, использовать гранаты на полную катушку.
Афонин промолчал, но видно было, что он согласен с Воробейчиком.
- Может быть, бросим эту затею? - спросил Кречетов. - За тридцать метров - это... - чуть не сказал, что это почти верная смерть. Но вовремя спохватился. Нельзя такое говорить. - Слишком близко.
- Нет, - возразил Афонин. - В окопе ударная волна не достанет. Разве только землей присыплет. А пока они паниковать станут, можно по-тихому уползти.
- Обойдется, - рассудил и Воробейчик. - Все правильно, обойдется. Что за тридцать метров, что за шестьдесят - выбираться отсюда одинаково трудно будет. А если танк подорвем, они непременно задержаться. Тем более - если два. И артиллеристам раздолье: круши их, пока они на одном месте топчутся. Фрицам не до нас будет. Уползем.
Офицеры молчали. Не им подрывать танки за тридцать метров. Все зависело от Воробейчика и Афонина. Да еще от того, какое решение примет старший лейтенант. А Кречетову было легче самому пойти на это дело, чем посылать Воробейчика и Афонина.
- Неизвестно, кому больше достанется, - нарушил молчание Воробейчик. - Нам - или там, - махнул он рукой в сторону орудий. - У нас даже проще. Рванул и пополз потихоньку к своим. В темноте никто не заметит. А там, - он снова указал в сторону, где растянулась оборона, - там жарко будет. Фрицы ведь все равно очухаются и попрут к мосту.
Эти его слова были для Кречетова последним доводом. Потому что действительно, может, ребятам повезет и сумеют они уползти. А скольких недосчитаются солдаты, обороняющие плацдарм, когда на них навалятся танки и автоматчики... Хорошо, если можно будет утром половину поставить в строй. Всем будет тяжело: и этим и тем. А фугасы, если затея удастся, принесут большую пользу.
- Хорошо, - согласился он. И решил: - Сорок метров. Траншеи протянуть так, чтобы подрывники смогли по ним отойти. Всех людей, сколько есть, поднять и за лопаты.
- Сейчас и заложим фугасы, - предложил Хаустов.
- Может, сначала пристреляться? - спросил Кречетов. - А фугасы потом.
Лейтенанта Хаустова, командира батареи, в жар бросило от этого "пристреляться". Он даже почувствовал, что уши у него вспыхнули. Малиновыми у него в таких случаях становились уши.
"Как же это получается? - с недоумением подумал он. - Это я должен был сказать, что надо прежде всего пристреляться. Во всех конспектах записано. Какой я командир батареи, если не знаю, что нужно делать при подготовке к стрельбе! - казнился он. - А пехота знает. Позор".
Уши Хаустова постепенно приняли естественный цвет, а выступившие на лбу мелкие капельки пота он стер рукой.
- Да, да, конечно, - суетливо закивал он. - Непременно надо пристреляться. Именно это я и имел в виду. Сейчас займемся.
- Пристреливайтесь, - Кречетов как будто не заметил промаха комбата. - Пристреливайтесь. Потом заложим фугасы и доделаем окопы.
Пока шли к орудию, Хаустов инструктировал Ракитина.
- Пошли солдат репер поставить. И пусть нацепят на него что-нибудь красное или белое. Расстояние все-таки большое, белое и красное лучше видно...
Он понимал, что каждое его слово услышит Кречетов, да и Афонин с Воробейчиком. "Пусть слушают. Пусть убедятся, что Хаустов прекрасно знает все правила подготовки батареи к бою".
Лейтенант подробно объяснил Ракитину, как ставить репер, как следует пристреливать орудие и все остальное. Очень подробно и очень доходчиво. Чтобы даже и не артиллеристу все было понятно.
На позициях нашли длинную жердь, что осталась после сооружения КП. Для "маячка" пригодилась портянка. Чистая, новая, совершенно белая. Ее реквизировали у Дрозда.
Стреляли четко, как на учениях. Каждое орудие накрыло цель после второго-третьего выстрела.
- Записать прицел! - отдал команду Хаустов. И добавил: - Зафиксировать прицел в данном положении!
Потом заложили фугасы, один метрах в пятидесяти от другого, и стали рыть длинные, но неглубокие траншейки. Справа от дороги, и слева. Воробейчик и Афонин исползали свои сорок метров от траншейки до дороги, проверили, нет ли каких-нибудь сучков-корешков, за которые может зацепиться провод.
Вроде бы все, что можно, для обороны плацдарма сделали...
НОЧЬ
Брился старший лейтенант Кречетов неторопливо и тщательно. Не любил, когда что-нибудь делали абы как, и себе не позволял. Потом умылся горячей водой. Такой, что кожу обжигало. А одеколон не употребил. Принципиально. Считал запах одеколона создаст что-то вроде границы, которая может отделить его от солдат. Вообще-то, он был уверен, что командир должен выделяться. Но не запахом. Выправкой - да. И подтянутостью, аккуратностью. Ходить легко, соображать быстро, стрелять метко. Короче - обладать такими качествами, которые помогали бы служить солдату примером и заставляли солдата тянуться за командиром. Командир всегда должен быть чисто выбритым. А перед боем, тем более.
Считал немаловажным и то, что подавал этим пример подчиненным. Так оно и получилось. Стоило старшему лейтенанту намылить лицо, как солдаты, у которых было что брить, стали греть воду и наводить бритвы.
- Послушай, Воробейчик, - Кречетов с удовольствием провел пальцами по теплому, гладкому подбородку, - доложи-ка, как у нас с харчами.
Воробейчик несколько смутился, потому что с харчами было не очень, а докладывать такое он не любил.
- В спешке собирались, - стал он оправдываться, - так что не особенно... Пообедали уже. И артиллеристов накормили. А на них не рассчитывали. Ужином их тоже кормить будем?
- Ты как думаешь? - прищурился Кречетов.
Воробейчику не нравилось, когда старший лейтенант щурился. Вообще всем, кто знал Кречетова, не нравилось, когда он щурился.
- Думаю, надо, - быстро нашел правильный ответ Воробейчик. - На ужин и на завтрак хватит, если экономненько.
- А если не экономненько?
- Тогда только на ужин.
- Подходит. Выдай все, что есть. Надо накормить людей как следует.
Кречетов понимал, что бой их ожидает тяжелый. Всегда нелегко, если у врага преимущество в силе, а у самого - ни резервов, ни возможности маневрировать. Но он сейчас не думал о том, сколь велики будут потери. Нельзя командиру думать о таком перед боем. Прикидывал, как лучше подготовиться, старался учесть каждую мелочь. Одной из таких важных мелочей был ужин.
- Все выдай, - повторил он. - И компоты, говорят, у тебя там какие-то заграничные завалялись. Все выдай.
- На завтрак не оставлять?
- Я что, непонятно сказал?
- Понятно, товарищ старший лейтенант. Все выдадим. И компот.
- Действуй!
Воробейчик действовать не поторопился. Раз старший лейтенант поставил вопрос так, чтобы выдать все и даже заграничный компот, то и он решил проявить щедрость.
- Товарищ старший лейтенант, - начал он издалека, - ночи сейчас холодные, а разжигать костры нельзя.
- Что предлагаешь? - Кречетов достаточно хорошо знал Воробейчика, чтобы догадаться, что тот собирается предложить.
- Тут у нас оказалось немного "горючего". Совершенно случайно.
- Откуда у тебя это добро? - вопрос Кречетова прозвучал довольно наивно.
- На прошлой неделе ехали наши и на дороге нашли. В разбитой машине целый ящик лежал, - почти правдоподобно объяснил происхождение "горючего" Воробейчик.
Кречетова такое объяснение не устроило.
