-- Мне кажется, что все мы в какой-то степени бараны, - ушел еще дальше по линии обобщения Петя.

-- Здравая мысль, - поддержал его Лисенко. Теперь он осторожно ощупывал вторую шишку, на затылке. Две шишки за одну поездку - это было многовато. - Вполне возможно что в ней и скрыта сермяжная правда, которую все время ищут. Только ты, Петя, по поводу этого своего открытия не особенно распространяйся, некоторые могут принять на свой счет и обидеться.

-- Так я же в первую очередь про себя.

-- Себя, как хочешь можешь называть: можешь бараном, а можешь и обезьяном, как тебе больше нравится. Но учитывай, что есть и такие люди, которые баранами себя считать не могут, не та у них должность. Твое обобщение им не понравится, они могут принять его за выпад и ересь. Обобщать, Петя, вообще опасно. Ты ведь знаешь, как поступали с еретиками на Руси?

-- Сжигали, - подсказала Верочка. - Так что не ищи, Петя, приключений на свою голову.

-- Вот именно.

-- Ладно, - согласился Петя. - Других не буду называть. А нас всех можно?

-- Нас можно, - разрешил Лисенко. - От нас не убудет. Можешь называть нас всех баранами, кроме шефа, конечно.

-- Так вот, все мы с вами бараны! Кроме шефа.

-- Кто знает, может так оно и есть, - почти признал петино определение Лисенко.

А Геродот постепенно приходил в себя. Еще болела голова, еще подрагивали уставшие от напряжения мышцы, но уже ясно работала мысль: он проделал все-таки это опасное путешествие и остался живым. Насколько он знал, никто из баранов не совершал такого, никому из них не приходилось встречаться с подобными трудностями. Он был первым! Как Христофор Колумб, как Фернандо Магеллан, как Афанасий Никитин! Геродот, как и каждый нормальный баран, был немного тщеславен и с сожалением подумал о том, что ни одна овечка не видела его удивительного приключения. Но все еще было впереди. Жизнь, с которой он собирался уже проститься, продолжалась. Она была прекрасной, как сочная зеленая трава и удивительной как голубое небо. Геродот представил себе, как в долгие зимние вечера, удобно устроившись в центре родной кошары, он станет рассказывать о своей фантастической поездке баранам, и легенды об этом путешествии потомки будут передавать из отары в отару, из поколения в поколение.

18

Тайно от шефа студенты сожалели, что Геродоту не удалось удрать. Потому что успешная но не учитывавшая всех последствий коммерческая операция профессора внесла в спокойную, мирную и размеренную жизнь экспедиции некоторую нервозность, неопределенность и неуверенность в завтрашнем дне. О шашлыках, шурпе и других экзотических блюдах никто уже и не думал. Думали о том, что баран - это крест, который теперь приходится нести. Но крест никто нести не хотел, а крест в виде барана - тем более, поэтому студенты постоянно размышляли о том, как бы избавиться от него. Правда, разговоры на эту тему практического значения не имели: одни эмоции и беспочвенные мечты.

Принять решение о том, что делать с Геродотом должен был непосредственно сам профессор. Он был начальником экспедиции, распорядителем ее финансов и, как капитан на корабле, первым после Бога. Но профессор никаких решений не принимал и вел себя так, как будто проблемы барана и не существовало. Он, конечно, помнил, что экспедиция владеет головой мелкого рогатого скота и, не доверяя теперь уже никому, куда бы ни шел, непременно проходил мимо Геродота и проверял, крепко ли вбит в землю колышек, к которому привязана веревка. Но этим все участие шефа в судьбе Геродота и ограничивалось. По разговорам профессора и поступкам его нельзя было сделать вывод, что он озабочен бараньей проблемой. Студенты таким положением были недовольны. Ведь возиться со скотиной приходилось не ему, а им, даже Лисенко, несмотря на то, что он числился Правой рукой.

С тем же упорством, с которым студенты совсем недавно намекали профессору о необходимости приобретения настоящего мяса, они сейчас, при каждом удобном случае, старались напомнить ему о проблеме барана. Не в прямую о том, что пора кончать с этой рогатой скотиной. Настолько неделикатно говорить с профессором никто из них позволить себе не мог. Но и молчать они уже тоже не могли. Так что постоянно заводили разговор о различных роковых неприятностях, которые могут произойти с несчастным животным, рассчитывая, что напуганный шеф предпримет какие-нибудь радикальные меры.

Галя однажды вечером сообщила, что Геродот в этот день пить не стал и нос у него горячий. Так что он, возможно, заболел какой-то своей бараньей болезнью, от которой и копыта отбросить недолго. А как его лечить неизвестно.

Все заахали, лицемерно демонстрируя, как они обеспокоены здоровьем барана. А шефа это сообщение нисколько не напугало. Он только и сказал:

-- Да, да, такое иногда случается, знаете ли... Потом проходит... Чай у вас сегодня, Галина Сергеевна, замечательный. Налейте мне еще одну кружечку.

На другое утро Петя рассказал страшную историю о том, как ночью он вышел из палатки и увидел запутавшегося в веревке Геродота. Баран задыхался и хрипел предсмертным хрипом, но Петя буквально в последние секунды бараньей жизни распутал веревку и тем самым спас рогатое достояние экспедиции от преждевременной гибели.

И опять все охали и ахали.

Шеф же с аппетитом поедал вермишель. А история эта, в конечном итоге, обернулась против самого Пети.

-- Какое счастье, что тебе надо по ночам выходить из палатки, - простодушно обрадовалась Александра Федоровна. - Ты как, всегда в одно время выходишь, или в разное?

-- Да не выхожу я по ночам, - обиделся Петя.

-- Как же не выходишь, если вышел. И правильно делаешь. Если организм требует, надо выходить.

-- Ничего у меня организм не требует! - совсем уже рассердился Петя Маркин. - Это я выходил на звезды посмотреть. Ночь была звездная, понимаешь! Я хотел точно определить, где у нас север. А для этого надо было посмотреть на Большую Медведицу и найти Полярную звезду.

-- Он может от этого погибнуть, - заявила вдруг Александра Федоровна.

-- Петя? - прикинулась дурочкой Серафима. - От того, что он выходит по ночам чтобы м-м-м... посмотреть на Большую Медведицу? Нет, от этого не погибают.

-- Наш Геродот может погибнуть, - стала объяснять Александра Федоровна. - С Петей ничего не случится, это я и сама знаю. У меня Коленька тоже по ночам встает, на горшок просится, а он совершенно здоровый мальчик. Да и врачи говорят, что в определенном возрасте это совершенно нормальное явление и сдерживаться вредно. Петя правильно поступает.

-- Ну вас всех в болото, - не выдержал Петя. Он поднялся и хорошим шагом пошел к палатке. Но тут же вернулся, захватил с собой миску вермишели и теперь уже ушел окончательно.

-- Довели парня, - посочувствовала Галя.

-- Ничего, ему полезно, - возразила Серафима. - И аппетит он, как видишь, не потерял.

-- Что же делать будем? - спросила Верочка. - Его действительно нельзя по ночам оставлять одного. С ним может случится, что-нибудь нехорошее.

-- Надо установить возле Геродота ночное дежурство, - предложила Серафима. - Поставить бдительного часового и дать ему винтовку со штыком.

-- Почему со штыком? - заинтересовалась Александра Федоровна.

-- Не знаю, но у часовых всегда винтовка со штыком.

-- Нет у нас винтовки со штыком, - напомнила Верочка, - и без штыка тоже нет.

-- Это плохо, в экспедиции надо иметь винтовку со штыком, - Серафима с сожалением посмотрела на оставшуюся у нее в тарелке вермишель. - Ты, Галя, слишком много положила мне. Так много мучного есть нельзя. Надо ведь и о талии думать.

Лисенко о талии своей не заботился и с удовольствием ел, приготовленное Галей мучное, но за важным разговором следил внимательно.

-- Если ночью держать возле барана часового, - отметил он, - то потом придется освобождать его на целый день от работы. Если он всю ночь спать не будет, какой из него работник.

-- Да, да, нам работать надо, - поддержал его шеф, отдавая должное вкусной вермишели с говяжьей тушенкой. Рассказ Пети о предсмертных хрипах барана нисколько его не тронул.