Разумеется, люди до сих пор в него заходили. А что им оставалось делать? Центральная нервная система цивилизации уже больше века существовала внутри гордиева узла. Никто не стал бы выдергивать розетку из-за каких-то остриц.

Теперь некоторые из изначальных сигналов тревоги тащились через Водоворот с кишками, выпущенными наружу. Естественно, местная фауна уловила запах. Дежарден присвистнул сквозь зубы.

– Ты это видишь, Элис?

– Угу.

Когда-то давным-давно – то ли пять, то ли десять минут назад – нечто налетело на один из сигналов. Попыталось выкрасть информацию, проехаться на чужом горбу или просто захватить память, которую использовала программа. Не важно. Скорее всего, оно облажалось, пытаясь сымитировать код отключения, но в процессе сделало жертву слепой к любым сигналам, как разрешенным, так и всем остальным. Возможно, этим повреждения не ограничились.

Несчастный, изувеченный сигнал – раненый, одинокий, без всякой надежды на отклик, – натыкаясь на все подряд, плыл через Водоворот, все еще стремясь к своей цели. Эта часть программы по-прежнему работала. На первом же узле он воспроизвел себя вместе со всеми ранами и прочим барахлом. Первичные контакты, вторичные, третичные – каждый узел становился коленом в геометрической прогрессии воспроизведения.

К тому времени в окрестностях бродили тысячи мелких попрошаек, из сирен превратившихся в наживку. Проходя через каждый узел, они трезвонили, приглашая на обед всех встречных и поперечных: «порченые!», «беззащитные!», «файловое мясо!». Они будили каждого дремлющего паразита и хищника на расстоянии копирования, притягивая их, концентрируя вокруг себя убийц…

Сами по себе сигналы мало что значили. Они с самого начала были следствием ошибки, возникли из-за раздутой сверх меры описки. Но в узлах сидели миллионы других файлов, здоровых, полезных, и хотя они имели обычную встроенную защиту – в современном мире ничто не отправлялось в Водоворот без должной брони, – но многие ли смогут выдержать миллиарды различных атак от миллиарда голодных хищников, приплывших на аромат свежей крови?

– Элис, думаю, мне придется закрыть несколько узлов.

– Уже работаю над этим, – ответила она. – Разослала предупреждения. При условии, что те пробьются и их не порвут на куски, сигналы должны проникнуть внутрь через семьдесят секунд.

На схеме конус, окруженный клубящейся стаей акул, червем прокладывал путь к ядру.

Даже в лучшем случае без ущерба не обойдется – черт, некоторые вирусы как раз и специализировались на заражении файлов во время архивирования, – но оставалась надежда, что бо́льшая часть важной информации инкапсулируется к тому времени, как Ахилл рванет рубильник. Конечно, это не значило, что тысячи пользователей не обрушат не него проклятия, когда их сессии пойдут прахом.

– Твою же мать, – почти неслышно прошептала Джовелланос. – Кайфолом, отбой.

Дежарден переключился на низкое разрешение. Теперь он видел чуть ли не одну шестую Водоворота, сумятицу раскаленной логики, скрученную в три измерения.

На горизонте появился циклон. Он смерчем несся по дисплею со скоростью шестьдесят восемь узлов в секунду. Пузырь Цинциннати находился прямо у него на пути.

Буря, родившаяся из льда и воздуха. Буря, сконструированная из чистой информации. Если отбросить поверхностные детали, разве есть между ними хоть какая-то значимая разница?

По крайней мере одна. В Водовороте метеосистема могла пронестись по всему земному шару за четырнадцать минут.

Циклон начинается почти так же, как снаружи: зоны высокого давления, зоны низкого давления, столкновение. Несколько миллионов человек логинятся на узел, слишком загруженный, чтобы всех обслужить; или рой файловых пакетов, шаг за шагом вынюхивающих дорогу к мириадам целей, по воле случая оказался на слишком малом количестве серверов за раз. Часть вселенной останавливается намертво; все вокруг нее ползет со скрежетом.

Проходит слух: в соседнем пакете, узле 5213,– настоящий зверинец. Лучше идти через 5611, так намного быстрее. Тем временем рассерженная орда застрявших пользователей с омерзением выходит из сети. 5213 очищается, как озеро Восток.

5611, с другой стороны, неожиданно забивается насмерть. Эпицентр пробки смещается на 488 узлов влево, а буря поднимается и начинает движение.

Вот этот конкретный шторм собирался обрубить связь между Ахиллом и пузырем Цинциннати. И намеревался привести свой план в исполнение, согласно тактической раскладке, меньше чем через десять секунд.

Дежардену стало трудно дышать:

– Элис.

– Пятьдесят секунд, – отрапортовала та. – Восемьдесят процентов заискрят через пятьдесят…

«Вырубить узлы. Накормить рой. Или. Или».

– Сорок восемь… Сорок семь…

«Изоляция. Заражение. Или. Или».

Очевидный выбор. Ему не требовался даже Трип Вины, чтобы принять решение.

– Я не могу ждать, – сказал он.

Дежарден положил руки на пульт управления. Пальцами вбил команды, движением глаз очертил границы. Машины оценили его желание, заявили обязательный протест – «Ты же шутишь, а? Ты в этом уверен?» – а потом передали приказ по цепочке вниз.

Фрагмент Водоворота потух, крохотная клякса тьмы кровоподтеком расплылась в коллективном сознании. Дежарден даже успел разглядеть схлопывание, прежде чем буря запорошила снегом дисплей.

Он закрыл глаза. Конечно, это ничего не меняло: имплантаты проецировали одни и те же изображения в зону видимости независимо от того, закрыты веки или нет.

«Еще несколько лет. Еще несколько лет, и они установят умные гели на каждый узел, а акулы, актинии и трояны превратятся в дурное воспоминание. Еще пару лет. Они не устают обещать».

Этого до сих пор не произошло. И все даже замедлилось. Дежарден не знал почему. Он лишь с уверенностью статистика понимал, что сегодня убил несколько человек. Жертвы все еще ходили по Земле, разумеется – самолеты не упали с небес, сердца не остановились лишь из-за того, что Ахилл размазал пару терабайтов данных. Ничего столь важного на Водоворот больше не возлагалось.

Но даже старомодная экономика имела уязвимые точки. Информация исчезла, оборвались жизненно важные передачи. Промышленные тайны испортились или разрушились. Будут последствия: банкротства, потерянные контракты, люди придут домой, шатаясь от внезапной нищеты. Домашнее насилие и уровень самоубийств подскочат на месяц или два в сотнях районов, не связанных между собой географически, но находящихся в сорока или пятидесяти узлах от координатора Центральной больницы Цинциннати. Дежарден знал все о каскадных эффектах, спотыкался о них каждый рабочий день. Такого хватило бы, чтобы через какое-то время снесло крышу любому человеку.

К счастью, существовали лекарства и от этой напасти.

Проснувшись, она увидела перед собой воздушного монстра, зажавшего в челюстях какой-то металлолом. Чудовище закрывало полнеба.

Подъемные краны. Роторы. Рвущие и хватающие пасти, которые легко могли бы расчленить целый город. Разборочный арсенал, свисающий с огромного пузыря с высоким вакуумом; кожу между его ребрами всосало внутрь, будто плоть существа, изнуренного голодом.

Оно величаво пролетело мимо, не замечая насекомого, кричащего в его тени.

– Это ничего, мисс Кларк, – сказал кто-то. – Ему на нас наплевать.

Английский, с индийским акцентом. А за ним тихое журчание других слов, других языков. Спокойный электрический гул. Мерное кап-кап-кап полевого опреснителя.

Над ней склонилось изможденное загорелое лицо человека, пребывавшего где-то между средним и мафусаиловым возрастом. Кларк повернула голову. Вокруг рваным кругом стояли другие беженцы, на вид не такие исхудалые. Какие-то механические формы маячили на краю зрения.

День. Похоже, она вырубилась. Помнила, как давилась бурдой из циркулятора поздно ночью. Помнила, как в желудке кончилось хрупкое перемирие. Помнила, как рухнула на землю, как ее вырвало прямо на свежий песок едким месивом.