Теперь, когда Анна обратила внимание отца на состояние здоровья Николая, Ридан всполошился не на шутку. Он учинил Николаю строжайший медицинский осмотр.

В операционной были приведены в действие сложные ридановские аппараты. Они обвили своими гибкими щупальцами обнаженное тело, мягко прильнули к груди, к спине. Впервые в жизни Николай услышал биение собственного сердца и шум легких. Во много раз усиленные знакомыми ему приборами, эти таинственные звуки наполняли всю комнату, казались чужими и страшными. Ридан стоял неподвижно и слушал. Он понимал этот язык человеческого тела. Каждый отзвук, каждый шорох и тон говорили ему, как работает самый сложный в природе аппарат.

Потом какие-то оптические трубки уставились в глаза Николая. Они заглядывали внутрь глазного яблока, скользили по сетчатке. Ридан ощупывал, сжимал тело Николая, находил какие-то нервные узлы, щекотал его, ударял, царапал.

Профессор то восхищался, то озабоченно покачивал головой. Диагноз был в общем неутешителен.

— Ну и конституция! Я еще не встречал такого могучего организма, такой прочности конструкции. Но нервы крайне истощены. Переработали головой, Николай Арсентьевич, баланс нарушен. Голова требует отдыха, а тело — движения.

— Может быть заняться спортом? — иронически спросил Николай.

— Можно и спортом, но работу надо оставить, хотя бы на время. Иначе вам придется прекратить ее независимо от вашей воли.

Несколько минут длилось молчание. Ридан искал компромисса, понимая, что сейчас немыслимо заставить инженера бросить работу, и внутренне соглашаясь с ним.

— Вот что, — нашел он, наконец, — вам надо разгрузиться. Давайте поставим кого-нибудь из ваших техников на облучение. В конце концов, не так уж необходимо именно вам торчать целыми днями у генераторов.

— Нет, нет! — Николай как будто испугался. — Сейчас это невозможно, никак невозможно… У меня другое предложение: дайте мне еще три дня. Ничего не случится, я чувствую себя достаточно хорошо. А за это время у меня окончательно выяснится методика дальнейшего исследования.

Профессор нехотя согласился.

Николай был доволен собой, он удачно вывернулся из опасного положения. А главное, он не проговорился! Отдых… Ха!.. Интересно, как бы Ридан решился настаивать на передышке, если бы он знал, как обстоит дело…

Николай улизнул в свой кабинет, плотно запер за собой дверь и нетерпеливо склонился над большой чертежной доской. Еще вчера он нашел, наконец, этот «шаг волн». Сложные волнообразные кривые уже подчинялись закону: три математические формулы определяли их спады и взлеты на пятнистом от бесконечных стираний резинкой поле миллиметровки. Теперь оставалось проверить в последний раз.

Пользуясь найденными формулами, он прочертил еще несколько взмахов этих кривых, обозначающих колебания степени распада ткани, в зависимости от изменения волны, экспозиции, мощности. Так! Довольно. На этой вертикали указаны условия, при которых он облучал мясо два дня назад. По чертежу степень распада тут должна быть 68, 53 процента. Сегодня анализы готовы, вот результаты. Он раскрыл книгу ридановских записей и сразу привычным взглядом скользнул по последней графе, быстро закрыв от самого себя пальцами низ страницы. 68, 50… 68, 57… 68, 55… Верно. Верно! Потом раскрыл конец записи. Там косым ридановским почерком была выведена средняя из всей серии: 68, 53 процента.

Сердце усиленно билось. Он закурил, зажмурил глаза, откинулся в кресле. Всё это были акты насилия над собой, может быть, продиктованные слабостью, каким-то враждебным началом, незаметно и хитро поселившимся в нем. Хотелось другого: вскочить, двигаться, говорить. Черт возьми, ведь, собственно говоря, решена сложнейшая проблема, найден закон! Да, эти формулы кривых определяют закон… сохранения ткани. Профессор утверждает, что ткань, которая еще не начала разлагаться, может жить. Значит, закон сохранения жизни?! Есть закон сохранения энергии, сохранения материи. Закона сохранения жизни до сих пор не было…

Усилием воли Николай сдержал расходившиеся мысли. Ладно, это не его дело. Его задача скромнее: нужно консервировать мясо. И никакого «закона» пока еще нет, простая закономерность: при таких-то условиях облучения мясо через двое суток разлагается до такой-то степени. Вот и все. Нет, не все, черт возьми! Ведь теперь можно решить такую задачу: а при каких условиях степень распада будет равна нулю, то есть мясо вовсе не разложится?

Николай погрузился в вычисления. Это была сложная математическая работа, в которой приходилось оперировать отвлеченными величинами, не выражающими ни координат кривых, ни степени распада. То, что раньше предполагалось искать практической работой на генераторах, теперь Николай определял математикой. Он искал диапазон, в котором должны заключаться нужные условия.

Наконец вычисления были закончены. Николай укрепил на доске свежий лист миллиметровки и стал чертить…

…За дверью, в столовой, еще слышалось движение, изредка раздавались голоса. Это Анна и Наташа, как всегда в это время года, готовились к экзаменам. Николай поймал себя на том, что он, как школьник, старается работать тихо, чтобы не выдать своего бодрствования. Он усмехнулся, громко чиркнул спичкой, закуривая, потом встал, небрежно сдвинув кресло, со стуком распахнул окно.

Густые, темные уже и высокие побеги липы теперь напоминали лес, дремучий и сказочный, осыпанный мерцающими блестками росы.

В дверь осторожно постучали, и Николай открыл.

— Опять! — укоризненно произнесла Анна.

— Опять… — бессмысленно повторил Николай, думая о том что теперь он уже не в состоянии молчать о своей победе. — Бросьте, Анна Константиновна, заботиться обо мне. Идите сюда. Наташа тоже. — Он тихо прикрыл за ними дверь. — Ну, товарищи, победа! Я сейчас решил нашу задачу. Смотрите… Вот это — кривая распада в зависимости от изменения волны. Эта — от экспозиции. Третья — от мощности. Тут, смотрите, все три кривые пересекаются в одной точке. Она лежит на линии нулевого распада. Это узел таких условий облучения, при которых мясо не будет разлагаться! Завтра я настраиваю генератор по этим данным, а еще через два дня профессор получит пробирки из термостата с совершенно свежим мясом. Представляете, что будет, когда лаборанты перестанут находить распад? Никаких процентов! Ноль!

— А сейчас у вас сколько?

— Шестьдесят восемь с половиной.

— Значит, отец и не подозревает об этом?

— Нет конечно!

Они составили план действий. Профессор ничего не должен знать. Сюрприз будет неожиданным.

С этого дня события стали нарастать, нагромождаться одно на другое. Каждый день приносил что-нибудь новое. Тихий с виду ридановский особняк, всегда кипевший внутри напряженной жизнью, теперь был похож на котел, готовый взорваться от клокочущих в нем событий.

На другой день Николай с утра настроил один из генераторов на «узел условий». Пробирки пошли в термостат. Через день они будут взяты в лабораторию на анализ, и тогда… Вот тогда-то и произойдет взрыв!

Половину серии — обычную порцию пробирок для одного генератора — он облучил сам. Чтобы не возбуждать подозрений Ридана, нужно было пропустить еще такую же, потому что другой генератор уже был выключен. Николай поручил эту работу Ныркину, а сам перешел в свою электротехническую лабораторию, где монтировался большой «консерватор». Пока пробирки с сюрпризом будут выдерживаться в термостате, он решил закончить монтаж, чтобы потом, после окончательной проверки «узла условий», сразу приступить к облучению более крупных проб мяса и целых туш.

Чем удачнее шло дело, тем увлеченнее работал Николай. Создавая сушилку, он впервые стал организовывать работу других, руководить людьми, и теперь ему казалось, что нет предела количеству дел, которые можно совершить в любой срок… Он не замечал, что обилие людей, помогавших ему, не уменьшало забот: он продолжал сам проверять все, что делалось. Заботы все более густой паутиной оплетали его. Уходить от них он еще не умел.