Вскоре у меня появилась прекрасная возможность прибавить к первому впечатлению дальнейшие наблюдения. Когда поезд тронулся, он сел на откидное сиденье (или strapontin) прямо напротив моего купе. Почему он сел именно здесь, я не понимал, пока он не попытался проявить общительность и не завел разговор через коридор. Мое купе было предпоследним, а новому пассажиру дали соседнее купе. Со своего места ему был виден весь коридор до другого конца вагона, где находилось купе миссис Блэр и ее спутников.

Не могу сказать, что он мне понравился. Этот человек не производил приятного впечатления. Бледная, дряблая кожа, рыжие волосы, острая бородка, закрученные кверху усики, под ними бледные губы, тоже как будто приподнятые уголками вверх, казалось, он все время улыбается, а точнее усмехается, не доверяя и не веря ничему вокруг. Глаза у него были посажены так глубоко, что почти терялись за песочными ресницами в глубинах век, которые он к тому же все время слегка прищуривал, глядя на мир напряженным взглядом готового к прыжку хищника. Весь его внешний вид, беспокойные движения, написанная на лице скрытность – все казалось мне отталкивающим. Мне он был неприятен, и я отчетливо дал ему понять, что у меня нет желания с ним разговаривать.

Однако отделаться от него оказалось не так-то просто. Я был с ним холоден чуть ли не до грубости, я смотрел на него с пренебрежением, я не отвечал на его замечания и непрекращающиеся вопросы – ничто не выводило его из себя. Я уже готов был закрыть дверь перед его носом, но тут мне пришло в голову, что после этого он может пройти дальше по коридору и, обнаружив женщин, обратить свое грязное любопытство на них.

Я почувствовал, что лучше смириться с его неприятным обществом, чем позволить ему утомлять миссис Блэр беспардонной дерзостью.

То, что я не ошибся, стало очевидно сразу. Он достал коробку с сигарами и протянул мне с такой оскорбительной фамильярностью, что я не нашел ничего другого, кроме как бросить с вызовом:

– Здесь не курят. В том купе едут женщины.

– Женщины? Вот так новость. – Однако выражение его лица четко указало на то, что он об этом знал. – Женщины, значит. А сколько, позвольте узнать?

– Одна. С горничной и ребенком, – угрюмо ответил я.

– С ребенком, – повторил он. – Скажите, мсье, вы с ними знакомы? Можете описать?

– Ничего рассказывать вам о них я не буду. Что вы задумали? Для чего расспрашиваете? Сами узнавайте то, что вам нужно. – Дерзость наглеца меня возмутила.

– Черт возьми, а вы правы. Схожу спрошу, можно ли мне закурить. Вот сам все и узнаю. – Он быстро встал, и откидное сиденье с громким хлопком сложилось.

Звук этот заглушил жужжание электрического звонка, которым я вызвал проводника, перед тем как выскочил из купе и схватил незнакомца за руку.

– Никуда вы не пойдете! – решительно вскричал я. – Я вас сотру в порошок, если вы сделаете хотя бы шаг.

– А ну-ка отпустите меня! Кто вы такой, черт побери? И что вы несете? Уберите руки, или я их сам уберу.

Но он был слишком мягкотел и вял, чтобы противиться мне, поэтому я без труда оттащил его назад. Признаться, мысль о том, чтобы померяться с ним силами, даже доставила мне удовольствие.

Тут появился проводник.

– Что здесь происходит? Прекратите. Ругаться и драться запрещено.

– Значит, люди здесь должны вести себя прилично? – бросил я в ответ. – Тогда сделайте так, чтобы этот тип не нарушал покой ваших пассажиров.

– Я никого не трогал, – возразил он. – Вы ответите за это. Я ничего плохого не делал.

– Я за этим прослежу. Садитесь и не выходите отсюда. – С этими словами я чуть ли не силком втолкнул своего противника в его купе, и он, тяжело дыша, плюхнулся на бархатное сиденье. – Присматривайте за ним, – сказал я проводнику, который хотел возразить, но был успокоен парой пятифранковых монет. – Люди такого сорта так и норовят устроить неприятности, а мы обязаны позаботиться о дамах.

Сказав это, я увидел несколько взволнованное лицо миссис Блэр, выглянувшей из своего купе. В следующую секунду она вышла в коридор и направилась ко мне.

– Что случилось? Я слышала шум, раздраженные голоса, возню.

– В Амьене к нам подсел один невежа. Пришлось поучить его манерам. Я сказал ему, что здесь курить нельзя, и он хотел ворваться к вам, но я ему помешал. В несколько грубой форме.

– Где он? Здесь? – Она посмотрела в ту сторону, куда я ткнул большим пальцем, и заглянула в купе поверх моего плеча.

– Ах! – Невольное восклицание было полно боли и удивления, миссис Блэр в ужасе вскинула руками. – Это он! Тот человек, – задыхаясь, пролепетала она. – Он не должен меня видеть. Отпустите меня! Отпустите!

Но силы оставили ее, и, если бы не я, она упала бы на пол. Кое-как я провел ее до ее купе и передал горничной, которая осторожно приняла хозяйку и начала успокаивать ее. Эти две возможные сообщницы явно были очень близки: утонченная, хрупкая женщина, терзаемая внутренними противоречиями растревоженного сознания, полагалась на свою более сильную, более решительную компаньонку и зависела от нее.

– Что с вами, мадам? Ну, ну, не плачьте, – приговаривала горничная, нежно поглаживая ей руки.

– О Филпоттс, только представьте! Он здесь! Фальфани, этот… этот… вы знаете…

Разумеется, мне все тут же стало понятно. Тупица! Можно было сразу догадаться. Я-то ломал голову, пытаясь определить, кем является этот человек, и не увидел самого простого решения, несмотря на многочисленные очевидные признаки. Этот человек, естественно, был сыщиком, полицейским или частным агентом, и его грязным занятием (как видите, моя добропорядочность успела пострадать, и я, соблазненный, уже был близок к тому, чтобы переступить черту законности), его грязным занятием было преследование моей милой новой знакомой.

– Что теперь делать? – спросила миссис Блэр, нервно дрожа. – Я начинаю думать, что у нас ничего не получится. Мы потеряем наше сокровище. Его отнимут у нас.

– Вы не можете, не должны, не имеете права сейчас отступать, – с большим убеждением ответила горничная. – Нужно что-нибудь придумать, найти способ перехитрить этого Фальфани. У нас это получалось раньше и получится снова. В конце концов, он ничего не может нам сделать. Сейчас мы во Франции, а к утру будем в Швейцарии.

– Думаете, нам нужно ехать дальше? Может быть, лучше незаметно сойти с поезда на первой же станции и убежать?

– Он сделает то же самое. Он не выпустит нас из виду. Да и потом, что это даст? Будет только хуже. Если сойти с поезда, мы окажемся в его власти. Нам все равно нужно двигаться вперед. Мы должны дойти до конца, до самого конца. Иначе не стоило и начинать.

– Если он будет следить за нами, то все узнает. Мы не сможем этого скрыть от него, не сможем скрыть, где мы его взяли. Не сможем его сохранить, они придут и отнимут его у нас. – И она истерически зарыдала. – Я не вижу выхода. Кругом темнота, черная ночь. Я… я жалею…

– Что затеяли все это? – быстро спросила горничная, и я услышал легкую насмешку в ее тоне, которая, впрочем, заставила ее упавшую духом компаньонку собраться.

– Нет, нет, нет. Я не жалею и никогда не буду жалеть. Я намеренно пошла на это, понимая, какую цену придется заплатить, и она будет заплачена, чего бы мне это ни стоило. Не сожаление меня мучает, а страх потерпеть неудачу, когда успех так близко.

– У нас все получится. Не унывайте, моя красавица. – Горничная любовно похлопала ее по щеке. – Мы найдем выход. Быть может, этот джентльмен, полковник, нам поможет.

– Поможете? – Кто смог бы устоять перед ее слабым голосом, перед ее сияющими глазами? Если бы у меня еще оставались какие-то сомнения, они испарились.

– Все, что в моих силах, будет сделано без колебаний и промедлений, – серьезно заявил я, думая не о последствиях, а о том, как бы снова прикоснуться к ее руке и добиться ее искренней благодарности. Понимал ли я, что иду на сделку с совестью?