Зинаида Ефимовна показывает шпалеры ягодных и декоративных кустарников на полях бывшей сельскохозяйственной станции. Когда-то она сажала их почти украдкой. Теперь тут цветет и плодоносит целая коллекция смородин и шиповников, жимолость, желтая акация, барбарис, крыжовник, стелющаяся по земле песчаная вишня, рябинники, дикая венгерская сирень.

Длинный день, обилие солнца и летнего тепла в Якутской впадине помогают им цвести и хорошо плодоносить. Однако сухость, засоленность почвы, близость вечной мерзлоты создают своеобразные трудности. Среднегодовых осадков в окрестностях Якутска выпадает всего сто восемьдесят восемь миллиметров, как в полупустыне. Помогает бороться с сухостью… мерзлота. Кровля ее оттаивает летом, насыщая почву влагой.

Хорошо чувствуют себя здесь степные пришельцы — вяз мелколистный, ясень маньчжурский. Якутский сад получает семена из сорока шести зарубежных стран. Их заботливо высевают на полях, и многие из них осваиваются на якутской земле.

Ежегодно в разные концы Якутии отправляются экспедиции Ботанического сада. «Охотники за растениями» привозят и высаживают на опытные поля «дикарей», приспособленных к местным условиям. Некоторые из них войдут после испытания в декоративные посадки или на плантации нужных человеку растений. Невольно вспоминаются романтические экспедиции мировых ботанических садов за хинным деревом, каучуконосами, женьшенем.

— Вот полюбуйтесь — прирученный дикарь, — Зинаида Ефимовна указывает на грядку, засаженную незнакомым растением с большими мясистыми листьями и корневищами, — якутский ревень — полезнейший вид. Мы нашли его на Алдане…

Известный археолог А. Окладников обнаружил в архивах два документа XVII столетия о поисках ревеня в Якутии. По указу Петра I воевода Арсеньев в 1697 году организовал розыск ревеня в Якутии. Специальная команда якутских казаков отыскала ревень на Учуре, притоке Алдана, и доставила в Якутск десять пудов сушеного корня. Заготовленный с невероятными трудностями ревень был отправлен в Москву. Потом о нем забыли. Мы отправились по следам казаков. Нашли ревень и научились выращивать его на плантациях.

Рассказываю Зинаиде Ефимовне, что на островах Омолона я однажды нашел черную смородину с невероятно крупными ягодами, но без запаха и шиповник с прозрачными, сочными, сладкими ягодами.

— Милости просим, — улыбается «хозяйка Зеленой горы», — приезжайте к нам после путешествия — отправим в экспедицию на Омолон за чудесными ягодами. Привезете нам семена, черенки.

Совсем еще юный сад на вечной мерзлоте осаждают экскурсии школьников. Студенты Якутского университета проходят здесь полезнейшую практику. Семена испытанных ягодно-декоративных кустарников и цветов отправляются на пришкольные участки и любителям садоводства по всей Якутии.

Целый день ходим среди пестрых зарослей. Чего только не растет на якутской земле!

В одной книге, посвященной Якутску, автор, патриот своего края, мечтал превратить город вечной мерзлоты в цветущий сад…

— Возможно ли это?

— Все возможно, — сказала Зинаида Ефимовна. — И не в вечной мерзлоте или в плохой почве города тут дело…

— Нет денег?

— И деньги есть: средства на благоустройство столицы республики отпускаются большие.

— Сухость климата мешает? Но ведь даже в южной степи… Зинаида Ефимовна рассмеялась.

— Руки приложить надо. Тысячи заботливых рук. В городе — филиал Академии наук, Институт мерзлотоведения, Сельскохозяйственный институт, Якутский университет, армия специалистов — мерзлотников, почвоведов, агрохимиков, агрономов, геоморфологов, мелиораторов, архитекторов. Каждое учреждение озеленяет свой участок, жильцы — свой двор, горкоммунхоз — скверы и площади. Мы саженцами, семенами снабжать будем. Якутск станет филиалом Ботанического сада!

На дорожке среди, клумб появилась якутская семья. Молодая женщина шла с охапкой цветов, погрузив смуглое лицо в душистый сноп. За ней шествовали два малыша с черными, словно обугленными, головенками. Они то и дело присаживались на корточки перед газонами и осторожно трогали яркие венчики цветов малюсенькими коричневыми пальчиками.

Домой мы вернулись к вечеру. Николай только что пришел с работы, загнал домой свое одичавшее потомство, и кормил детей супом. Они поглощали все, что им давали. Маленькие бродяги, исцарапанные и шершавые, не страдали отсутствием аппетита.

— Жаль, не могу отправиться с вами в маршрут, друзья, этих дикарят надо везти к бабушке. Сегодня взял билеты на московский самолет.

Снова наши дороги расходятся. Мы тоже взяли билеты на самолет, но улетаем дальше на Север, за Верхоянский хребет, в Батагай. В нашем распоряжении остается еще один день в Якутске, и Николай посоветовал познакомиться с Габышевым, директором Якутского музея изобразительных искусств.

— С Габышевыми, — сказал он, — связан целый пласт якутской культуры. Вас эта история заинтересует…

Музей изобразительных искусств оказался закрытым на ремонт. Улица перед ним дымилась — ее заливали асфальтом. С Львом Михайловичем Габышевым познакомились во дворе музея. Он привел нас в свой кабинет, похожий на антикварную лавку. Высоколобый, широколицый, в роговых очках, Лев Михайлович выкладывал на письменный стол вещицы, вырезанные из кости, рукописи, пожелтевшие книги, кипы фотографий, альбомы, расставлял холсты с потемневшими красками и говорил, говорил, говорил.

Перед нами открывался удивительный мир.

Искусствовед и художник, ученик академика Бакшеева, Габышев изучил якутское искусство, собрал в музее редчайшую коллекцию резной кости и заканчивает монографию «Якутская резьба по кости». Увлекается он и местным орнаментом. Но уже издана Йохансоном капитальная монография по якутскому орнаменту, называется она «Из глубин Азии». Поэтому все свои усилия в свободное время Лев Михайлович отдает резьбе по кости, древнейшему искусству якутского народа.

Он разложил на столе, веером, великолепные фотографии работ старых и новых якутских мастеров.

— Оригиналы увидите на обратном пути. Якутска вам не миновать — сюда ведут все пути, как в древний Рим… Кое-что покажу сейчас. — Он отпер кованый ларец, осторожно вытащил и поставил на стол костяную шкатулку тончайшей резьбы. — XVIII век… мне ее принесли недавно. Я чуть не упал с кресла, когда увидел ее. А вот работы Петра Пестерева.

Перед нами лежали охотничьи ножи в ножнах, инкрустированных костью, с мордами невиданных зверей вместо рукояток. Мамонтовая кость — излюбленный материал якутских косторезов. Этот мастер живет на Новосибирских островах. Там найдены целые кладбища костей вымерших доисторических животных, они поражают воображение художника.

Откуда-то из темного угла Габышев извлек холсты в потемневших бронзовых рамах.

— Уникум… — тихо сказал он, сдвинув очки на выпуклый лоб, — первый профессиональный якутский художник. Вот этот убеленный сединами господин с бронзовой медалью на ленте — якутский купец Шилов-старший; благочинная женщина в расписной шали на втором портрете — супруга купца, а этот розовощекий молодой человек с книгами и счетами — наследник, Шилов-младший.

Посмотрите, какая зрелая, самобытная кисть! Портреты выполнены в традициях лучших русских живописцев конца XVIII — начала XIX века. К сожалению, имя художника еще не разгадано. Несомненно только, что это местный якутский художник. Послушайте, что пишет Николай Щукин в своей книге «Поездка в Якутск», изданной в 1835 году: «Вообще о якутах можно сказать, что они чрезвычайно остры, переимчивы, склонны к художествам.

Между ними был даже один живописец, работа которого видна и теперь во многих домах и церквах».

Известный полярный путешественник Ф. П. Врангель, проезжавший через Якутск, удивлялся мастерству якутских резчиков по дереву и живописцам, писавшим иконы и росписи в храмах. Все три портрета написаны яичной темперой — красками церковных росписей. На портрете Шилова-младшего указана дата — 1814 год, от подписи художника сохранилось «Михайло…», а дальше неразборчиво. На перстне Шилова-старшего монограмма из трех букв — В. П. М. Может быть, это инициалы художника? Если это так, имя первого якутского живописца В. П. Михайлов. Эта фамилия распространена в бывшем Западно-Кангаласском улусе Якутии.