— Каррина? — они понимали друг друга с полуслова.

— Схаркр.

— Убит?

Каррина уже стояла полностью одетая, с длинным кинжалом на поясе.

— Амулет. Его амулет. Я почувствовала…

— Куда?

— К Забытому Богу. Он ближе всех.

Мужчина уже был одет и согласно кивнул головой. Они молча вышли из комнаты и, накинув плащи, вышли из дома. Ночь стояла лунная, тянулись длинные тени, слышались шорохи и возня в углах двора. Где-то лаяли собаки, перекликались люди на улицах вдалеке, пахло дымом и пылью. Мужчина и женщина быстро дошли до калитки храма, не встретив никого по пути. Те, кто их видели, спешили спрятаться в тень — слишком хорошо знали в городе мечника Герхарка и его жену Каррину, — чтобы попытаться напасть на них, надо было быть полными идиотами. Мало того, что порядок в городе поддерживался неукоснительный и стража была дисциплинирована, но эта пара была еще известна и тем, что раньше оба были наемниками, сражались в одном отряде и привычек своих не прогуляли, а даже и наоборот — школа Герхарка была известна в королевстве, а Каррина не осела на кухне, а вела в школе занятия и постоянно тренировалась вместе с мужем.

Проскользнув в низкую калитку, Каррина дернула дверь храма и вошла в полутемное помещение со сводчатым потолком, освещаемое лишь скудным пламенем лампад. Жрецы предпочитали заливать масло в лампады, но не ставить магические световые шары. У дальней стены, на небольшом постаменте, стояла статуя Забытого Бога — фигура, полностью закутанная в плащ и с капюшоном, закрывавшим голову. Женщина упала на колени перед статуей и закрыла глаза.

— Прошу тебя, не оставь своей милости, я так редко о чем-то просила богов…Я пришла к тебе, потому что время уходит, а я боюсь не успеть…Где-то умирает мой сын, я только мать, я не маг, я хочу помочь ему выжить, чего бы мне этого не стоило… Обращаюсь к тебе, ты помогаешь тем, кто не знает, к кому обратиться или забыл, потеряв свой путь…ты можешь направить мою просьбу тем богам, которые помогут, я не знаю, кто из них был последний, смотревший на моего сына, но я заклинаю тебя, помоги вернуть его сюда, выведи его из-за Грани…неужели его путь окончен, я умоляю тебя, я мать, я согласна на любые твои условия и клянусь, что приму их безропотно, только помоги моему сыну…

Она то шептала слова молитвы, глядя на складки плаща перед собой, то продолжала молиться молча, прислонившись лбом к статуе, потом замирала, уносясь мыслями к своему сыну и не чувствуя проходящего времени. Настал день, в храм вошел жрец в традиционной серой накидке, посмотрел на Каррину и встал на колени рядом с ней, закрыв глаза и сложив руки в молитвенном жесте. Помолился и вышел на храмовый двор, залитый солнцем.

— Это ваша жена в храме? — обратился жрец к высокому крупному черноволосому мужчине, сидевшему у стены. На скрещенных ногах сидевшего лежал меч, прижатый мощными руками. — Кто?

— Сын. — Мужчина открыл чуть раскосые черные глаза и тяжело посмотрел на жреца. — Он далеко отсюда.

— Для богов нет расстояний. Надо только чтобы они услышали и они помогут. Но они могут запросить плату за свою помощь и никогда не знаешь, какова будет цена.

— Цена за жизнь? Разве она может быть слишком велика? — в низком хриплом голосе послышалось удивление. — Я был наемником и знаю цену жизни не понаслышке. И моя жена тоже.

— А, Герхарк, как же я тебя сразу не узнал! — жрец потер глаза сухой ладонью и наклонил к сидевшему бритую голову. — Давно я тебя не видел, да и Каррину тоже. Раз сегодня вы тут, значит, Забытый Бог жив и должен помочь. Он помогает всем расам, кто разумен для общения с ним, ибо все разумные только называют богов по-разному, но суть есть одна у всех. Обратись, как считаешь нужным, и твое обращение будет услышано, даже если ты не скажешь ни слова, лишь бы было искренним. Твоя раса не молится, как люди, но разве это имеет какое-то значение, когда речь идет о жизни дорогого тебе существа?

Герхарк согласно кивнул головой, легко поднялся на ноги и пошел в центр храмового двора к небольшому обелиску из темного камня. Снял с себя всю одежду, оставшись только в тонких штанах до колен и сел в позе лотоса лицом на восход у подножия, потом выпрямил спину и, чуть запрокинув голову назад, закрыл глаза. Волосы, стянутые на затылке в хвост длиной до плеч, легко коснулись каменной грани. Он был готов для обращения к Богам.

К концу дня Каррина уже не могла стоять на коленях, ноги у нее подогнулись и она села на них, обведя заторможенным взглядом обстановку храма. Амулет сына оставался ледяным, но не пронзал больше холодом ее ладонь и она сочла это хорошим признаком. Зажав его в кулаке, она прижала подвеску к губам, будто пытаясь вдохнуть в него жизнь.

К середине ночи она не могла уже больше сидеть и не падала только потому, что уперлась лбом в пьедестал статуи Забытого Бога. Амулет она держала в сжатых руках, прижав их к груди. Жрец подошел к статуе и, глянув на Каррину, опустился на пол рядом с ней. Две фигуры терялись в сумраке помещения, неподвижный силуэт мужчины у обелиска был хорошо виден посреди двора. Было очень тихо, даже листва не шелестела от ночного ветерка, никто не возился в углу, где в обычное время можно было заметить юрких мышей. Чистое ночное небо было усыпано яркими звездами, перемигивающимися друг с другом. Уже начинало светать и небо стало приобретать голубизну на крае крыш, как падающая звезда вдруг натолкнулась на другую, поднимающуюся в небо…получился яркий огонек, который чья-то темная рука, видимая лишь единицам в этом мире, легонько подтолкнула в направлении, ведомом только ей…огонек чуть подумал…рука незримыми пальцами ускорила его движение и пропала, развеянная первыми рождающимися отблесками солнечных лучей…

Перед самым рассветом, когда небо уже становится светлым с одной стороны и вот-вот должно показаться солнце, Каррина медленно сползла вниз и коснулась лбом каменного пола. Она уже давно отключилась от всего мира, сосредоточившись только на мысли о сыне…без слов, на том уровне, который связывает только мать и ее ребенка… холод амулета в ее сжатых руках ощущался настолько постоянным, что Каррина даже не сразу поняла, что в ладонях у нее уже нет маленького кусочка холода, что он пропал и вместо него идет легкая пульсация живого тепла, в такт биению сердца. Оно билось сперва редко, потом все чаще и чаще и Каррина никак не могла поверить, что это ей не кажется и она боялась разжать руки, чтобы не спугнуть это тепло. Она скрюченной рукой прижала амулет к шее, потом к щеке, удостоверившись в своих ощущениях, слезы текли по щекам и капали на пол, а она счастливо улыбалась, потому что это огромное счастье знать, что твой сын жив!

Женщина захрипела и повалилась набок, жрец кинулся к ней и застыл, увидев счастливое лицо, залитое слезами. Осторожно нагнувшись, он положил ладонь ей на лоб, подержал и вышел во двор к рождающемуся новому дню.

— Герхарк, Боги услышали вас. Твоя жена лежит в храме, ты можешь забрать ее, — шаркая ногами по остывшему камню, старый жрец пошел прочь. — Боги не сказали, какова плата?

Герхарк покачал головой, когда настанет момент расплаты, он будет готов заплатить, а сейчас…сейчас надо было забирать жену и восстанавливать ее силы. Все остальное потом. Быстро и бесшумно он подхватил Каррину на руки, накинув на нее плащ, только прядка белых волос упала из складки и висела, колеблясь в такт его широким шагам. Население города еще спало и никто не видел, как он вышел из храма, миновал жилые кварталы и скрылся за калиткой своего дома. Только когда он положил на постель жену и, перемахивая через несколько ступенек, легко слетел вниз, по всему дому раздался его зычный рев:

— Торрик! Уркхарт! Живо сюда, где вы запропастились! — в доме моментально ожили голоса, уже слышался шум шагов и бряцание оружия. — Торрик, бегом к мэтру Андориусу, скажи, что леди Каррина едва жива и очень слаба! Уркхарт! Марш к Лендину, пусть спешит сюда со своими чудодейственными настойками, да поживее! Айхара, где ты, паршивка, когда твоей матери плохо? Бегом к ней, пока я тебя не вытащил сам за волосы!