— Ну, что же вы скажете? — нахмурился Цой Шан У.
Я, чуть не плача, признался:
— Правда, товарищи выпили… Лишнего выпили. Сознаем! Это две бутылки в столовой натолкнули нас, а так бы нам и в голову не пришло бы… Просим на первый раз… Даем слово, что больше такого не допустим. И в учебе постараемся.
Цой Шан У, довольный, переглянулся с Пальмбахом. Придал лицу суровость и строго произнес:
— Ладно! На первый раз простим, учитывая ваше обещание. Но если заметим еще, поставим вопрос об исключении. Поняли?
— Поняли!
— Идите.
Это «событие» было в самом деле первым и последним. За все годы учебы в КУТВе ни мне, ни оставшимся в университете друзьям-тувинцам не пришлось больше быть в роли «подсудимых».
Глава 4
Студент
— Занятия начинаются завтра в восемь утра в четвертом доме у Петровских ворот, — объявил заведующий учебной частью Кучумов. — Не опаздывать!
Четырехэтажный кирпичный дом — квадратом, с площадкой-двориком внутри. Помещение приготовлено на славу: все блестит! В классе, отведенном для нашей группы, стояли черные лакированные столы — каждый для двух студентов. На стенах висели портреты Маркса, Энгельса, Ленина и Калинина. На черной доске — географические карты (теперь мы уже знали, что это за раскрашенная бумага!).
Распахнулась дверь, и в класс вошли пять или шесть человек во главе с Кучумовым. Мы встали.
— Несколько слов, прежде чем начнем работать, — сказал завуч. — Значит, здесь у вас слушатели из Монголии и Тувы? Так? Поскольку уровень знании у товарищей низкий, руководство КУТВа решило первый год вести у вас подготовительный курс. Понятно? А теперь я вам представлю преподавателей. Русским языком будете заниматься с Александром Адольфовичем. Он вел у вас занятия на даче. Все его знаете?
— Знаем! Знаем! — дружно откликнулся класс.
— Софья Владимировна Базанова — преподаватель географии.
Среди педагогов была только одна женщина — средних лет, с резко выделявшимися в черных волосах седыми прядями.
Все взоры устремились на нее.
— Преподавателем математики к вам назначен товарищ Хасанов, — продолжал Кучумов. — Гумер Хасанов.
Познакомились и с Хасановым — высоким, пожилым, с маленькими глазками и рыхлым животом.
— Ну, а Василия Ивановича, наверное, представлять не надо?
Преподавателя-то физкультуры?!
— Знакомый! — громко крикнул Элдеп-Очур и ткнул меня кулаком в бок. — На Черное море вместе ездили.
Мы зааплодировали.
— Тихо! — успокоил Кучумов. — В первом полугодии у вас будут только эти предметы. Теперь надо выбрать старосту группы. Какие будут предложения?
— Старостой — Элдеп-Очура, а заместителем — Току! — вскочил Шагдыр.
Других предложений не поступило…
В коридоре бурно обсуждали программу, говорили об учителях.
— Ничему не научимся, — заворчал Чамыян, — пустое это дело!
— Что мы, в Москву ехали в мячик играть? — поддержал его Анай-оол. — Физ-куль-ту-ра!
— Не увидев воды, не снимай сапоги, — напомнил им пословицу Монге. — Пошли в класс!
Первый день для нас, «необъезженных», был особенно интересен. Занятия с Александром Адольфовичем на даче были просто товарищескими беседами. К тому же у Пальмбаха был более чем своеобразный метод преподавания. Он не только хотел как можно скорее научить нас русскому языку, но и сам попутно учил тувинский. Когда мы занимались с башкы Александром, посторонний человек мог бы принять нас за полоумных. Пальмбах то становился на четвереньки и мычал, то хлопал руками и кукарекал, то мяукал по-кошачьи… Понимали мы друг друга великолепно, слова запоминали сразу. Было шумно и весело.
А тут…
Софья Владимировна села за столик, раскрыла журнал и начала перекличку:
— Шилаа… Элдеп-Очур… Янчимаа…
Каждый вскакивал. Софья Владимировна, чуть щуря глаза, внимательно оглядывала вызванного и тихо произносила:
— Садитесь.
Познакомившись с группой, она взяла указку и подошла к картам:
— Начнем с вами изучать географию…
Софья Владимировна неторопливо рассказывала, что это за наука такая — география, что собой представляет Земля, какую она имеет форму, показывала материки и океаны. Она называла страны, объясняла, где какой народ живет, что такое расы и национальности…
Я позабыл о времени. Светлели мои глаза: перед нами раскрывался огромный мир, в котором я жил и о котором до этой минуты ровным счетом ничего не знал. Какая же это умная наука — география!.. Я и не заметил, когда, в какое мгновение мне стало все, о чем говорила Софья Владимировна, ясным и понятным настолько, будто оно было известно мне всегда, всю жизнь. Эта женщина с внимательными и добрыми глазами каждым словом убеждала и меня и моих товарищей: «Вы же все это давным-давно знаете! Ведь правда?»
Мы сразу полюбили Софью Владимировну, ждали каждого ее урока и очень беспокоились и скучали, если почему-либо она не приходила. Мы привязались к ней еще и потому, что Софья Владимировна не оставляла без внимания любой наш вопрос и всегда приходила на помощь. Да что говорить! Мы от нее узнали так много о Туве и Монголии, будто это она жила там, а не мы.
На одном из ее первых занятий ребята зашумели.
— В чем дело? — забеспокоилась Софья Владимировна.
— Плохо понимают, — объяснил я.
— Это дело серьезное. Как же нам быть? — она присела за столик, подумала. — Устраивайся-ка, Тока, рядом со мной.
Я перетащил свой стул к ее столику.
— То, о чем я сейчас говорила, ты понял?
— Понял.
— Вот и расскажи все товарищам.
Смутившись, кое-как пересказывал я ребятам «концы» и «края».
— Не все сказал! — заявили они.
Я виновато посмотрел на преподавательницу.
— Ничего, — успокоила она. — Уладим.
Со следующего занятия Софья Владимировна ввела новый метод. Простыми словами, короткими предложениями, медленно рассказывала она новый материал, а я переводил — слово за словом, фразу за фразой, стараясь ничего не пропустить. И дело пошло.
* * *
Как-то после уроков меня вызвали к ректору.
Не без страха я отправился к нему: такого еще не было, чтобы студента потребовал сам ректор КУТВа!
Что же я натворил?
Принял меня не ректор, а заведующий особым сектором и заместитель секретаря парткома Леонид Дмитриевич Покровский. Встретил с улыбкой. От сердца отлегло. Значит, ничего страшного не случилось.
Покровский пригладил маленькие усики, побарабанил пальцами по столу и сказал:
— В связи с празднованием Первого мая мы решили отправить тебя, товарищ Тока, в город Иваново. Будешь приветствовать ивановских ткачих от имени кутвян. Как ты смотришь на это?
— Не знаю.
— Ну-у! — укоризненно протянул Леонид Дмитриевич. — Это, брат, почетное поручение. Иваново — город ткачей. Первое место в СССР занимает по производству тканей. Вот ты и выступишь у них в День международной пролетарской солидарности как представитель тувинского народа. На торжественном заседании или на митинге — там договоритесь. Понимаешь теперь?
— А как туда добираться?
Покровский развел руками.
— За пять тысяч километров из Тувы в Москву приехал, а тут всей дороги десять часов! На поезде доберешься. На поезде.
— Ладно, — вздохнул я.
В двенадцать ночи на Казанско-Рязанском вокзале отыскал нужный поезд, сел в жесткий вагон и сразу задремал. Пытался бороться со сном, клевал носом, таращил глаза, но очнулся только от громкого голоса:
— Гражданин! Гражданин! Иваново!
Ничего не соображая, вскочил, взял маленький картонный чемоданчик и выскочил на платформу. Куда же теперь?
Вдоль поезда, от вагона к вагону, шел мужчина в полушубке и черном картузе. Остановился возле меня, оглядел.
— Вы, наверно, Токио, который из Москвы?
