Пока я убирала пустые кружки, Ганс уже допил свое пиво и переключился на чужаков. Как ни странно, они быстро нашли общий язык, все уселись за один стол и потребовали еще по кружке, причем пришлые попросили еще еды уже совсем без первоначальных воплей. К концу вечера они уже пьяно обнимались с конопатым, хлопали друг друга по спине и были друзья навек. Бугаи у окна удостоверились, что чужаки ведут себя смирно, ущерба трактиру не предвидится и перестали за ними следить, как и я. Мало ли в город приходит новых людей? Ганс упился вусмерть и его новые друзья понесли его на улицу, а дружок показывал им дорогу, то и дело заваливаясь набок. Я проводила их взглядом — пили вроде вместе, а вот поди ж ты, двое лежат, а этим хоть бы хны. Но это не мое дело, мне пора убирать и мыть посуду.
Когда в трактире на следующий вечер опять появились чужаки, занявшие тот же столик, что и накануне, я совершенно не удивилась. Многие так приходили сюда потолковать о делах, находили тут нужных людей и для них трактир служил своеобразным клубом. Они попросили еды и пива, и сидели, лениво рассматривая зал. Ввалился Ганс и подсел к ним, как к старым знакомым и они потребовали большую кружку пива для него. Так и есть, конопатый им что-то устроил, как и мне когда-то Мартин, вот они с ним и расплачиваются! Кружку я принесла, а один из чужаков уставился на меня, нагло рассматривая в упор. Но за просмотр денег не берут, я ушла, неся на спине отпечаток его интереса. Мужики как мужики, только уж какие-то одинаковые, то ли взгляды у них похожие, то ли повадки… Ну да это тоже не мое дело, на то хозяин есть и бугаи у окна. Сегодня в трактир решил придти и Готлиб Мейер, по-видимому, уставший обижаться на строптивую служанку. Он посидел за столом с одним из посетителей, подошел к хромому Гансу и поговорил с ним, а потом вышел из трактира.
— Марта, — окликнул меня хозяин спустя некоторое время после ухода Готлиба. — Сходи-ка на задний двор, там с тобой герр Мейер хочет поговорить.
«Задним двором» в заведении хромого Ганса назывался небольшой садик, примыкающий к трактиру. Днем там любила сидеть фрау Линда, делавшая какую-нибудь рукодельную работу, а вечером там встречались парочки, не желающие, чтобы об их встречах знали другие. Интересно, чего это Готлиб такой таинственный стал? Раньше так не стеснялся днем со мной по Гедерсбургу ходить, а тут в этот садик позвал. Лично мне бояться нечего, а Мейер не из тех, кто полезет задирать в темноте юбку и выкручивать руки. Кивнув хромому Гансу, я собрала кружки со столов, принесла полные и выскочила за двери.
Дойти до калитки, ведущей в садик, было недолго — подобрав подол юбки, я смело шагнула в полутьму, окликая мужской силуэт впереди.
— Герр Мейер?
— Фройен Марта, — откликнулся он, — я попросил вашего хозяина отпустить вас для разговора со мной. Прежде всего я бы хотел принести вам свои извинения за то, что так настойчиво разговаривал с вами в последний раз…вы имели полное право не отвечать мне о своем прошлом… Вы пришли сюда издалека и у вас могут быть свои причины для того, чтобы не рассказывать всем о себе. Я долго думал над тем, как мы расстались и решил, что будет нелишним все же поговорить с вами.
— Прямо сейчас? — удивилась я. — А почему не днем, когда для этого есть больше времени?
— Да, — заторопился он, — конечно, днем тоже можно поговорить, но я сегодня пришел сюда, увидел вас и решил, что не надо откладывать на завтра то, что я решил сделать сегодня. Вы понимаете меня, фройен Марта?
— Что не надо откладывать дела на завтра, понимаю, а почему нельзя было переговорить днем — нет. Вы уж поясните мне это, герр Мейер…
Внезапно сзади раздался шорох и скрип песка под чьими-то ногами. Нас подслушивают? Но кто это может быть?
— Фройен Марта, — он подошел ближе, и в лунном свете я хорошо видела его лицо. — Послушайте…
— Т-с-с, — прошептала я. — По-моему нас подслушивают…
В этот момент сзади меня обхватили одной рукой, а второй зажали рот с такой силой, что невозможно было даже шевельнуться.
— Тихо, а то придушу ненароком, — приказал шепот в ухо. — Поняла? Вот и умница…
Готлиб вытаращил глаза, глядя на происходящее, но из-за нашей спины выступил второй мужской силуэт и щелкнул ножом у пояса, вытащив его наполовину из ножен.
— Молчать. Тихо. Одно слово и ты… — он еще раз продемонстрировал нож и Мейер застыл, как вкопанный, тяжело дыша. — Кто эта женщина, ты знаешь ее?
— Д-да… М-марта… она с-служанка у хромого Г-ганса… — запинаясь, выдавил Готлиб.
— Это мы уже знаем и без тебя, — произнес голос у меня над ухом. — Ты больше не знаешь ее, понял?
— Что? — Мейер дернулся вперед, но перед глазами у него мелькнуло лезвие ножа и он отшатнулся, побледнев и осунувшись от страха. — Да-да, я не знаю ее…не знаю…
— Повернись и иди в тот угол, — приказал ему второй. — Стой там, дернешься — убью. Нож я метаю на звук. Пошел!
Готлиб на деревянных ногах ушел в темноту и затих там, а второй обратился к первому.
— Ну? Ты уверен?
— Уверен, это она.
Я попыталась дернуться, но луна полетела вниз и стало совершенно темно…
Я купалась в море и оно качало меня на волнах, только болела голова и почему-то в воде все скрипело. Равномерно так поскрипывало, скр-шш, скр-шш, скр-шш… Что это такое с головой, я же пиво у хромого Ганса не пью! Пощупать голову не удалось по причине того, что никак было не поднять руки. Повозившись, я разлепила глаза — прямо перед носом было что-то деревянное, под щекой кололось, а руки…ох ты ж мать твою! Руки были связаны сзади! Черт побери, что произошло? И где это я?
Перевернувшись на спину, над головой увидела полукруглый потолок, колеблющийся при тряске. Везут…кто и куда? Так, стоп, вчера я работала у хромого Ганса, потом пришел Мейер и позвал меня поговорить в садик, там… вспомнила! Двое подкрались, один держал меня, второй прогнал Готлиба. Ну, законник, ну, мужик недоделанный, испугался один на один выйти, а теперь я еду неизвестно куда! Может, руки попробовать развязать? Крутилась я и так и этак, но ничего не получилось. В кино еще показывали, как надо протаскивать ноги через них, чтобы узлы очутились спереди, но это, наверное, был особый цирковой трюк, потому что пятая точка у меня туда не пролезала ни за что. Проклятье, что же делать и кто это вообще такие?
— Эй, вы! — я запрокинула голову, пытаясь рассмотреть тех, кто правил лошадью. — Эй вы, кто вы такие?
Приоткрылся полог и заглянувшая харя оглядела все внутри.
— Очнулась, — прокомментировала она. — Чего орешь?
— Вы кто такие? — завопила я, вне себя от злости. — Вы куда меня везете? Чего вам от меня надо?
— Ульф, чего она там надрывается? — спросил с улицы второй голос.
— Да вот очнулась и глотку дерет, — пояснил Ульф.
— А-а, ну пусть поорет, быстрее выдохнется, — бросил его напарник.
— Слушайте, я пить хочу, — заныла я, попытавшись подавить на жалость. — Ну что вам, глотка воды жалко? Голова и так болит, плохо мне-е…
Телега остановилась, полог откинули и ко мне влез один из тех чужаков, что два дня сидели в трактире Ганса.
— Ах ты ж мать твою… — русский мат так и посыпался, приправленный злостью от собственного бессилия, когда я увидела знакомые рожи. — С-суки!
— Слышь, Ульф, а это точно она, зря я сомневался. Как услышал сейчас, так и поверил окончательно тебе. Ну, пить будешь? — Говоривший достал мех с водой и вопросительно посмотрел на меня.
— Давай! — злость злостью, но умирать от жажды я была не намерена.
Мужчина приподнял меня и приложил ко рту мех. Вода потекла по подбородку, но кое-что я успела проглотить.
— Слушайте, кто вы такие? И куда вы меня везете? Может, вам денег надо? — со слабой надеждой спросила я.
— Надо, — согласился Ульф и тронул поводья. Телега мерно заскрипела и двинулась по дороге. — Только у тебя таких денег нет, да и не возьмем мы у тебя ничего. Это вы привыкли все продавать за звонкую монету, да спящих резать, а мы до такого еще не докатились. Свои деньги при себе можешь оставить, нам они без надобности. Мы и так свое получим, когда тебя привезем.