Пройдя нѣсколько шаговъ, мы встрѣтили другихъ дровосѣковъ ниже дороги, Саша сбѣгалъ къ нимъ и эти поняли его и сказали, что мы идемъ хорошо и черезъ маленькой полчаса будемъ въ Альерѣ. Дѣйствительно, скоро уже дорога пошла ровно вдоль потока, между обсаженными[130] каменными изгородями; стали попадаться стада, разсыпанныя по полугорамъ, освѣщеннымъ солнцемъ, и скоро около самой деревни мы нашли фонтанъ, котораго намъ такъ хотѣлось.

Alières — въ томъ же родѣ, какъ и Avants, — десятка полтора хорошенькихъ домиковъ на довольно далекое разстояніе другъ отъ друга, разсыпанныхъ по зеленой долинѣ. Тотъ же оврагъ внизу, тѣ же потоки, тѣже душистые нарцисы въ лугахъ, только больше коровъ и скотины виднѣется въ лугахъ и на полянахъ лѣсовъ. Съ права и съ лѣва, неумолкаемо слышались[131] эти бубенчики, которыя такъ идутъ какъ-то къ утреннимъ косымъ лучамъ солнца, къ росистой зелени и къ запаху цвѣтовъ, росы и стада.

Саша съ одной стороны вбѣжалъ въ большой домъ, мимо котораго мы проходили, чтобы узнать, не это ли гостинница, а я съ другой ужъ нашелъ вывѣску, изображающую мѣдвѣдя съ надписью кругомъ:[132] Hôtel de L’ours, à la confiance.[133] Служанка, къ которой мы обратились по французски, пожала плечами, въ знакъ сожалѣнія, что не понимаетъ, что, разумѣется, насъ очень обрадовало, давъ возможность показать свои знанія понѣмецки.

Это былъ уже кантонъ Фрибурга.

Насъ провели въ залу съ голыми столами и лавками и дали славнаго свѣжаго хлѣба и молока. Кофей, который мы заказали, мы слышали какъ жарился и терся. Но мы рады были отдохнуть, и на насъ снова нашелъ смѣхунъ, вслѣдствіи наслажденія отдыха, хотя и подъ предлогомъ надписей на чашкахъ и тарелкахъ, которыя намъ подали. На моей чашке было написано просто: par l’amitié[134] въ лавровомъ вѣнкѣ, но у Сашѣ надпись была[135] длиннѣе: mon coeur est tout attristé, — je pleure en réalité. [136] Но лучше всего была тарелка съ синими разводами, съ изображеніемъ якоря и съ нѣмецкой надписью внизу: Komm her und küsse mich.[137] — Видимо здѣсь уже и въ людяхъ и въ предметахъ боролись нѣмецкой и французской элементы. Однако кофей былъ недуренъ, дешевъ чрезвычайно и поданъ скоро, такъ что еще не было жарко, когда мы пустились въ путь дальше до Montbovon,[138] гдѣ мы намѣревались дневать и обѣдать.

[139] Дорога шла извиваясь между лугами и лѣсами, то въ гору, то подъ гору. Подъ самымъ Альеромъ мы нагнали женщину уже лѣтъ за 40, которая несла за спиной пустую корзинку. Она шла ровнымъ[140] охотничьимъ шагомъ, мы шли скорѣе, и, признаюсь, [я] не безъ гордости подумалъ, какъ я легко обгонялъ горную женщину, и что она глядя на насъ подумаетъ, можетъ быть: молодцы, хорошо идутъ. — Услыхавъ за собой наши шаги, она посторанилась и произнесла этотъ пѣвучій: Bonjour, monsieur, къ которому такъ привыкаешь на Леманѣ. Слово за слово, мы разговорились, кто, куда и откуда? и, признаюсь, мнѣ стыдно стало, когда я узналъ, что она, которую я хотѣлъ удивить, нынче вышла изъ Монтрё и, пройдя въ одно утро тоже самое, что мы въ два дня, была впереди насъ. Мало этаго, она[141] прибавила такъ, къ слову, что вотъ сейчасъ здѣсь наложитъ 36 фунтовъ холстины въ корзину и вернется нынче же въ Монтрё. —

Мы съ Сашей только переглянулись. Вотъ такъ молодецъ баба! Когда она, пожелавъ намъ счастливаго пути, повернула въ сторону, я внимательно осмотрѣлъ ея фигуру. Ничего особеннаго, тотъ обыкновенный типъ рабочихъ женщинъ, которыхъ съ шляпами въ видѣ бутылокъ встрѣчаешь въ виноградникахъ[142] Côte и у большей части которыхъ виситъ зобъ подъ подбородкомъ, плоская спина и грудь, костлявыя длинныя руки, вывернутыя ноги и кислая сморщенная улыбка. — На половинѣ дороги встрѣтили мы съ удовольствіемъ такого же туриста какъ мы, только гораздо менѣе навьюченнаго: у него была крошечная сумочка, а я тащилъ на себѣ, я думаю, больше пуда и теперь, пройдя по горамъ около 20 верстъ, начиналъ серьезно уставать. Притомъ дорога однообразно идетъ по еловому лѣсу; кое гдѣ ручьи, потоки или полянка съ шале и фонтаномъ; но за то безпрестанныя встрѣчи: то дальніе нѣмцы швейцарцы съ большими палками и фарфоровыми трубочками, то изъ подъ горы сѣдой старикъ тянетъ корову за рога, а за нимъ идетъ хорошенькая румяная швейцарочка съ длинной хворостиной и, потупивъ глазки, здоровается съ иностранцами, то два мальчика, въ вздернутыхъ на бокъ на одной помочѣ штанишкахъ, впередъ себя гонятъ куда то козъ и безпрестанно забѣгаютъ въ лѣсъ, выгоняя оттуда свое непослушное стадо, то двѣ уродливыя старухи, вытаскиваютъ за хвостъ красную свинью изъ оврага. Эту послѣднюю встрѣчу мы сдѣлали подъ самой деревней. Свинья пронзительно визжала, одна баба тащила ее за хвостъ, другая худая, костлявая, съ зобомъ и съ какимъ то страннымъ тикомъ во рту, дававшимъ ей ужасно злобный видъ, колотила ее палкой. —

Сашѣ[143] моему такъ смѣшно показалось это зрѣлище, что насилу я могъ удержать его, чтобы онъ не прыснулъ прямо въ носъ уродливой бабѣ, съ которой мы столкнулись носъ съ носомъ на дорогѣ. За то уже послѣ онъ далъ себѣ волю, хрипѣлъ, пыхтѣлъ, фыркалъ, и смѣхунъ продолжался до самой гостинницы.

[144] Montbovon живописно открылся намъ подъ горой, на довольно большой рѣчкѣ, съ большимъ городскаго фасада домомъ гостинницы, католической церковью и большой дорогой шоссе, которую я, признаюсь, увидалъ не безъ удовольствія, послѣ дороги, по которой мы шли нынѣшнее утро. —

Не дошли мы до гостинницы, какъ особенности католическаго края тотчасъ же выказались: грязные оборванные дѣти, большой крестъ на перекресткѣ передъ деревней, надписи на домахъ, уродливо вымазанная статуетка мадоны надъ колодцемъ, и одинъ опухлый старикъ и мальчикъ въ аглицкой болѣзни попросили у меня милостыню. Гостинница была чистая просторная, на большую ногу и совершенно пустая; намъ служили отлично. Бывшая хорошенькая горничная изъ Берна, принарядившись и напомадившись для нашего пріѣзда, усиливалась говорить съ нами по французски и безъ надобности забѣгала въ нашу комнату. — Желательно бы было, чтобы къ намъ не переходилъ въ Россію обычай имѣть женскую прислугу въ гостинницахъ. Я не гадливъ, но мнѣ лучше ѣсть с тарелки, которую можетъ быть облизалъ половой, чѣмъ съ тарелки, которую подаетъ помаженная плѣшивящая горничная, съ впалыми глазами и масляными мягкими пальцами. — Госпожу эту звали Элиза, но Саша, смотрѣвши на картинки въ залѣ, изображавшіе исторію Женевьевы, брошенной въ лѣсъ и вскормленной ланью, назвалъ ее Женевьевкой, потомъ Женевѣсткой, потомъ Женеверткой, и слово Женевертка, заставляло его смѣяться до упаду. Кромѣ того съ этаго дня Женевертка стала для насъ словомъ означающимъ вообще трактирную служанку.[145]

Я закрылъ ставни и легъ спать до обѣда, Саша пошелъ удить рыбу на рѣчку. Проснувшись я порадовался по картѣ, какъ далеко мы отошли отъ Монтрё, и мнѣ пришла мысль, что, такъ какъ мы стоимъ на дорогѣ, ведущей изъ Фрибурга въ Интерлакенъ, идти лучше любоваться горной природой въ Оберландъ, чѣмъ по пыльному шоссе идти въ Фрибургъ, гдѣ я могъ слушать знаменитый органъ на возвратномъ пути. Передъ выступленіемъ я прошелся по деревнѣ. Дома большей частью были большіе, красивые, въ каждомъ жило по нѣскольку семействъ; но одежда и видъ народа ужасно бѣдны. На нѣсколькихъ домахъ я прочелъ[146] надписи въ родѣ слѣдующей: Cette maison a été batie par un tel, mais ce n’est rien en comparaison de celle que nous réserve le Seigneur. Oh mortel! mon ombre passe avec vitesse et ma fin approche avec rapidité![147] и еще разъ Oh mortel.[148] Что за нелѣпое соединеніе невѣжественной гордости, христіанства, мистицизма и[149] тщеславной напыщенной болтовни.