Солнце светило своими лучами, обволакивало меня теплом и тихо нашептывало:

– Твоя любовь все может, сила в любви, только она может рассеять темноту. Только любовь, верь ей.

Но в моем сердце остался кусок острия ледяной стрелы, который не растаял, не поддался теплу, не растекся ручейком, и сердце не понимало слов солнца.

Я пришла в себя, резко открыла глаза и увидела Яну, Вито и Алекса. Яна отпустила мою руку и вскрикнула:

– Рина!

– Все хорошо, Рина, все хорошо, только не двигайся, молчи.

Алекс тронул мой лоб и покачал головой:

– Что-то не так, Вито, убери камни.

Поведя глазами, я увидела, что лежу на столе, а на мне корсет моего бального платья, сразу почувствовала тяжесть и прошептала:

– Тяжело…

– Рина, только из рук не отпускай.

Вито снял корсет, я облегченно вздохнула, и повела пальцами, оказалась, что мои руки полны крупных камней, очень горячих и тяжелых. Я попыталась подвигать руками, но Яна сразу накрыла их своими ладонями и быстро заговорила:

– Рина, их пока нельзя убирать, в тебе мало энергии, потерпи.

– Туфли поправь, одна упала.

Алекс держал ладонь на моем лбу, и от его руки шло тепло, оно доходило до сердца, но не проникало в него, уходило дальше, лишь едва коснувшись ледяной оболочки. Яна поправила туфлю, съехавшую с моей ноги, но тепло Алекса так и не достигло моего сердца.

Меня всю обвесили драгоценностями, даже на голову нацепили много украшений, завернули в несколько одеял как подарок, и Вито взял меня на руки:

– Мы немного полетаем.

– Самолетом?

Я разговаривала с трудом, почти шепотом, и хотя Алекс грозно требовал молчать, иногда изрекала что-нибудь.

– Самолетом.

– Сразу?

– С крыши.

– Не уронишь?

Он улыбнулся, вспомнил мой вопрос в один из первых дней моего присутствия в ковровом дворце.

– Не уроню.

– Закрой глаза.

Алекс коснулся моего лба, и я уснула.

Меня разбудил голос Фисы: громкий, полный ярости и негодования:

– Ирод! Погубить захотел, мечта говорил единственная, а сам сердце разбил, на кусочки рассеял! Крови тебе мало, жизни светлой! Ниточки не осталось, чтобы вернуть, только лучик один, глазки ясные закроет и его не будет! Из-за шалавы подзаборной, куклы соломенной свет потушить во всем мире темном, нет тебе прощения во веки веков! Птица наша святокрылая темень твою черную на себя взяла, муки терпела, которые никому не пережить, только бы душу твою мерзкую спасти, волю тебе дать, свет хоть краешком глаза увидеть, а ты…

И Фиса такое сказала, что я даже зажмурилась и хихикнула, вот уж не ожидала услышать такие слова из ее уст. Она тут же и меня приструнила:

– А ты молчи, тебе слова нет, и ты виноватая, посмела из-за этого…

Слова повторились в том же порядке с добавлением подробностей, от которых я даже одеялом прикрылась, не на шутку Фиса разбушевалась.

– Сгинь с глаз долой, иди к своим…

И опять с конкретным объяснением к кому и зачем нужно идти Амиру, глаз я не открывала, но сразу поняла, для кого предназначена ее грозная речь.

– Да смотреть не смей в сторону спасителей! Если бы не они, не их свет да любовь, погибель уже была вам, тебе веры нет теперь, а значит и помощи для мечты твоей от тебя! Единожды дает Матушка-земля такое счастье, да ты сам все потерял, своими руками погаными оборвал ниточку, которая тебя с мечтой связывала! Второго такого раза не будет!

Наступила тишина, в которой было слышно только тяжелое дыхание Фисы. Я зашевелилась и скинула одеяло с лица, но посмотреть на Амира не успела, грозный окрик Фисы заставил сразу зажмуриться:

– Не смей свет свой на него обращать! Тебе даже вздохнуть с ним одним глотком нельзя! Раз не сумели уберечь, растеряли по глупости своей дар бесценный, обиду нанесли Матушке-земле, так и быть вам врозь! Сгинь в свою темноту, не являйся, покуда не позову!

Последнюю фразу Фиса сказала тяжелым тягучим голосом, как будто скинула Амира в бездну, дверью чугунной вход прикрыла, да каленым железом печать установила.

Прошло много времени тяжелой тишины, я так и не посмела открыть глаза без разрешения Фисы, только слушала ее взволнованное дыхание. Наконец, послышался ее уже почти спокойный голос:

– Витек, зайди, говорить буду.

Через мгновение голос Вито ответил:

– Слушаю тебя, Фиса.

– Ты ирода сопровождай, да Машу с собой возьми, перечить не посмеет, мое слово для него теперь закон неизменный, знает, если ослушается, то и конец всему сразу наступит. Машенька девонька мудрая, сумеет слово правильное сказать, душа чистая, темнота ее еще не коснулась, она ему помощь сейчас.

Она помолчала, а потом со вздохом добавила:

– Витек, ты вот что, скажи ему о себе, правду скажи, да о Маше не молчи, знать ему надо, сейчас тебя понять. Ежели сможет, то и надежда какая появится.

Я едва расслышала слова Вито, так тихо он сказал:

– Ты знаешь…

– Дак женщина я, хоть и ведьма старая. Рина небось тоже догадалась, изреки, можно уже.

Вито стоял бледный, с опушенными глазами, и сжатыми в кулаки руками.

– Догадалась. Мари … она… верит тебе.

– Зело правду говоришь, вера она основа всего, есть вера, значит и все будет, коли нет ее, так и зачинать нечего.

Фиса подошла к нему, посмотрела снизу вверх:

– Только ты сейчас ироду помочь сможешь. Ты тоже силу свою осознать должен, велика она, больше, чем знаешь о себе, а с Машей еще и свет к тебе пришел, вам и тьму рассеивать, да себя познавать каждым мгновением. Иди, далеко небось ирод-то успел…

– Амир не ушел, он в доме.

– Как так не ушел?! Да как посмел?! Витек, гони его, метлой поганой гони из дома этого, чтобы духом не пахло!

Вито исчез, а Фиса гневно обернулась ко мне:

– А ты молчи, да глаза закрой, у меня к тебе тоже речь будет, не меньше чем ироду говорить буду! Яся! Иди сторожить, а я ирода из дома провожу, чтобы даже тени его рядом не было!

Яна проявилась у моей постели и взяла за руку, а Фиса унеслась, грозно махая кулачком. От удивления, практически шока, я ничего не придумала, как спросить:

– А почему Яся?

– Фисе так больше нравится меня называть.

– А давно…долго я спала?

– Четыре дня. Фиса запретила будить, пока тебе не станет лучше.

– И она все время ругалась на Амира?

– Только сегодня разрешила ему прийти.

Да, за четыре дня в ней накопилось много всего, даже слова разные выплеснулись.

– Позвала, чтобы сказать, что она о нем думает?

– Камням свою энергию передать, чтобы тебе можно было ими помочь.

– Яна, как это камням энергию передать? Или они тоже как стол?

– Определенные камни, не все, только бриллианты совершенной чистоты, принимают энергию, сохраняют ее в себе. Защищают своей силой того, для кого они предназначены. И при необходимости эту силу можно использовать, направить так, что она передается человеку. Все камни, которые были на твоем платье, Амир наполнял своей энергией.

– И туфли?

– И туфли, и украшения. А на колье бриллианты особой силы, в них кроме энергии Амира есть энергия Мари и Алекса.

– Получается, что я у Амира не могу принять энергию?

– Нет, он пытался, когда твое сердце остановилось, но ты не принимала его энергию.

– Мое сердце остановилось? Я думала, что это сон…

– Оно действительно замерло… Алекс силой камней смог заставить его снова работать.

– Вы втроем, Фиса сказала, что только вы и смогли меня спасти.

Она кивнула головой и опустила глаза.

– Но без энергии камней у нас бы не получилось, сила Амира в камнях и наша, вместе.

И я почувствовала ледяной осколок в сердце, он зашевелился после слов Яны, решил напомнить о себе.

– Теперь все хорошо, хочу поплавать.

– Еще чего вздумала! Наплавалась уже, нагулялась по бережку! Яся, уходи, я этой…этой…

Фиса все-таки не смогла мне сказать тех слов, которые выпалила в гневе Амиру:

– …девице премудрой, курице безголовой, которая по двору бегает, только кудахтать не может, по тому как голову-то уже потеряла!