Пока мы занимались креслом, самолет начал взлет, и в небо я уже смотрела, удобно устроившись у окна. Рассматривая облака, ни о чем особенном не думала, состояние радостного волнения было для меня странным, непривычным и я лишь старалась его сохранить в себе, никакой мыслью не испортить. Пусть будет, как будет, захотел Амир показать мне мои владения, значит, посмотрим. Все, что я хотела ему сказать, я сказала и теперь только от него зависит, как сложится. Удивительно, но я за последнее время ни разу не вспомнила свою прошлую жизнь, ни намека, ни даже случайного сравнения. Правда и ситуация так складывалась, что думать некогда было. Да и в дни моего горного лечения Фиса все устроила в соответствии. Она оказалась права – многократным исполнением одних и тех же слов заставила меня отвлечься от всего – от прошлого, настоящего и ожидания неясного будущего.
Яна тихонечко сидела чуть в стороне, превратив диван в такое же кресло, и не мешала моим размышлениям. Я несколько раз взглянула на нее и поразилась красоте, которой наградила ее природа. Каштановые волосы, густые такой густотой, что их не нужно никак укладывать, они сами волной лежали на плечах, обрамляя белую кожу тонкого аристократического лица. Она была поразительно хороша. Темные брови, высокий лоб, большие синие глаза, четко очерченный нос и удивительные губы – не пухлые и не тонкие, а именно такие, которые могут карать своим словом, а могут и милостиво поцеловать. В ее роду явно есть короли, Радзивиллы какие-нибудь, навечно подарившие ей этот ген красоты, который никогда ни с чем не спутаешь. Не зря они всегда женились на самых красивых женщинах, а полячки были известны всему миру своей красотой, даже Наполеон когда-то был влюблен в прекрасную пани Валевску, это я по названию духов помню. А может ее и не так звали.
Вито и Алекс за всю дорогу ни разу не выходили к нам. Яна приносила мне сок, предлагала поесть, но я отказалась – возбуждение от пути все еще не покидало. Я хотела поговорить с Яной, но увидела ее задумчивый взгляд и осеклась. Почему-то вспомнила, что они слышат лучше людей, и мне не захотелось, чтобы Алекс и Вито присутствовали при разговоре, дверь в кабину пилотов для них не преграда. Вот в Испании и поговорим, найдем возможность.
Мы приземлились на таком же пустынном аэродроме, как будто его освободили, отправили все самолеты в полет, чтобы никто не помешал нам опуститься на землю. Машина уже стояла у трапа, и все повторилось – то есть Алекс подхватил меня на руки и мы сразу оказались в машине.
Испания, так странно, я в Испании, еду в шикарной черной машине смотреть свои владения. Сумасшествие мне начинало нравиться, даже внутренний разлад головы и тела не беспокоил, правда и объекта беспокойства нет рядом. Может Амир не приедет, всего лишь просто меня отправил подальше от себя? Мысль заморозила кожу, но я сразу громко заявила телу, что он будет, он уже ждет меня, не может нарушить свое обещание. Он тогда сказал – мы поедем, мы, а не ты. И холод недоверия отступил, тепло разлилось и успокоило встревоженное тело.
Я смотрела на скалы, проносящиеся мимо – почему-то в Испании Алекс решил развить их безумную скорость – и только закрывала глаза на очередном повороте. Это неожиданное возбуждение показало, что я могу еще чего-то хотеть, к чему-то стремиться, просто я, без экивоков на кого бы то ни было. Даже если это приказ грозного мужа. Ничего во мне не вспоминало вчерашнюю сцену – ужас и рыдания, мою речь, которая лилась сама по себе, слова появлялись за секунду до того, как я их произносила. Значит, на самом деле все обдумано давно, процесс анализа шел, только я сама не хотела в нем участвовать.
Уже вечерело, солнце иногда еще напоминало о себе, неожиданно сверкнув среди скал, но это были уже закатные лучи, лучи прощания до завтра, до следующего утра надежды. Интересная мысль – утро надежды.
Мы въехали в какой-то город. Алекс сбавил скорость, и я с интересом наблюдала за жизнью в Испании. Все как обычно, люди куда-то шли и ехали, разговаривали друг с другом на улицах, выходили и заходили в магазины. Может, выделялись только отдыхающие у домов: мужчины и женщины, молодые и старые, они сидели на скамеечке или стуле и наблюдали за проходящей мимо толпой. Когда наша машина остановилась на перекрестке, пожилой мужчина, сидевший в большом кресле, взмахнул рукой и что-то сказал мне гортанным голосом, я улыбнулась и помахала ему в ответ. Алекс перевел:
– Он пригласил тебя в гости.
Помолчал до следующего перекрестка и добавил:
– Таких красавиц в их городе нет.
Я расхохоталась, ну конечно, откуда у них может быть такая, на почти правительственной машине с сопровождением. Образовался вопрос, и я его сразу задала Алексу:
– Амир на чем ездит?
– На джипе.
– А сопровождение?
– Обычно он ездит один.
Ну да, это меня нужно везде сопровождать, вдруг что, или кто, или еще что-нибудь. Или сама. Когда мы ехали в клинику, Амир постоянно останавливался, не хотел говорить со мной на ходу, даже когда не смотрел на меня.
Мы выехали на пирс, странно, ни одной лодки не было к нему привязано, я пыталась вспомнить по фильмам, но так и не пришла ни к какому выводу, должны или не должны быть лодки. Алекс помог мне выйти из машины и указал рукой направление:
– Твои владения.
Мои владения – это остров, на котором стоит замок. Пока я его рассматривала, закрыв ладошкой рот от удивления, увидела, что к нам приближается какой-то транспорт, только никак не могла понять, какой. Алекс странным голосом произнес:
– А вот и переправа.
– Переправа?
Я проследила за взглядом Алекса и заметила столбики, к которым были прикреплены толстые канаты, точно, переправа. Переправа, как в песне. Мы оба с Алексом сами встали столбами, лишь переглянулись, для него такая переправа тоже оказалась неожиданным транспортом.
К нам приближался паром, и в центре парома стоял Амир. Боевики по обеим сторонам парома тянули канаты, очень быстро и очень ровно, паром двигался со скоростью катера, рассекая воду широким, чуть приподнятым носом и образовывая своим движением волну. Я была настолько поражена, что не могла ни о чем думать, в голове только билась фраза из песни о седом паромщике. Что заставило Амира так буквально воплотить слова песни в жизни, что он хочет мне сказать этим действом? И чего он ожидает от меня?
Паром неумолимо приближался, и я заметила, что он весь украшен: перила и решетчатая арка увиты каким-то плющом с большими белыми цветами, даже на полу рассыпаны цветы, множество цветов, образовавших собой разноцветный ковер. И вдруг я поняла – Амир, услышав песню, которую я промурлыкала перед зеркалом, демонстрирует мне, что слышит и понимает. А именно в этом я ему вчера отказала в своей тронной речи.
Как только паром коснулся бетонного края, Амир оказался рядом со мной и подхватил на руки:
– Приветствую тебя, Рина.
Голос был торжественным и уверенным, взгляд голубым, но никакой улыбки, серьезность вассала перед королевой. Амир оказался опять на пароме, и тот поехал обратно, а я не смогла ничего ему сказать, пораженная его поведением. Лишь через несколько минут, немного придя в себя, я едва слышно поздоровалась:
– Здравствуй, Амир.
– Твой дом ждет тебя.
Мы плыли и плыли, замок оказался значительно дальше, чем смотрелся с берега. Теплый ветер обдувал мне волосы, капли иногда попадали на лицо, и я жмурилась от удовольствия, море приветствовало меня этими солеными брызгами. Амир стоял как скала, которая двигалась по волне, ни разу его руки не дрогнули и он не качнулся. Он не обнимал меня руками, не прижимал к своему телу, я была лишь коронованная особа, которая решила посетить свои владения. А он ее в эти владения доставляет. Что я там думала о седом паромщике и соединении берегов? Как-то совсем не похоже, больше на доставку ценной почты смахивает.
Замок возвышался на скалистом острове, высокий, построенный из гигантских глыб, положенных друг на друга непонятным образом. Всю его красоту я рассмотреть не могла, ночь очень быстро накрыла все пространство, и мы причалили уже почти в полной темноте, лишь видны были факела, сверкающие своим мерцающим светом вдоль берега.
