– Тихоокеанский флот пока, знаете ли, не собирается переходить на нашу сторону.

– Вы совершенно правы. Но ситуация зашла так далеко, что требует немедленного введения хотя бы частичного самоуправления. Невозможно и дальше действовать, только получая подсказки из Москвы, особенно, когда Москве не до вас. Кто-то обязан взять ситуацию под контроль. Так получается, что это будете вы. А мы будем вам всемерно содействовать.

Дзюба замолчал, обдумывая ситуацию. За время разговора «Тойота» проехала весь город до северных окраин, и теперь возвращалась, развернувшись на Проспекте столетия Владивостока. Других сквозных магистралей, ведущих в центр из района Зари и Второй речки не имелось, так что волей-неволей Лаврентий стал выглядывать из окна, присматриваясь к соседним машинам. Невдалеке прозвучала автоматная очередь, Дзюба оглянулся нервно, стреляли у подъезда жилого дома напротив. Несколько военных загнали зомби в глухой переулок меж домами и методично добивали. От невозмутимости этого расстрела веяло какой-то не то смертной тоской, не то обреченностью. Дзюба невольно вздрогнул.

Вот в точности так же все случилось в Уссурийске. Он не смог попасть туда, слышал рассказы очевидцев, видел кадры с места событий, заснятых на камеры мобильных телефонов. И скрипя зубами, бессильный что-либо сделать, словно в наказание за собственную никчемность, потом смотрел все местные каналы, просеивал Интернет в поисках роликов, где показывали одно и то же. Толпы живых мертвецов захватывают город, колоннами идут по магистралям, просачиваются мелкими группами, точно диверсанты, со стороны частного сектора из ближайших поселков Городского района. Собираются в толпы, медленно окружают город. Входят в него, гоняя беженцев по улицам, заставляя их искать убежища в корпусах предприятий – больше всего они собрали урожай в полузаброшенном локомотивном заводе, являющим собой идеальное место охоты мертвых на живых. Милиция города, а вместе с  ней и власти, бежали первыми, поддавшись общей панике. Еще когда можно было организовать круговую оборону, раздать оружие и стоять насмерть, дожидаясь подхода, такого неспешного, воинских частей.

Но никто не выдал оружия, ни власти, ни военные, не таков закон, не таков приказ, город со стапятидесятитысячным населением оказался захвачен в течении нескольких часов. И лишь треть жителей сумела выйти из осажденного Уссурийска, прежде чем подоспела авиация. С аэродромов в Находке взлетали десятки бомбардировщиков, осыпавших дороги и просеки кассетными бомбами, и неважно, кто оказывался под смертоносным градом, командованию было ни до чего, приказ остановить мертвецов надо было исполнить любой ценой. Они и выполнили, уничтожив колонны зомби у Артема. Среди которых было так много обращенных, и едва ли не больше живых. В том числе и вся его родня. Вся.

Он скрипнул зубами и отвернулся. Нет, не время давать себе слабину. Совсем не время. Вот отстоят они этот праздник, отобьются от ОМОНа, а уж тогда, когда появится повод поднять бокалы, чтобы помянуть, вот тогда….

Он очнулся от слов Тикусемо.

– Слежки нет, – спокойно говорил Акио-сан, оборачиваясь к Дзюбе и словно не замечая, какая буря разыгралась в его душе. – Уверяю вас, иначе Тацуо давно бы заметил, – шофер обернувшись, приветственно улыбнулся Лаврентию, натренированной с малолетства японской улыбкой кивнул и снова вернулся к вождению. – Но мы отвлеклись. Вы согласны с нашей идеей, или вам требуется дополнительное время на размышление?

– Скажите, вы предлагали то же самое Устюжному, но он отказался? – Тикусемо вежливо, но настойчиво покачал головой.

– Простите, господин Дзюба…

– Лаврентий.

– Лаврентий, хорошо, это конфиденциальный разговор, и его содержание обязано быть оставленным между нами, – как-то непривычно внезапно услышать неправильно построенное предложение от весь день столь педантично, столь правильно, без единой шероховатости и помарки, изъясняющегося на русском Тикусемо. Он снова нервничал, как следствие начал путаться в словах чужого языка. Видимо, очень рассчитывал на Глеба Львовича. А тут такая незадача. И теперь им спешно приходится менять все планы.

– Я надеюсь, обиды у вас быть не должно, – продолжил Тикусемо ошибаться. Лаврентий кивнул. – Тогда спасибо за доверие.

– Я хотел уточнить только одну деталь, – Дзюба решил еще чуть надавить на человека из посольства. – Вы очень рассчитывали на участие Глеба Львовича?

Долгая пауза в ответ. Тикусемо куснул губы, прежде непроницаемое лицо исказилось, он немедля тронул водителя за плечо, быстро заговорил на японском, столь стремительно, что Лаврентий понимал едва ли каждое пятое слово. Выяснил только одно: после поездки, просит как можно быстрее везти в консульство. В его речи дважды прозвучало слово «человек из Москвы», хотелось бы знать, что это значит.

– Простите, что заставил вас долго ожидать, – Тикусемо снова улыбнулся в ответ, прекратив стремительный диалог с той же скоростью, с какой начал. – Безусловно, на Устюжного мы очень рассчитывали.  Могу вам в этом признаться,  – речь вновь стала идеально правильной. Волнение ушло, загнанное под пресс внешнего спокойствия, – Глеб Львович, безусловно, очень близок нам и нашим идеям.

– А что именно помешало?

– Нет-нет, простите, не могу сказать. Он отказался, но не от участия в наших проектах, но от возглавления их. Мне кажется, признаюсь вам откровенно, на него кто-то или что-то давит. Что, повторюсь, весьма печально.

– И давно?

– Простите?

– Давно он отказался?

– Вчера днем…. Но он рекомендовал нам вас, это да, – Тикусемо внезапно замолчал.

Это вряд ли, подумалось Лаврентию. Иначе Акио-сан позвонил бы ему через минуту после окончания разговора с Устюжным, а не тянул кота за хвост столько времени. Верно, в посольстве долго решали, как поступить, консультировались со своими спецами по Дальнему Востоку. Тем не менее, Лаврентий согласился. «Тойота» как раз добралась до Луговой улицы, высадила его на пересечении с улицей адмирала Юмашева, недалеко от дома. И стремительно развернувшись, помчалась к японскому консульству – а куда еще с такой скоростью мог направиться господин Тикусемо.

Дзюба позвонил Устюжному. Тот откликнулся немедля, будто давно ждал этого звонка. Когда Лаврентий спросил напрямую о разговоре с японским гостем, тот не стал ничего скрывать.

– Вы знаете, Лаврентий Анатольевич, это предложение для меня не было неожиданностью. Я ждал чего-то подобного, но к сожалению, не смог принять его, сами понимаете, и мою загрузку, да и мои годы в расчет примите. Я уже не так молод, чтобы лезть напролом, я… каюсь, давно не на баррикадах. А вы совсем иное дело. Вы мой воспитанник, лучший ученик, что скрывать. Я вами искренне горжусь, ведь именно по моему совету вам доверено столь ответственное, столь важное дело.

– Почему же только сегодня, хотел бы я знать.

– Я могу ответить и на этот вопрос. Вне сомнения, господин Тикусемо не имеет окончательного голоса, позволявшего бы ему единолично решать подобные вопросы, потому он и обратился…. – далее Дзюба не слушал, все и так ясно. Устюжный закончил свой монолог, продлившийся минут десять, обыкновенно: – Но вы безусловно можете рассчитывать на мою помощь в любой момент времени. Вы все вопросы с Тикусемо согласовали?

– Более-менее. Осталось согласовать еще с Ткаченко.

– Послушайте моего совета, Лаврентий Анатольевич, – после недолгой паузы произнес Устюжный. – Тут все не так легко и просто. Начальник УВД по Приморскому краю это вам не депутат городской Думы, с ним запросто не получится. И не поминайте, что он ваш друг, я его хорошо знаю, он слово даст любое, а вот сделает так, как ему будет удобнее.

– Но я-то его знаю куда дольше.

– К сожалению, это не синоним слова «лучше». Впрочем, – тут же оговорился Устюжный, – дело ваше. Поступайте, как решили. Я… в случае чего, вы знаете, как меня найти.

– На основной митинг вы прибудете?

– На Луговой? Безусловно. Мне есть что сказать. А вы планируете, как раньше, перемещаться по городу с воззваниями?