– Товарищ капитан, – доложил Петя Куделин торопливо, неустойчивым от волнения голосом, – этот гражданин вместе с другими такими же взломал дверь в магазине на улице Красная Пресня. Я сам видел, как он ломом срывал замок. А потом вышел из магазина с мешком муки на горбу. Тут мы его и схватили… Толпу мы разогнали, магазин снова заперли, у двери я оставил бойца для охраны. – И добавил тише: – Маленько постреляли вверх, товарищ капитан. Для острастки…

Я утаил улыбку: Пете наверняка захотелось пострелять не столько по необходимости, сколько от нетерпеливого желания «пальнуть».

– Хорошо, Петя, молодец! – похвалил я.

– Разрешите идти?

– Иди. Не очень нажимай на стрельбу… Понял?

– Понял, товарищ капитан, – ответил он. – Что делается на улице! Вы бы взглянули…

Куделин убежал к своей группе… Разговаривать через окошечко было неудобно, и я вышел из-за стеклянной загородки в зал. Задержанный парень отряхивался, сбивая с рукавов, с плеч синего бостонового костюма мучную пыль.

– Почему не на фронте? – спросил я, глядя в его густо припудренное мукой небритое лицо.

– У меня бронь, – ответил он хмуро.

– Почему же не на работе?

– Я три недели вкалывал без выходных, и вот дали.

– Где вы работаете?

Парень помедлил, исподлобья глядя на меня.

– На заводе… имени Карла Либкнехта.

– Но ведь завод эвакуирован, – сказал я наугад, не зная, есть ли такой завод вообще.

– Я был болен, – пролепетал задержанный невнятно. – Скоро должен уехать…

Я понял, что он врет.

– Вам дали выходной для того, чтобы вы взламывали магазин? Войска на фронте истекают кровью, а вы здесь бесчинствуете и других подбиваете.

– Люди сами сбежались… Все равно немцам все достанется…

Я почувствовал, как от лица у меня отлила кровь. Я мог застрелить его тут же!.. Усилием воли я подавил в себе ярость, отвернулся и сказал как можно спокойнее:

– Часовой, проведите гражданина во двор.

Прокофий Чертыханов все это время разговаривал с тщедушным человечком в длинном, почти до пят пальто.

Сквозь пальто проступали лопатки на сгорбленной спине; лысоватая голова не покрыта – шапку мял в руках, над ушами седыми клоками торчали волосы, впалые щеки перечеркнуты морщинами, и весь он напоминал старого раскрылившегося грача. В углу были свалены его чемоданы. Человечек в чем-то убеждал Прокофия, сильно размахивая руками. Я слышал, как Чертыханов, нагнувшись к нему, спросил:

– Сколько дадите?

Задержанный приподнял палец и ответил таинственным голосом:

– О! Столько, что вы всю жизнь можете потом только прирабатывать, но не работать…

Чертыханов восторженно свистнул, хитро подмигнул старику и зацокал языком от соблазнительного будущего.

– Благодать-то какая! Не работать… Как жаль, что не я здесь начальник. – Он кивнул на меня. – Вот кому предложите…

– А вы шепните ему, – попросил старик. – Он не просчитается.

– Одну минуту, сейчас шепну. – Чертыханов приблизился ко мне и сказал: – Товарищ капитан, взгляните на себя в зеркало: вы совсем позеленели. Разве можно доводить себя до таких крайностей? Теперь они один за другим пойдут – где вы напасетесь нервов на всех…

– Обидно, Прокофий, – сказал я. – Помнишь, как мы под настилом в грязи валялись, а по настилу, по нашим спинам, разгуливали немецкие солдаты, проезжали повозки? Ради чего мы лежали там, ну ради чего?

– Что было, то прошло, – сказал Прокофий. – А мы живы… Вот и еще один. – Чертыханов указал на человечка с седыми клоками над ушами. – И на него нервы надо? Как бы не так!.. Эй, гражданин! – позвал он. – Подойдите к капитану.

Старик, взмахнув длинными полами пальто, словно крыльями, подбежал ко мне и выжидательно заглянул в лицо.

– За что его забрали? – спросил я.

– За чемоданы. – Чертыханов кивнул на горку чемоданов в углу.

– Что в них?

– Шут их знает. – Подойдя к чемоданам, он взял верхний, кинул его на стол и хотел открыть. Старик положил на крышку руку с ревматически скрюченными пальцами и многозначительно посмотрел на Прокофия.

– Вы предупредили капитана?

– Все в порядке, гражданин…

– Кто вы такой? – спросил я у задержанного.

– Кто я такой? – воскликнул он и покрутил лысоватой головой. – Наверное, не фашистский агент и не шпион! Обыкновенный часовщик. Вы видите мою спину? Я никогда не разгибал ее – сижу у рабочего стола и стараюсь, чтобы у всех людей было точное время…

Чертыханов раскрыл чемодан, и я сощурился от внезапного яркого блеска. Вначале мне показалось, что чемодан доверху набит скрученной медной проволокой. Но, приглядевшись внимательнее, я различил нечто иное: золотую оправу для очков.

– Откуда это у вас? Вы же часовых дел мастер!

Человечек с неподдельным удивлением пожал плечами.

– Вы меня спрашиваете серьезно? Так я вам отвечу: это не мой чемодан. И я совершенно не понимаю, кому понадобилось это утильсырье! Такое время… – Он отвернулся брезгливо и демонстративно.

Второй чемодан был заперт.

– Дайте ключ, – попросил я у владельца чемоданов.

– Откуда у меня ключи? – спросил он все с тем же оттенком брезгливости и безразличия. – Может быть, и тут такое же барахло, а мне отвечать.

– Взломайте, – сказал я.

Никогда в своей жизни я не видел в одной куче, вблизи, столько золота и драгоценностей, читал лишь в сказках и видел в кино: в тайных пещерах разбойников и в царских кладовых хранились такие сокровища. Тут были браслеты с камнями, названий которых я не знал, золотые кубки, блюдца, золотые монеты царской чеканки с профилем Николая Второго, небольшие золотые слитки, статуэтки – толстенький кудрявый ангелочек, стреляющий из лука, и золотой козлик с острыми рогами, оправленный в золото веер из тонких зеленых пластин. Сквозь золотую желтизну проглядывали, то жарко вспыхивая, то мягко зеленея, то искрясь, дорогие камни…

Все, кто был в тот момент в помещении, вплоть до часового, окружили стол, заахали, пораженные сказочным зрелищем: они, как и я, впервые видели золото в таком обилии…

Лейтенант Тропинин заглянул через головы бойцов в чемодан и произнес со сдержанной иронией:

– Как это вам, гражданин, удалось собрать такой ворох добра? С виду вы непохожи на Остапа Бендера. До чего ж обманчива внешность!

Маленький человечек презрительным взглядом окинул чемодан с золотом.

– Да, здесь более ценные вещи, чем те проволочки для очков. Тоже мне, богатство – оправа для очков! Польстились! Но при чем тут я? Я и сам впервые вижу столько всего в одном паршивом чемодане. Идиоты! Не могли рассовать по частям. По карманам. – Он подергал меня за рукав. – Ну не идиоты, а?..

– Идиоты, – согласился я.

В двух остальных чемоданах были упакованы малахитовые плитки, отрезы парчи, шелка и черно-бурые лисы. Отрезы были переложены бумажными американскими долларами.

– Ну не идиоты? – сокрушался старик искренне. – Положили доллары в чемодан, как старые газеты. Как будто нельзя было сунуть в карман или спрятать в бюстгальтер!..

– А говорили, что вы не агент, – сказал я, оглядев задержанного. – Кто же вы после этого? Стране не хватает средств на производство танков, самолетов для армии, а вы пытались скрыться с таким богатством. Выходит, вы – хотите этого или не хотите – помогаете фашистам захватить Москву.

Старик возмущенно взмахнул руками.

– Послушайте, товарищи, что он говорит, какие смешные слова! Это я, старый рабочий человек, сильно обожаю Гитлера и его фашистскую свору! Я ему помогаю!.. – Он опять подергал меня за рукав и понизил голос: – Когда вы будете составлять ваши бумаги, не забудьте записать, что я от всего этого отказываюсь. Это не мое.

– Во двор, – распорядился Тропинин, и Чертыханов, как старый приятель, учтиво обернулся к старику:

– Идемте, папаша, провожу. Лично никогда еще не встречал такого богатого человека.

– Бывшего богатого, – с грустной улыбкой поправил его старик.

Привели крикливую женщину в телогрейке и в сапогах, здоровую и краснощекую, с двумя свиными окороками под мышками. Она визгливо кричала, надвигаясь на бойца и топая ногами, грозила. Тропинин отправил ее во двор.