Капитан войск НКВД вынул из портфеля напечатанное типографским способом постановление на одном листочке.

– Ознакомьтесь, – сказал человек в штатском.

Я стал читать. От тех страшных в своей беспощадной силе слов, которые я про себя произносил, у меня дрогнули руки. И человек в штатском, заметив это, негромко стукнул ладонью по столу.

– Будьте стойки, капитан. Война разоблачает карьериста, шкурника, труса и паникера. Никакой пощады паникерам, лазутчикам, грабителям и подстрекателям к беспорядкам. Вам ясна задача, товарищ капитан?

– Так точно, ясна, товарищ… – Я не знал ни фамилии, ни звания этого человека. – Задание Государственного Комитета Обороны будет выполнено.

Штатский одобрительно кивнул, но выражение лица, строгое и суховатое, не изменилось. Капитан войск НКВД подсунул мне книгу с разграфленными листами.

– Распишитесь. Вот здесь и вот здесь…

Я расписался.

– Перенесите на свою карту район ваших действий, – сказал майор Самарин. – Постановление прочтите всему батальону, после чего немедленно приступайте к выполнению задания.

– Слушаюсь, – сказал я.

Майор улыбнулся и мягко, но настоятельно попросил:

– Пожалуйста, отличайте обыкновенных граждан от злостных нарушителей порядка. Комиссар, вы меня поняли?

– Так точно, понял! – откликнулся Браслетов, вскакивая.

– О месте вашего нового штаба немедленно сообщите мне, – сказал майор Самарин.

Человек в штатском провел ладонью по узкому усталому лицу, с минуту посидел с закрытыми глазами, затем рывком встал.

– Желаю удачи, капитан, – сказал он резко и двинулся к двери, больше не взглянув на меня; на ходу надел фуражку. – Куда теперь? – вполголоса спросил он у майора.

– В Сокольники, – тихо ответил Самарин.

Я хотел проводить их до машины, но штатский остановил меня.

– Занимайтесь своими делами.

Мы остались втроем. Лейтенант Тропинин, склонившись над картой, изучал район будущих действий.

– Ничего себе миссия… – проворчал он, покачав головой. – Трудно придется, товарищ капитан. Мы едва ли охватим такой район.

Браслетов, распрямившись, сказал спокойно и убежденно:

– При чем тут «едва ли», товарищ лейтенант? Приказано охватить – значит, должны.

– Понятно, товарищ комиссар, – отозвался Тропинин и искоса, с иронией взглянул на расхрабрившегося Браслетова. – Я думаю, товарищ капитан, штаб батальона следует перевести вот сюда, на Малую Бронную, в помещение Пробирной палаты. Это почти в центре нашего района, и помещение подходящее.

– Помещение хорошее, это верно, – подтвердил Браслетов. – Я его знаю.

Я взглянул на карту и согласился с Тропининым.

– Пусть будет так. На месте решим окончательно. Соберите бойцов в коридоре. Срочно.

Батальон был выстроен в три длинные шеренги. Тусклая лампочка горела в дальнем конце. Я вынул из кармана листок с постановлением Государственного Комитета Обороны. Чертыханов светил мне фонариком. Я стал читать:

– «В целях тылового обеспечения города Москвы и укрепления тыла войск, защищающих Москву, а также в целях пресечения подрывной деятельности шпионов, диверсантов и других агентов немецкого фашизма Государственный Комитет Обороны постановил:

Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспортов с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспортов и лиц, имеющих специальные пропуска от коменданта г. Москвы, причем в случае объявления воздушной тревоги передвижение населения и транспортов должно проходить согласно правилам, утвержденным Московской противовоздушной обороной и опубликованным в печати.

Охрану строжайшего порядка в городе и в пригородных районах возложить на коменданта города Москвы, для чего в распоряжение коменданта предоставить войска внутренней охраны НКВД, милиции и добровольческие рабочие отряды.

Нарушителей порядка привлекать к ответственности с передачей суду военного трибунала, а провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте…»

Бойцы внимательно выслушали постановление. Никто не проронил ни слова. Я сказал:

– Батальону приказано охранять спокойствие и порядок в районе Красной Пресни, Тверского бульвара и Садового кольца на отрезке между площадями Восстания и Маяковского, куда батальон немедленно отправляется. Командиры взводов получат инструкции и указания на месте.

По команде лейтенанта Тропинина бойцы, позвякивая оружием и котелками, выбегали во двор, спешно строились для марша.

Глубокой осенней ночью – в час пятнадцать минут – батальон покинул свое пристанище – школу близ Таганской площади.

– Пройдем по Бульварному кольцу, – сказал Тропинин, когда мы вышли на площадь. – Этот путь короче и спокойней.

– Ведите, – сказал я.

– А не по Садовому? – Браслетов разочарованно оглянулся: он, вероятно, надеялся, что, проходя по Серпуховской площади, успеет забежать домой. Но вспомнил, что жена в метро, а время уже иное, боевое, и он теперь не принадлежит самому себе, как раньше, махнул рукой. – Впрочем, бульварами даже лучше…

Батальон повзводно строем спустился по Радищевской к Яузским воротам и повернул направо, на бульвар. Миновали Покровские ворота, кинотеатр «Колизей»…

Четыре года я ходил этим путем от Таганки на Чистые пруды в школу киноактеров; она помещалась в здании «Колизея». Мог ли я предполагать тогда, что через несколько месяцев поведу здесь вооруженных людей – наводить порядок в столице, которая вот-вот перейдет на осадное положение?.. Мне показалось, что с того времени прошли не месяцы, а долгие годы. Вода в пруду выглядела черной и застывшей. А совсем недавно здесь раздавалось зазывное бренчание гитар, и мы – я и Нина – катались на пруду в лодке, и ревновали друг друга, и мечтали о совместной жизни, пытались угадать свое будущее… Все это теперь отодвинулось далеко-далеко, откуда его не вернуть.

С деревьев осыпались последние листья, неохотно падали в студеную воду… Где теперь Нина? Ее, как сухой листочек, оторвало от ветвей и унесло грозовым ветром, завертело в вихре, в клубах горького порохового чада…

В небе тяжело раздвинулись тучи. И тотчас медленно и празднично выплыла луна. Свет лился на бульвар, устилая дорожки кружевами теней, и ряды бойцов, идущие впереди нас, то исчезали во мгле тесных аллей, то возникали вновь из темноты в лунном сиянии. Падающие листья холодно и голубовато отсвечивали, как льдинки.

Мы пересекли улицу Кирова и вступили в новый бульвар. Здесь было совсем темно – тучи сомкнулись.

Браслетов шел рядом со мной.

– Как вы думаете, капитан, – спросил он, – долго нам придется решать эту задачу?

– Вы же слышали: до особого распоряжения. Что вас тревожит?

– Да так… – Он шел легкой походкой, глядя перед собой в глубину аллеи, где двигался батальон. – Интересно: был батальон как батальон. Боевая единица, а теперь блюстители порядка. Вместо войны – свои против своих…

– Если «свои» против нас, то они уже не свои, – сказал я кратко.

– Ну а потом? – спросил Браслетов. – Куда нас пошлют потом? Как вы думаете?

Я ответил, скрывая раздражение:

– Если немцы прорвутся в город, будем сражаться в городе. Если потребуемся на фронте, пошлют на фронт.

Браслетов приостановился.

– Вы все-таки думаете, что немцы войдут в Москву?

– Я думаю о том, как лучше выполнить порученное нам задание, – ответил я.

Он как будто не заметил моего раздражения, неотвязно допытывался:

– Но если мы батальон охраны внутреннего порядка, то зачем же нас посылать на фронт, не понимаю?

– Воевать!

Браслетов отшатнулся от меня.

– Что вы кричите?

– Ефрейтор Чертыханов, пройдите вперед, – сказал я Прокофию.

– Слушаюсь! – Чертыханов протрусил под горку, догоняя колонну.

Я обернулся к Браслетову:

– Я кричу, потому что мне надоели ваши вопросы!

Браслетов приостановился, огорченно, с недоумением пожал плечами.