– И тебе не хворать! – сказала я старому бандиту, усаживаясь на край стола и сбрасывая на пол остатки холостяцкого обеда. Шмага проводил объедки тоскливым взглядом и вздохнул. Узнал, значит.

– А глаза – это ничего! – утешила я хозяина автосервиса. – Глаза я тебе сейчас починю.

Я развернула лампу так, чтобы она светила прямо в лицо Шмаге. Старик сощурился и даже прикрыл глаза рукой, а я присвистнула:

– Владимир Сергеич, это кто же тебя так?!

Физиономия моего собеседника, и без того не внушающая доверия, сейчас представляла собой совсем уж жалкое зрелище. Кто-то поставил по фингалу под каждый глаз информатора и даже, кажется, выбил остатки зубов. Шмага захныкал и попытался заслониться от меня рукой. Я убрала лампу – не собираюсь играть в гестапо с человеком, который находится в таком состоянии. Конечно, я ничуть не обольщалась насчет Смагина – он был тот еще упырь. И висело на нем много чего – и в молодые года, и теперь. Его внешность престарелого мальчика была обманчива: Шмага вовсе не был беспомощен. Только за последний год он лично убрал двоих – тех, кто ему мешал. Убрал лично, своими трясущимися старческими руками. Знала я об этом потому, что у меня были информаторы кроме Шмаги. А от визита в полицию меня удерживали несколько соображений. Во-первых, те, кого старый бандит переправил в мир иной, были ничуть не лучше его самого, так что получалось, что Шмага в какой-то степени санитар леса. То есть города Тарасова. А во-вторых, я давно уже взяла за правило не встревать в разборки окружающих, если это не касалось меня лично или если этого не требовала безопасность клиента. В конце концов, не я вращаю этот мир, правда ведь?

– Кто тебя так отделал? – повторила я свой вопрос, потому что Шмага жмурился, отворачивался и всячески демонстрировал неготовность к контакту.

Наконец старый паук понял, что я не отстану. Он злобно окрысился и, блестя маленькими глазками, синяки под которыми делали его похожим на чучело панды, ответил:

– Кто-кто… конь в пальто! Ты же и отделала! Что, не помнишь?

Я попросту онемела от подобной наглости. Ну погоди, упырь пенсионного возраста, ты у меня попляшешь!

Я снова развернула лампу в сторону Шмаги. Старичок принялся корчиться, как будто он был вампиром, и свет причинял ему физическую боль.

Я протянула руку (Шмага отшатнулся) и легонько коснулась пальцем липкой от пота кожи под глазом:

– Ай-яй-яй! Как нехорошо с моей стороны! Владимир Сергеевич, напомни-ка мне, когда это произошло? А то, знаешь, годы идут, память уже не та…

Старик пошмыгал носом, подозрительно покосился на мою руку. Понял, что бить его не стану, и ответил:

– Это… в четверг на той неделе.

– Да ну?! – удивилась я. – Уверен, что в четверг? Не в среду и не в пятницу? Как неприятно! Только, знаешь, в четверг на той неделе меня не было в городе. Я была совсем в другом месте, и это могут подтвердить по меньшей мере двадцать человек.

На этом месте Шмага зашнырял глазами по сторонам. А я безжалостно продолжала:

– Люди они серьезные, поэтому мне бы не хотелось тревожить их по таким пустякам, как мое алиби. Так что придется тебе, Сергеич, заявление забрать.

Шмага закусил губу и упрямо замотал головой.

Я тяжело вздохнула:

– Слушай, ну что ты как партизан на допросе! Ты меня хорошо знаешь? Ну вот, значит, понимаешь: без необходимости я тебя пальцем не трону. Человек ты полезный, хотя и сволочь…

На этом месте Шмага горделиво выпрямился и даже улыбнулся, показывая пеньки зубов.

– И старость я уважаю. Но, прости, отец, тут речь идет о моей собственной шкуре. На моем месте тебя бы и Махатма Ганди в бетон закатал. Так что без обид.

Я встала. Шмага забеспокоился:

– Эй, эй! Ты чего? Ты овчарка, тебе нельзя этого!

Я взяла со стола бутылку из-под лимонада (Шмага был принципиальным трезвенником – по крайней мере, последние лет двадцать) и задумчиво покрутила ее в руках.

– Да ты можешь ничего не говорить, – грустно сказала я, отбивая у бутылки горлышко. – Я сама все за тебя скажу. Дело было так. Неделю назад к тебе приехала баба. Моих лет, глаза слегка раскосые, одета в куртку, джинсы и тяжелые ботинки.

Шмага осторожно потрогал остатки передних зубов, но промолчал.

– Баба эта ужас до чего крутая, она с тобой разговоров никаких не вела, а для начала отметелила тебя, как бог черепаху. Пару ребер сломала. Ну просто чтобы обозначить серьезность своих намерений.

Шмага молчал.

– Когда ты проникся, она велела тебе прямиком бежать в травмопункт, за справкой, фиксирующей факт побоев. А оттуда в полицию, чтобы заявить: нехорошая гражданка Охотникова нанесла тебе телесные повреждения, а не кто-то еще. Бабу эту ты боишься до визгу. Во всяком случае, больше, чем меня, потому что знаешь: Охотникова серьезного вреда тебе не причинит по причине врожденной интеллигентности. Так, попинает немного и отстанет. А вот та баба – она всерьез отмороженная. Наверняка ведь обещала вернуться и… ой, вот тут у меня фантазии не хватает. Ну, так было дело?

Шмага кивнул, щуря и без того узкие глаза.

– Извини, я к тебе хорошо отношусь, – признался старый бандит. – Но ведь она меня порвет. Ты розочку-то положи. Я ведь знаю – ты без необходимости никого не калечишь. Но заяву не заберу, и не проси.

Я аккуратно положила остаток бутылки на стол и встала.

– Ладно, будь по-твоему. Конечно, нервы ты мне слегка потрепал, но серьезного вреда не причинил. Эта баба не знает, что на четверг у меня алиби, вот и ладненько. Дело развалится, на том и поладим. А теперь скажи, кто она и откуда. Собственно, я за этим и приехала.

Шмага хитренько покосился на меня. Узкими глазками, темной кожей и резкими морщинами урка здорово напоминал спившегося индейца из племени сиу.

Честно говоря, я не очень-то рассчитывала на успех. Вот сейчас Шмага упрется, и что? Пытать его? Придется искать другие источники информации. Неожиданно для меня старый бандит отозвался:

– А вот это можно!

Я с облегчением перевела дух и уселась со всеми удобствами – на гнутый стул с дерматиновым сиденьем.

– Нету такого закона, чтобы безнаказанно меня уродовать! – скривился Шмага. – Ну я первым делом и разузнал – кто, да откуда, да за каким хреном…

– И чего накопал? – От нетерпения я сползла на край сиденья. – Говори, не томи!

– Э-э! – Шмага поводил пальцем перед носом. – Это уже будет информация! А она денег стоит. Я этим живу. Сироту всякий норовит обидеть…

– Вот что, сирота! – Я встала. Мое терпение было на исходе. – Мое время тоже стоит денег. Я у тебя битый час торчу. К тому же ты мне задолжал – заяву написал, обвиняешь в том, чего я не делала… Слушай, может, ты теперь «красный»? На органы работаешь помаленьку?

Шмага напрягся.

– Ты скажи, – ласково продолжала я. – Не стесняйся! А я шепну кому надо. Мол, Шмага теперь идейный…

– Стой, ну чего ты как неродная! – завилял паук.

– А я тебе и не родная. И разговариваю с тобой – кстати, уважительно и вежливо – только в силу твоего почтенного возраста. Так что я жду.

Не поверите, мне все-таки пришлось заплатить Шмаге! Старый бандит уперся так, что стало ясно: умрет, но с информацией не расстанется! Поскольку у меня не было намерения торчать в вонючей мастерской до утра, я отстегнула Шмаге сумму ровно вдвое меньшую, чем он запросил. Зато он снабдил меня необходимой информацией.

После пропахшей килькой и одиноким холостяком берлоги загазованный воздух Тарасова показался мне прохладным и чистым. Я дышала полной грудью и даже открыла все окна в салоне – пусть аромат Шмаги выветрится за время пути.

Волкова Динара Олеговна. Родилась предположительно в Астане. В Тарасове появилась месяц назад. Первое время сидела тихо – видимо, присматривалась к тарасовским раскладам, собирала информацию, искала жертву. Ну и нашла. Две недели назад развила активную деятельность. Поместила объявления где только можно. «Телохранитель с лицензией».

Ну совершенно как я несколько лет назад! Вот точно так же я вдруг объявилась в этом городе. С одним отличием – у меня была тетушка Мила. Именно она порекомендовала меня первым клиентам, а там уже понеслось… А эта самая Динара ни в чьих рекомендациях не нуждается.