Мужчины пристыженно замолчали. Тут же было решено выступать на Кыру вечером, чтобы к утру быть уже там.
Вооружившись кто охотничьими берданами, а кто и допотопными кремневками, выступили в путь. Вокруг Кыры, как всегда весной, горели леса. Поэтому шли как в тумане. Не доходя до Кыры стали стрелять вверх и кричать «ура», словно на приступ шла целая армия.
Казаки даже не пытались обороняться: они вскочили на коней и ускакали вместе с есаулом. А своему начальству доложили потом, что на них напал большой отряд с пулеметами и пушками.
Чтобы расправиться с «партизанской армией», напавшей на Кыру, Семенов двинул на юг Забайкалья карателей. В помощь им дали четырех японских пулеметчиков и двести пятьдесят человек из бурятского отряда Табхаева. Огромный карательный отряд стал готовиться к штурму двух маленьких безоружных сел.
В это самое время к Кулинде вышел потрепанный партизанский отряд Петра Аносова. Петр Аносов был в царской армии рядовым. После бунта в полку его отправили в Нерчинскую каторгу. А в 1917 году он возглавил Советскую власть в Акшинском уезде. Когда Забайкалье заняли семеновцы, Аносов ушел с партизанами в горы Алханая. Там их и окружили каратели. Теперь партизаны уходили от преследования.
— Как это уходить дальше? — возмутился приехавший из Былыры дед Шацкий. — Вы сюда пироги пришли кушать или воевать? Мы и то решили держать оборону.
— Одумайся, дед, — пытался урезонить его Аносов. — Красная Армия далеко, вокруг враги, наступления карателей зам не выдержать.
— Как не выдержать, язви ее? — не сдавался «грамотей». — Почитай, уже год как на охоту не ходим, с ружьями спим. Мы решили бесповоротно давать бой. А вы ежели боитесь — скатертью дорога, проводника дадим!
Партизаны остались. Вместе с жителями они стали укреплять село, выслали на дороги дозоры. Через несколько дней разведчики доложили, что каратели вышли из Кыры.
Былыринцы, кулиндинцы и партизаны залегли на сопке, на повороте в кустах спрятали засаду. Когда с ней поравнялся обоз, из кустов полетели бутылочные гранаты. Отовсюду зачастили выстрелы, кто-то подал команду несуществующей коннице: «Кавалерия, по коням!»
После минутного замешательства японские пулеметчики развернули пулеметы и открыли стрельбу по сопке. Но вскоре за их спиной раздалось «ура!» Это подползли фронтовики Карелины. Японцы, бросив пулемет, кинулись догонять отступавших казаков.
Многие из карателей вернулись в этот день в Кыру без оружия, полураздетые и обмороженные. Дед Шацкий подсчитывал трофеи: враги оставили на поле боя пулемет, несколько винтовок, патроны и гранаты. Правда пулемет не работал. Но через несколько дней удалось его наладить, и ликованию не было конца.
Однако в Кулинде оставаться было опасно. Она открыта со всех сторон. Пока шел бой, кому-то из табхаевцев удалось пробраться в село и поджечь один из домов. Решили всем вместе перебраться в Былыру — там на горах можно было хорошо укрепиться, — а здесь оставить заслон.
С этого дня Былыра стала настоящей крепостью. Вокруг села построили укрепления, привели в порядок оружие. Все продукты, которые были в селе, дед Шацкий взял на учет. Никто не смел выходить за околицу без его разрешения: со дня на день ждали нового наступления.
И вот как-то село было поднято по тревоге. Из Мордоя пришел избитый, окровавленный парень. Он рассказал, что семеновцы получили подкрепление и готовятся идти на Былыру. Его они арестовали за связь с партизанами и избили. Но из-под расстрела ему удалось бежать.
Ждать карателей пришлось недолго. Они появились буквально на другой день. Привыкшие «усмирять» безоружных мирных жителей шомполами и плетками, они не ожидали, что село может быть превращено в крепость. Когда они подошли совсем близко, из всех окопов и ячеек началась дружная стрельба, сбоку ударил пулемет. Каратели в панике повернули назад. Их на лошадях преследовали до самой темноты.
Было ясно, что каратели не успокоятся. В тыл белым решили отправить летучий отряд и позвать на помощь крестьян.
В этот отряд отобрали самых надежных ребят, дали лучших лошадей. Возглавил его опытный партизан Петр Аносов.
Ехали партизаны глухими дорогами, отдыхали в кустах. Когда выехали к Онону, увидели, что через реку не перебраться. В горах растаял снег, и она сильно разлилась.
Ночью добрались до села Нарасун. Огородами прошли к дому отца партизанского разведчика Дмитрия Трухина.
— Однако, сильные караулы на переправах, — сказал старик. — На ту сторону не перебраться. Наш перевоз охраняют пятнадцать казаков, командует ими Васька Трухин. Вот уж кулачина так кулачина: как пришли семеновцы — сразу к ним подался!
На берегу реки партизаны переоделись. Аносов стал есаулом, остальные — казаками. Когда подъехали к переправе, караул безмятежно спал. Аносов взял Трухина за ворот:
— Ты что это, вражина, — спать на посту? А вдруг красные? Шомполов захотели?
Перепуганный караул быстро вызвал паром с того берега. А Васька Трухин долго еще держался за челюсть: ух, и лют «есаул»!
В селе Шилибингуй партизаны провели собрание. Созвал его Роман Григорьевич Кондратьев. Два его сына были у белых, два у красных, сам он помогал красным.
Собрание прошло оживленно. Жители охотно согласились поддержать партизан. Но народу в селе было не густо, и с отрядом могли уйти только семь человек. Зато они были со своими винтовками и патронами. К тому же им. тоже дали лучших коней. Потом, в дороге, к партизанам присоединились еще двое. Они рассказали, что после собрания шилибингуйский староста помчался в Акшу с доносом, но его же там и выпороли.
На обратном пути ночевали в селе Ульхун-Партия, в самом добротном доме, опять нацепив погоны. (Каратели всегда останавливались в лучших домах).
Старуха, угощая чаем, допытывалась:
— Ну что: пымали ирода-то Аносова? Сказывают, по селам шастает, сничтожает, кто большаков выдает.
— Поймали, бабушка, куда он от нас денется, — старательно дул на блюдце Аносов. — Уже на тот свет отправили.
— И слава богу, соколики, — перекрестилась старуха. И на радостях поставила на стол большую кринку сметаны…
Новое наступление карателей снова удалось отбить.
В окопах рядом с мужчинами лежали женщины и подростки. Им отдали самые захудалые ружья — толку от них было немного, но шума достаточно. Охотников по очереди отправляли в тайгу на добычу. Мясо они приносили на всех.
Женщины ничего в эти дни не давали делать мужчинам по хозяйству: «Мы тут сами управимся, глядите, чтоб семеновцы не прискакали». Они частенько наведывались в штаб — может, надо идти в караул?
А подростков отправляли в сторожевое охранение.
Под защитой дозоров крестьяне убрали урожай.
После уборки дед-грамотей Шацкий опять стал подзуживать Аносова и Карелиных:
— Ну, и долго мы будем сидеть, как тарбаганы в норе, язви ее? Подумают, что мы пугаемся их. Надо идти в наступление!
Штаб отряда для начала решил совершить налет на Букукун. Партизаны подъехали к селу, обрубили провода на Кыру и заняли почту. В сторону Троицко-Савска полетела телеграмма, продиктованная Аносовым: «Букукун занят красными, снимаем аппарат, продвигаемся к Акте».
Когда кружным путем телеграмма попала к Семенову, атаман вышел из себя. «До каких пор будете валандаться с этой деревней? Немедленно взять!»— кричал он.
После налета на Букукун из села вдруг сбежали братья Лифановы.
— Ну, видно, тонуть нам, — нахмурился дед-грамотей. — Крысы с корабля побежали, язви ее. Надо ухо держать востро.
На общем совете решили драться до последнего, в плен не сдаваться. Парней послали рыть новые окопы. Дед Шацкий, кузнец Кобылкин и Аносов стали отливать пули, делать патроны. Карелины обучали мужчин стрельбе, ползанью, коротким перебежкам. Женщины вялили и сушили мясо на случай отступления, увязывали вещи. Работало все село.
И вот каратели — в который раз! — пошли в наступление. Встретили их ураганным огнем из окопов. С ближайшего к ним поста дед Шацкий со стариками что было сил закричали «ура». Семеновцы смешались, отступили. Но тут же открыли по селу стрельбу из пушек. Стреляли они зажигательными снарядами и метили точно в штаб: Лифановы дали подробную информацию.
