— Нет! Поезжай, Тим!

— Здесь люди пострадали, — возразил я.

— Через пару минут тут будет полиция. Они увидят восемь человек в машине и обыщут нас до того, как заняться теми. А у меня травка, Тим, травка! Все влипнем!

Она почти потеряла голову от страха. Черт побери, не можем же мы потратить половину каникул на разбирательство с полицией лишь из-за того, что какая-то дура решила таскать при себе свои запасы. Я нажал педаль и осторожно объехал погибших и умирающих. Неужто копы и впрямь задержались бы для поисков травки, не обращая внимания на усеявшие землю тела? Я не мог в это поверить, но, быть мо-

жег, лишь потому, что привык думать, будто полиция всегда на моей стороне; вполне вероятно, что Джуди как раз права. Паранойя нынче заразна. Так или иначе, я погнал дальше, а при въезде в западную часть Центрального парка молчавший доселе Оливер вдруг разродился мыслью о том, что неправильно было уезжать с места аварии.

— Проявление морали после совершения поступка хуже, чем полное отсутствие морали, — изрек Эли сзади.

— Браво! — воскликнул Нед.

До чего ж однообразны эти двое.

Бесс и Джуди жили в районе Сотой улицы в громадном ветхом жилом доме, который году в двадцатом выглядел, должно быть, дворцом. Квартира их представляла из себя бесконечный ряд комнат с высокими потолками, аляповатыми карнизами, потрескавшейся бугристой штукатуркой, на которую в течение столетий накладывали заплату за заплатой. Примерно пятнадцатый этаж: роскошный вид на убожество Нью-Джерси. Бесс выложила стопку пластинок — Сеговия, «Роллинги», «Сержант Пеппер», Бетховен и прочее — и притащила пузырь «Риппл». Джуди извлекла порцию, из-за которой так перепугалась в парке: кучка гашиша не больше моего носа.

— Ты что, таскаешь это на счастье? — поинтересовался я, но выяснилось, что она раздобыла наркотик в «Пластиковой Пещере». Закрутка пошла по кругу — Оливер, как обычно, сачканул: по-моему, он считает, что любые наркотики загрязняют бесценные соки его организма. Недова ирландская прачка тоже воздержалась — еще и к этому вдобавок она не была готова.

— Бери, — услышал я голос обращавшегося к ней Неда. — Это поможет тебе сбросить вес.

Вид она имела перепуганный, будто ожидала, что вот-вот в окошко заявится сам Иисус собственной персоной и вырвет ее бессмертную душу из трепетного грешного тела. Все остальные поймали кайф и разбрелись по разным комнатам.

Посреди ночи я ощутил некоторое давление в районе мочевого пузыря я пошел искать сортир в этом лабиринте коридоров и дверей. Повсюду кучи народу. Из одной комнаты доносятся страстные звуки, ритмичное поскрипывание кроватных пружин: наверняка это бычина Оливер в шестой или седьмой раз за ночь ублажает свою Джуди. После того как он с ней закончит, она неделю будет ходить враскоряку. Из другой комнаты слышится похрапывание и посвистывание: ей-Богу, это экстравагантная Недова хрюшка погрузилась в сон. Нед спал в холле. «Ему много не надо», — подумал я. В конце концов санузел я обнаружил, но его занимали Эли и Мики, вместе принимавшие душ. Не хотелось мешать, но чего тут такого. Мики приняла изящную греческую позу, прикрыв правой рукой черную растительность, а левой — свои малозаметные выпуклости. Я бы дал ей лет четырнадцать, а то и меньше.

— Прошу прощения, — сказал я, попятившись задом.

Голый Эли, с которого капала вода, вышел вслед за мной. Я сказал ему:

— Не пыли, я не собирался нарушать твое уединение.

Но дело было не в этом. Он спросил, не можем ли мы взять с собой на оставшуюся часть поездки пятого пассажира.

— Ее, что ли?

Он кивнул. Любовь с первого взгляда: они подошли друг другу» они обрели подлинное счастье друг в друге. Теперь ему захотелось взять ее с собой.

— Господи, — возмутился я, близкий к тому, чтобы разбудить всех остальных, — так ты рассказал ей о…

— Нет. Только то, что мы едем в Аризону.

— А что будет, когда мы туда доберемся? Ты и ее хочешь взять с нами в дом Черепов?

Так далеко его мысли не залетали. Ослепленный ее скромными прелестями, наш выдающийся Эли видел не дальше очередной случки. Нет, это, конечно, невозможно. Если бы мероприятие задумывалось как секс-тур, я бы взял Марго, а Оливер — Лу-Энн. Мы решили воздерживаться, не считая, впрочем, того, что попадется по дороге, и Эли должен бы согласиться на это. Именно он требовал, чтобы мы выехали закрытой, изолированной от посторонних четверкой. Теперь же Эли пошел на попятный.

— Я оставил бы ее в каком-нибудь мотеле в Финиксе, пока мы будем в пустыне, — настаивал он. — Ей совсем не обязательно знать, зачем мы туда едем.

— Нет.

— Но, Тимоти, неужели это должно быть такой страшной тайной?

— У тебя что, крыша поехала? Разве не ты заставлял нас чуть ли не кровью клясться, чтобы про «Книгу Черепов» никому ни звука?

— Ты кричишь. Они все услышат.

— Правильно. Пусть слышат. Тебе же этого хочется? Чтобы эти крошки узнали о твоем прожекте Фу-Манчу. И тем не менее ты готов ее во все посвятить. О чем ты думаешь, Эли?

— Тогда, возможно, мне придется забыть про Аризону, — сказал он.

Мне захотелось взять его за грудки и тряхнуть как следует. Забыть про Аризону? Он все организовал. Он вовлек в это дело необходимых троих парней. Он часы напролет убеждал нас, насколько важно открыть души навстречу необъяснимому, невероятному, фантастическому. Он побуждал нас оставить голый практицизм и эмпиризм, чтобы исполнить акт веры, и так далее и тому подобное. И стоило лишь сейчас обольстительной дщери Израилевой раскинуть перед ним ноги, как ему моментально захотелось забросить все только ради того, чтобы провести Пасху, держась с ней за ручки в разных провинциальных очагах культуры. Ладно, плевать. Он втравил нас в это, и, если даже полностью опустить вопрос о степени нашей веры в этот сверхъестественный культ бессмертия, мы не позволим ему так просто от нас отделаться. В «Книге Черепов» говорится, что кандидаты должны являться по четыре. Я сказал, что мы не дадим ему уйти в кусты. Он долго молчал. Кадык у него так и ходил: признак Великого Душевного Смятения. Любовь против Жизни Вечной.

— Ты сможешь с ней увидеться, когда мы будем возвращаться, — напомнил я. — Если предположить, что ты будешь одним из тех, кто вернется.

Он стоял, терзаемый одной из своих экзистенциальных дилемм. Дверь открылась, и из ванной выглянула Мики, целомудренно обернувшаяся полотенцем.

— Иди, — сказал я. — Дама ждет. Утром увидимся.

Где-то за кухней я нашел еще один нужник, опорожнился и побрел в потемках на ощупь обратно к Бесс, встретившей меня легким похрапыванием. Поймав меня за уши, она притянула мою голову ко впадине между упругих покачивающихся буферов. Большие груди, говорил отец, когда мне было пятнадцать, довольно вульгарны: джентльмен выбирает даму, исходя из других критериев. Все верно, папочка, но из них получаются такие клевые подушки. Мы с Бесс в последний раз исполнили пружинный обряд. Я заснул. В шесть утра Оливер, уже полностью одетый, разбудил меня. Нед и Эли тоже встали и оделись. Все девицы еще спали. Мы молча позавтракали булочками с кофе и уже в семь отправились в путь, все четверо: по Риверсайд-Драйв до моста Джорджа Вашингтона, через мост в Джерси, на запад к шоссе номер 80. Вел Оливер. Железный старик.