Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— Вашего… соседа?.. — Харпириас запнулся.

Он вдруг вспомнил, с какого большого расстояния поразил синилиза, и на душе у него стало отчего-то очень тревожно. Чьим же животным был этот синилиз?

Самый крупный и угрюмый из красно-лиловых незнакомцев небрежным жестом приветствовал их и спросил:

— Вы, господа, случайно не видели… Ах да, очевидно, видели… — Его голос перешел в ворчание.

— .. Белого синилиза с алыми рогами, — закончил за него другой из подошедших.

На секунду воцарилось враждебное молчание. Трое с потемневшими лицами смотрели на распростертое на земле животное. Харпириас отложил разделочный нож и уставился на свои испачканные кровью руки, чувствуя, как в ушах нарастает рев, словно сквозь его череп несется бурный поток.

Тембидат наконец заговорил, и в его голосе прозвучали неуверенно-вызывающие нотки:

— Вам, несомненно, известно, что это охотничьи угодья семьи герцога Кестира Халанкского, чьим сыном я являюсь. Мы сожалеем о смерти вашего животного, но если оно забрело через границу на наши земли, то у нас было полное право считать его своей законной добычей.

Как вам хорошо известно…

— Если оно забрело через границу, — произнес первый из егерей принца Любовина. — Если… Но этот синилиз, которого мы преследуем целый день, после того как он удрал из клетки, находился во владениях нашего принца, когда вы его убили.

— Во владениях… вашего… принца?.. — заикаясь повторил Тембидат.

— Несомненно. Смотрите: вон там, на дереве пингла, блестит пограничная отметка. Кровь синилиза видна на земле далеко за нею. Мы шли по кровавому следу до этого места. Вы можете, конечно, перенести животное через границу на землю герцога Кестира, если вам так хочется.

Но это ничего не меняет. Факт есть факт: когда вы его застрелили, он находился во владениях принца Любовина.

— Это правда? — чересчур резким от страха тоном обратился Харпириас к Тембидату — Здесь проходит граница владений твоего отца?

— Очевидно, да, — уныло пробормотал Тембидат.

— А это животное было единственным в своем роде, величайшим сокровищем коллекции принца Любовина, — сказал егерь. — Мы заявляем права на его мясо и шкуру; но ваше глупое браконьерство обойдется вам гораздо дороже.

Попомните мои слова, юные принцы.

Трое егерей взвалили синилиза на свои плечи и скрылись в глубине леса.

Харпириас стоял словно громом пораженный. Благодаря содержащимся в нем диковинкам парк редких животных принца Любовина стал легендой. А принц Любовин был человеком, не только обладавшим большой властью, несметным состоянием и высокородными предками — его род восходил к короналю лорду Вориаксу, старшему брату знаменитого Валентина, который был короналем, а затем понтифексом в смутное время пять веков назад, — но также пользовался славой человека мелочного и мстительного, не склонного легко прощать обиду.

Как мог Тембидат поступить так опрометчиво и позволить охотничьей компании забрести прямо к границе владений Любовина? Почему не сказал, что разделительное ограждение отсутствует, почему не предупредил, что рискованно целиться в далеко стоящего синилиза?

Видя отчаяние Харпириаса, Тембидат попытался его утешить:

— Мы полностью возместим ущерб, друг мой, не сомневайся. Мой отец поговорит с Любовином и объяснит, что у тебя не было ни малейшего намерения браконьерствовать. Мы купим ему трех новых синилизов, пять новых синилизов…

Но, разумеется, так просто дело уладить не удалось.

Были принесены глубочайшие извинения.

Был возмещен ущерб. Была предпринята попытка — к сожалению, безуспешная — найти для разъяренного принца Любовина другого белого синилиза. Высокопоставленный родственник Харпириасов, Престимионов,

Деккеретов и Кинникенов поговорил с принцем, призывая проявить снисходительность и простить то, что, в конце концов, было всего лишь безобидной ошибкой юности.

А затем, когда Харпириас уже начал думать, что вся эта история себя исчерпала, его вдруг перевели на незначительную дипломатическую должность в гигантском городе Ни-мойя, расположенном далеко за морем, на второстепенном континенте Зимроэль, за много тысяч миль от Замковой горы.

Этот приказ обрушился на него словно удар топора. Фактически его карьера закончилась.

После отъезда в Зимроэль его в Замке забудут.

Он может отсутствовать долгие годы, даже десятилетия; возможно, он никогда не добьется перевода в правительственный центр. А его обязанности в Ни-мойе будут лишены всякого смысла: год за годом он будет проводить дни, копаясь в бумагах, подшивая пустяковые доклады, ставя свою печать на не имеющие никакого значения документы; а тем временем другие знатные молодые люди его возраста постепенно займут все те высокие посты при дворе короналя, которые по праву рождения и по способностям вполне могли принадлежать ему.

— Это дело рук Любовина, не так ли? — спросил Харпириас Тембидата, когда стало ясно, что перевод неизбежен. — Вот как он мстит мне за своего проклятого синилиза. Но это несправедливо, сломать человеку жизнь только потому, что он случайно убил глупое животное…

— Твоя жизнь не будет сломана, Харпириас.

— Неужели?

— Ты проведешь в Ни-мойе шесть месяцев, самое большее — год. Мой отец в этом уверен.

Любовин обладает очень большим влиянием, и он настаивает, чтобы во искупление вины тебя подвергли еще одному, последнему, наказанию.

Поэтому ты должен отбыть там нечто вроде ссылки. Срок ее, однако, невелик, а потом ты вернешься. Корональ заверил в этом отца.

— И ты уверен в том, что так и будет?

— Совершенно уверен, — ответил Тембидат.

Но тем не менее все сложилось иначе.

Харпириас отправился в Ни-мойю с самыми дурными предчувствиями.

Конечно, это большой и красивый город, самый крупный на Зимроэле, с населением более чем тридцать миллионов. Его прекрасные белые башни на протяжении сотен миль возвышаются над быстрыми водами могучей реки Зимр.

И тем не менее этот город принадлежит Зимроэлю. Человек, выросший среди великолепия Замковой горы, не в силах с легкостью адаптироваться к менее комфортным условиям другого континента.

Один за другим потянулись тоскливые месяцы в Ни-мойе. Харпириас выполнял унизительно незначительную бюрократическую работу в учреждении под названием Департамент по связям с провинциями. Оно, судя по всему, не принадлежало ни к ведомству короналя, ни к ведомству понтифекса, а болталось в некоем пространстве посередине.

Харпириас с нетерпением ждал разрешения вернуться на Замковую гору.

Все ждал…

И ждал…

Несколько раз он посылал официальные прошения о переводе на Гору. Но ответа не получил. Он писал Тембидату, напоминал ему о якобы данном короналем обещании позволить ему через некоторое время вернуться домой.

Тембидат отвечал, что совершенно уверен в намерении короналя сдержать слово.

С момента прибытия Харпириаса в Ни-мойю прошел год. Начался второй год ссылки.

К этому времени Харпириас стал получать только короткие, отрывистые послания от друзей и родственников из Замка. Иногда до него доходила чья-либо записка, иногда — случайные обрывки сплетен. Новости приходили все реже и реже. Словно ему стеснялись писать. Значит, произошло то, чего он опасался: его забыли. Его карьера загублена; он закончит дни мелким бюрократом в этом забытом всеми правительственном департаменте, в этом большом, но явно провинциальном городе на второстепенном континенте

Маджипура, навсегда отрезанный от источников власти и привилегий, которыми пользовался всю свою жизнь.

Харпириас очень изменился: прежде всегда жизнерадостный и раскрепощенный, он превратился в раздражительного, сурового и замкнутого человека, до глубины души обиженного причиненной ему несправедливостью.

Но однажды, когда Харпириас просматривал только что полученную дипломатическую почту из Алханроэля, вяло перебирая малозначительные и бессодержательные документы, с которыми обязан был работать, он с испугом наткнулся на послание, адресованное ему лично.

3
{"b":"24688","o":1}