— За какую? Я ж ничего не знаю. Лишь слухи да сплетни…

— Как видите, ваше наблюдение — самое правдивое.

— Я уезжаю на побережье. Мы уезжаем, — поправилась я, устыдившись первоначальной эгоистичности.

— Когда?

— После получения аттестата. Остался последний шаг. Подпись премьер-министра.

— Теперь мне понятна ваша постоянная занятость, — улыбнулся Альрик. Он заметил, заметил! — Вы витаете в облаках, а если не витаете, то у вас вид чрезмерно загруженной особы. Едете, чтобы повидаться с матушкой?

— Да.

— Это хорошо. Желаю легкой дороги. Советую предварительно изучить условия жизни в тамошних местах. Знание поможет быстро освоиться.

— Обязательно. Спасибо.

— И вам. Благодаря вам я понял, что в жизни есть ценности… вечные, неизменные.

Я опустила глаза к облупленному подоконнику. И ответить-то нечего. Не-че-го. Многое осталось невысказанным, но теперь уже не для него. Пусть и он будет счастлив. Надеюсь, искреннее пожелание с легкостью читается на моем лице.

Вечером я допекла Егора. Ныла и ныла, забрасывая слухами и подозрениями о возможном заговоре и перевороте. Муж не выдержал и рассказал о пророческом оке, предрекшем премьер-министру смену власти в стране. Поведал о том, что Рубля объявил карающую месть предателям, и что со дня на день начнутся проверки с целью выявления чиновников и политиков, поправших идеи висоратства. Глава государства задействует divini oculi, а для подстраховки намеревается снимать дефенсоры, чтобы прочесть грехи прошлые и будущие.

Бог мой, — ужаснулась я. Все тайны моего отца станут явными. А у кого их нет? Рубля сошел с ума, помешавшись на власти. В конце концов, премьерство — выборная должность, а не монарший титул. Око предрекает неизбежные события, а премьер-министр, объявив крестовый поход против предателей, способствует воплощению пророчества в жизнь.

— Под прицелом и твой отец, и мой. Со дня на день в стране начнется неразбериха. Она уже добралась до столицы. А я уезжаю! — упав на диван, Егор обхватил голову руками. — И дед здесь, и Севолод. Все наши здесь, а я бегу как крыса.

— Гош, — погладила я мужа по плечу. И опять нечего ответить. Что за повальное опустошение и отсутствие нужных слов? Сказанных вовремя, способных поддержать и укрепить веру в себя, в нас обоих. Вместо этого гулкое эхо в голове и легкость на языке.

Я было открыла рот, чтобы согласиться: "Хорошо, оставайся в столице, а я отправлюсь с твоей мамой на восток. Побережье подождет". Но промолчала. Вместо этого сказала:

— Поступай, как велит сердце. Если чувствуешь, что нужен здесь, я пойму. Семья — это главное.

Он погладил мою ладошку:

— В том-то и дело. И отец, и дед настаивают, чтобы я уехал на побережье.

— А ты?

— А что я? У нас дед — вершитель судеб. Как сказал, так и будет. Он никогда не ошибается.

Так мы и пролежали в кровати: молча, смотря глаза в глаза и лаская поглаживаниями пальцы. И каждый думал о своем. Что будет, что будет? А потом меня сморил сон.

Праздничный обед в честь обручения профессора А.Г. Вулфу и старшей лаборантки Е.В. Каякиной состоялся в преподавательской столовой и прошел весело.

Егор не отказался от праздника. Получив конверт с приглашением, он сказал:

— Ну и ну. Не ожидал.

И нацарапал от нас двоих записку с согласием, отправив адресату также церемонно, по почте.

Генрих Генрихович появился на праздничном обеде под руку с моей бывшей компаньонкой. Рядом с монументальным деканом Зинаида Никодимовна смотрелась хрупкой дюймовочкой. Она похорошела и стала более женственной. Стопятнадцатый сыпал белыми виршами, а Зинаида Никодимовна с неподдельным интересом внимала и восторгалась стихотворческим талантом спутника.

Часть стола, за которой сидела молодежь — лаборанты всех мастей и пород — сотрясалась от хохота. Егор оказался редкостным заводилой, и наша половина выиграла в конкурсах у противоположной части стола, занятой солидными и уважаемыми преподавателями. Глядя на смеющегося мужа, мгновенно нашедшего общий язык с незнакомыми людьми, я бы не подумала, что его обуревают противоречивые чувства из-за сумятицы, творящейся в стране.

Лизбэт не отлипала от своего теперь уже жениха, а он не препятствовал. Да уж, студентки уревелись горючими слезами, упустив видного кавалера. Если поклонницы профессора и пробовали отбить его у Лизбэт, то невестушка задала им жару. Леди Идеальность вцепилась в избранника мертвой хваткой.

Пусть будут счастливы, — твердила я. — Пусть будут счастливы. А мое следующее полнолуние станет почти человеческим. Второе "я" убито, раздавлено, уничтожено. В этом мире для него нет места.

Так и произошло. Я пережила полнолуние на удивление прохладно, точнее хладнокровно. Полностью контролировала свои инстинкты и жажду, хотя ощущения обострились как обычно.

Егор несказанно удивился:

— Где когти? Хочу когти и шипение. И мурлыканье хочу. И спинку почесать. И за ушками.

— Еще одна шуточка, и пригвозжу тебя к двери, — огрызнулась я и, заткнув нос и уши ватными жгутиками, улеглась с книжкой на диване.

— Странно, — почесал макушку муж. — С тобой всё в порядке?

— Настолько, насколько возможно в полнолуние, — ответила я, извлекши когти и продемонстрировав, спрятала обратно.

— Уау. То есть необычно. И непривычно. И скучно, — протянул он разочарованно.

— Езжай на работу. Сгоняй "Турбу" на диагностику.

— Нет уж. Лучше пригляжу за тобой. Подозрительно всё это. Напоминает затишье перед бурей.

Буря не состоялась, чем полностью дезориентировала мужа.

Время шло. Документы, согласованные в двух министерствах и трех департаментах, лежали на рабочем столе Рубли, а премьер-министр их не подписывал.

— Почему? — спрашивала я каждый раз, когда Егор приносил неутешительную весть.

Наверное, Рубля решил, что я собираюсь драпануть на задворки страны в надежде, что обо мне забудут на Большой земле. Заодно утащу на край света родовитого висората, обеднив нацию. И ведь боялась себе признаться, но всё чаще меня одолевала подспудная мыслишка: уехать на побережье и остаться там. Навсегда. Егор сказал, что не стоит принимать всерьез предупреждение премьер-министра, но я не верила и не строила радужные планы. Пророческое око показало мне будущее. Следующий этап — побережье. Так почему же Рубля не подписывает?

Однажды Егор вернулся с работы возбужденным и, похоже, в радостном настроении.

— Два часа назад у Рубли был сердечный приступ. Он в правительственном госпитале, — сообщил, понизив голос, хотя надобности в таинственности не было. Всё равно никто не услышит и не увидит. — Эвочка, прошу, никому ни слова. Новость под большим секретом.

— Наглухо, — "застегнула" я рот на молнию. — Это хорошо или плохо?

— Пока неизвестно. Если последствия окажутся тяжелыми, Рубле придется освободить пост премьера. А если он отделается легко, наши документы зависнут.

— Надолго? — мой голос дрогнул.

— На время реабилитации… Месяц или около того.

Премьер-министр лежит в больнице, опутанный датчиками и трубками, а вокруг суетятся врачи. И что, жизнь остановилась? Наверняка у правительства есть запасной вариант на случай внезапной немощи Рубли.

— Разве Семут не может подписать визу?

— Нет. Порядок таков, что полномочиями наделен премьер-министр. Семут, как исполняющий обязанности, не имеет права подписи.

— Что же делать? — заметалась я по комнате. Каждый день ждала и мечтала, что вот-вот… что сегодня Егор скажет: "Ура, документы подписаны. Можем ехать". А сейчас планы рушились, рассыпались как песочные замки. Время утекало как вода, и отпущенный Рублей год таял мартовским снегом.

— Выждем немного, и ты отправишься на восток с моей мамой, — заключил муж.

Нет, нет и еще раз нет! — рухнула я в кресло, а мысли заметались.