Он приехал согласно договоренности, в захудалый бар на окраине столицы. Туда, где плотный сигаретный туман, официантки в откровенных тряпочках, стриптиз у шеста и пьяные танцы в наркотическом угаре. А еще криминальные сделки, приватные кабинеты и большая игра в покер без правил. Нужный человек — старше Мэла лет на двадцать, с болезненной желтизной лица и жеваной папиросой во рту. Друг друга, хороший знакомый хорошего знакомого. Видит печать смерти на живых и читает по картинам, фотографиям, рисункам.

Мэл пожал руку.

— Еще поживу? — спросил вместо приветствия

— Не надейся, — получил стандартный ответ.

Значит, путём. У старухи с косой другие планы.

Он протянул рулончик. Карандашный портрет. Женское лицо на тетрадном листочке.

— Твоя? — спросил приятель.

— Моя. Осторожнее! Не подпали.

Папироса перекочевала в левый угол рта.

— Прочитаю. Взамен поможешь, когда потребуется.

— Замётано, — согласился Мэл без колебаний.

Чтец разгладил листок на столе.

— Рисовал мужчина… Нет, сопляк. Не больше двадцати. Любитель, — поднес набросок к лицу и втянул носом. — Она не позировала, но рисовали с натуры. На расстоянии.

— Это как?

— Сквозь стены.

Значит, висорат и к тому же мелюзга. Спортсмен не умеет малевать. Кто? — задумался Мэл. Кому ломать пальцы за художества? Заморышу из общаги, присоседившемуся к Эвкиным ужинам?

— Ничего личного, — продолжил приятель, развернув рисунок к свету. — Ответный жест. Услуга за услугу.

— За какую?

— Об этом спроси у нее… Интересная девочка.

Мэл хотел выхватить набросок, но чтец не дал. Отвел руку с тетрадным листком.

— Погодь. Или достаточно?

— Нет. Продолжай.

Задавив окурок в пепельнице, приятель неторопливо затянулся свежей папиросой и пустил дым колечком.

— Я бы сказал, что-то в ней — извне. Не из нашего мира.

— Это хорошо или плохо? — нахмурился Мэл.

— Никак. Противоположности замыкаются в круг. Добро и зло — не есть дискретные величины. Ладно, понимай, как хочешь. Купи дозу, чтобы торкнуло. Или приложись темечком покрепче.

Нет, в Эвкином случае доза не помогла бы. На следующий день Мэл незметно вернул карандашный набросок на подоконник. Ночами, когда Эва сладко спала под боком, он рассматривал её, пытаясь разгадать ребус. И лишь сегодня торкнуло. Получается, дед не ошибся.

Перед тем, как заснуть, Эва вспомнила:

— Твой дед сказал, что есть и другие потомки, кроме меня. Вот бы их найти.

— На планете живет несколько миллиардов человек. Из них в лучшем случае полсотни счастливчиков — носители благословения. Как думаешь, их легко отыскать? — ответил Мэл, а про себя решил: никаких потомков. Ему и побережья хватает, вернее, упёртого желания Эвки отправиться к черту на кулички.

— Разве с тех пор ангелы не спускались к людям и не осчастливливали смертных женщин детишками? — спросила она, зевнув.

— Думаю, спускались, — улыбнулся Мэл. — Смертные женщины страсть как хороши. Но на детишек существует запрет. Нефилимам не место на земле, так однажды повелел бог. Они несут угрозу. Существа с человеческими душами и силой небесных созданий могут причинить вред.

— А как быть со мной? Получается, я — далекая праправнучка нефилима.

— Тебя берегут как нежный цветочек. Хотя от трудностей не ограждают.

— Странно же меня берегут. Я бы скопытилась раз двадцать, не меньше. Чудом выкарабкалась.

— Но ведь жива и невредима. Благодаря различным случайностям.

— Что-то похожее я уже слышала… В интернате один мальчик уверял, что видит ангелов. Говорил, что они наблюдают за людьми с крыш и деревьев, сидя как птицы со сложенными крыльями. И у них клювы, а не человеческие носы.

— Финисты… — пробормотал Мэл. — Скоро утро, а у тебя сна ни в одном глазу. Проспишь первую лекцию.

Но Эва не унималась.

— Вдруг твоя душа замарается по моей вине? Гошик, пожалуйста, не желай плохого, ладно?

— Конечно. Так и сделаю. Спи.

Сегодняшний разговор с дедом еще больше убедил Эву в необходимости поездки на побережье. А Мэл еще больше утвердился в правильности выбранного им пути. Забеременев, Эвка не решится ехать на край света, где нет нормальных медицинских условий, и отложит рискованное путешествие до лучших времен. А уж Мэл постарается. Всё брехня, что кровь потомства крылатых тяжело смешивается с человеческой. Значит, плохо старались, господа хорошие. И желание не зудело, доканывая неисполненностью.

Дрова потрескивали, и оранжевые языки лизали каминную решетку. Прислуга привыкла к эксцентричным манерам хозяина, повелевшего зажечь камин далеко за полночь.

Хозяин не замерз и не надумал скормить огню ненужные бумаги. Самые лучшие идеи приходили ему в голову именно за любованием пляшущим пламенем. Рыжие косы извивались над поленьями подобно человеческим телам, взывающим к милости богов в языческом жертвенном танце.

Мужчина отпил из бокала. Пожалуй, он испытывал удовлетворение от проделанной работы. И гордость. Потому что устоял, закрывшись броней стальной выдержки. Синдром следовал по пятам, окутывал невесомым облаком и нашептывал, соблазнял, подталкивал. Тех, кто слабее, стегал, гнул, ломал с нечеловеческою силой. Вытаскивал за уши бесов, спрятанных глубоко и надежно. В пределах двух шагов, на расстоянии вытянутой руки…

Уникальный дар. Невероятный. Штучный. Достойный мировых каталогов раритетных редкостей.

Егор не подвел. Тридцати еще нет, а он заполучил свой первый и бесценный артефакт, пополнив сокровищницу клана. Наследственность не подкачала, инстинкт охотника у внука в крови. То ли еще будет.

А теперь от приятных мыслей к тревожным новостям.

На прошлой неделе Семут сообщил в узком кругу о судьбе пророческого ока, попавшего в руки ученых. Точнее о том, что премьер-министр, после длительного изучения артефакта в закрытой лаборатории, рискнул испытать его на себе. И око показало нечто, о чем Рубля предпочел умолчать.

Умолчал, но замыслил.

На этой неделе премьер высказался о принудительном использовании пророческого ока высокопоставленными должностными лицами. По списку и без исключений. Видения будущего будет записывать особая уполномоченная комиссия, созданная велением Рубли. На случай, если возникнет сомнение в утаивании информации, разрешение на снятие дефенсора позволит изъять из памяти видения, предсказанные артефактом, а заодно и прочие подозрительные мысли.

Ультимативное предложение премьера означало одно. Заговор. Переворот. Смена власти в будущем. И премьер не знает, кто станет инициатором.

Недовольные зароптали. Конечно, не посмели возмущаться произволом в полный голос, но в кулуарах обсуждали — завуалировано, иносказательно, боясь доносчиков. Нельзя критиковать открыто, иначе сочтут неблагонадежным и поставят клеймо предателя.

Чертов параноик. Даже первому советнику перестал доверять. Удвоил личную охрану, потребовал от министра обороны сменить пароли к правительственному бункеру. Ограничил доступ к пророческому оку. Если Рубля не откажется от идеи с тотальной проверкой будущего, придется принимать кардинальные меры. Влашек уже высказал осторожное согласие. И Семут. Артём заручился поддержкой финансистов, вояк, транспортников и МИДа. Прощупывает департамент средств массовой информации. За силовиками подтянутся остальные — промышленность, наука, медицина.

Что делать? — задумался мужчина и сделал глоток, смотря на огонь. Причудливые узоры находились в постоянном движении. Пламя достигло своего пика, охватив поленья.

Может, избавиться от ока? Кража или непредумышленный взрыв в лаборатории исключаются. Террористический акт — тем более. В свете возросшей подозрительности Рубли покушение на артефакт будет шито белыми нитками.

Остается тянуть время. Отвлечь и переключить внимание.

На востоке страны стоит необычайно сухая осень. Достаточно оплошности, и вспыхнут гектары тайги. А это заказники и заповедники. Маральники. Древесина, пушнина. И подземные хранилища со стратегическими запасами горючего. Или проливные дожди на юго-западе страны переполнят Чеомельское водохранилище, и хлынувшая в долину вода смоет десятка два населенных пунктов. Или неуравновешенный псих расстреляет половину магазина в час пик. Или повторится бойня, похожая на ту, что произошла нынешней зимой в столичном клубе. Или обострится конфликт с иностранной державой. Далеко ходить не надо. Балаевские острова — давний камень преткновения в территориальном вопросе. Или в тоннелях городской подземки заведется нежить, и мало кто догадается провести параллель с экспериментами по материальному переносу, замороженными давным-давно.