Наши места оказались ближе к тому краю стола, где сидел хозяин дома. Противоположный край предназначался хозяйке. Меню предстоящего обеда не пугало: накануне я опять записалась на учебу к эксперту по этикету. Кстати, визит к специалисту по ложкам и вилкам стал причиной спора с Мэлом, который категорически запретил посещать малознакомого мужчину на дому и в одиночку.

— Чего бояться? У меня теперь clipo intacti, — убеждала я. — Съезжу туда и обратно на такси. Буду отзваниваться каждые десять минут.

Тщетные уговоры. Или с дэпами, или с Мэлом, или с дуэньей.

— С кем, с кем?! — мои брови полезли на лоб.

— С дуэньей. Со спутницей. С компаньонкой. Возьмешь с собой Афку — слова не скажу, — пояснил невозмутимо Мэл.

— Она занята, — пробормотала я, выбившись из колеи упоминанием о дуэньях. Вот удумал! Где найти группу поддержки за час до начала занятия? Не Басту же звать.

Пришлось мне обучаться способам поедания изысканных блюд в присутствии Мэла. Кстати, он не удивился такому исходу выдвинутого им ультиматума. Почитывал журнальчики, устроившись в кресле, и покачивал ногой.

Специалист по этикету просветил о правилах рассаживания за общим столом согласно сложнейшей иерархической системе: по должностям и званиям, по степени родства с именинником, по общественному статусу, по семейному положению и возрасту. Капец.

И меня рассадили. Слева — Мэл, справа — мужчина преклонных лет с глубокой залысиной и красным картофельным носом.

Во-первых, за столом — человек двадцать гостей. Во-вторых, среди приглашенных нет женщин старше шестидесяти лет, а значит, знакомство с бабулей по отцу отпадает. В-третьих, я наконец-то воочию увидела сродных брата и сестру. Этикет разрешал присутствие несовершеннолетних детей на праздничном семейном торжестве. У сестры был вздернутый нос и поднятые уголки губ, придававшие лицу удивленное выражение. Если она взяла многое от отца, то брат — десятилетний мальчик с прилизанным пробором — пошел внешностью в мать. Видно, что папаша с мачехой вымуштровали детей. Те сидели как солдаты, вытянувшись в струнку, не тянули шеи и не вертели головами как любопытные сороки. Однажды наши взгляды пересеклись, и брат равнодушно отвел глаза, как если бы я была незнакомой гостьей, а не старшей сестрой.

Напротив нас сидела импозантная дама необъятных габаритов в широкополой черной шляпе с роскошным пером. Она дышала с нагрузкой и обмахивалась веером. Чья родственница — мачехи или отца? Отвлекаясь на разговоры, массивная гостья через раз вставляла: " Я вас умоляю!"

Во время обеда я чувствовала на себе взгляд отца. Он любезничал с гостями, шутил, беседовал на незначащие темы, но исподволь наблюдал за мной и Мэлом. Приглашенные тоже разглядывали нашу парочку и делились мнением с соседями. В тесном семейном кругу родня знает всё друг о друге. Лишь я не знала, кто кому и кем приходится за этим столом. Да и по фигу. Покину этот дом и тут же забуду.

Накануне Мэл предупредил:

— Нас посадят вместе. Будь готова к любым провокационным вопросам.

Откровенно издеваться надо мной не станут — побоятся Мэла. Но и не промолчат. Найдут, как уколоть.

— Скажу, что отвечаешь за меня, и спрячусь за твою спину. А ты будешь отдуваться.

— Сообразительная девочка, — хмыкнул Мэл. — Хорошо, беру штурвал на себя. Заодно разузнаем получше твоих родственников.

Ага, выясним, у кого пасть шире и зубы острее.

— Моей родни среди них нет!

— Ладно-ладно. Не распаляйся.

Поначалу я сортировала гостей по внешним признакам. Рослых и с грубоватыми лицами отбрасывала к родственникам именинницы, прочих — к родне по линии отца. А потом развлечение вылетело из головы — будто отрезало. Потому что меня осенило: наверняка в доме отца часть прислуги — с западного побережья! Мэл рассказывал, что многие ссыльные уплачивают долг отчизне, работая в особняках больших чиновников.

Я приглядывалась к распорядителю обеда, застывшему у двери неслышной тенью. Присматривалась к официантам, незаметно меняющим тарелки и подливающим вино в фужеры. Нет, вряд ли вышколенный персонал родом из моих мест. За три года, уходящих на возврат долга родине, научиться ловкому обращению с подносом можно в том случае, если тренироваться денно и нощно. По всему видно, что обед обслуживали нанятые профессионалы.

— Я вас умоляю! — воскликнула грузная дама, отвлекши внимание от официанта. — А вы шутник, Егор Артёмович.

Что-что?! С Мэлом кокетничают?!

— Это реальная история, — ответил он. — И, к сожалению, картина нерадостная.

Пока я отвлекалась на посторонние мысли, Мэл общался, успевая жевать. Похоже, он стал свадебным генералом на сегодняшнем обеде. Когда он говорил, голоса стихали. Даже мачеха прислушивалась к словам Мэла. Мне она уделяла ровно столько же внимания, сколько и шторам на окнах. Улыбалась, как того требовали правила приличия, и не более. Зато за Мэлом следила с живым интересом.

— А ваша спутница немногословна, — заметила другая дама, наставив на меня лорнет. Ведь в пяти шагах сижу. Неужели не видно?

— Эва — мудрая женщина, — ответил Мэл и поцеловал мою лапку. — Она уступает, когда мне хочется выговориться.

Можно бы зардеться от комплимента, потупившись застенчиво, но в столовой собрался не тот контингент. Поэтому задеру нос гордо и высокомерно.

— Мудрость — достойное качество в свете отсутствия прочих способностей, — проскрипел желчный старик, которому выделили место рядом с именинницей. Из-за глухоты гость говорил громко и невпопад.

— Ну, почему же? — приобнял меня Мэл. — Прочих способностей у нас тоже хватает. Генетическая память не подвела Эву. Навыки постепенно восстанавливаются. Эва — сильный боец, как и ее батюшка Карол Сигизмундович.

Надо было видеть обескураженность мачехи. Она решила, что я стала пожизненной висорической инвалидкой. Зато отец сохранял каменное выражение лица. Уверена, он изучал отчеты преподавателей о моих "успехах", но почему-то не делился с женой. Впрочем, как не поделился секретом об урожденной слепоте старшей дочери, поступив весьма умно. Все знают, что нельзя доверять женщинам опасные тайны. Что становится известным женщине, о том мгновенно прознает весь свет. Поэтому для мачехи я осталась дочерью каторжанки, но жирного минуса в биографии хватило для брезгливого отношения.

— Продемонстрируете достижения? — обратился ко мне крупный мужчина с приплюснутым носом, отсортированный к родственникам именинницы.

За столом повисла тишина. Не успел Мэл открыть рот, чтобы привести парочку железобетонных причин для отказа, как моя рука протянулась вперед, и пальцы сжались в кулак над фужером с вином.

— Я могла бы усладить ваш взор виртуозной игрой с волнами, но позволю напомнить о поводе, по которому мы собрались.

Посмотрев выразительно на мачеху — мол, вот кто сегодня звезда и героиня романа, — я отвела локоть назад и разжала кулак. Сидящие напротив машинально отшатнулись, уклоняясь. Естественная защитная реакция, когда спружинившая волна летит в лицо.

Ворота родительского особняка закрылись за "Турбой".

— Эвка, ты схватила волну! — восторгался без устали Мэл. — Что-нибудь почувствовала?

Я поглядела на пальцы. Ничего не почувствовала. Пустота она и есть пустота. А если бы не схватила, то мило улыбнулась бы и сказала сборищу за столом: "Ой, простите, то получается, а то выходит из рук вон плохо".

— Но ведь ухватила! — не унимался Мэл. — Я от волнения язык прикусил. А ты раз! — и натянула как тетиву у лука. И твой отец впечатлился.

Да уж. Папенька увидел и задумался над тем, как далеко зашел вселенский обман с вымышленным висоратством.

За разговорами я не заметила, что мы ехали медленно-медленно, а потом Мэл и вовсе притормозил.

— Здесь живут мои родители, — кивнул буднично в сторону очередного кованого забора. — Хочешь посмотреть?

Обожежтымой. После вымученного семейного обеда завалиться в гости в Мелёшину-старшему?! Войти в дом, в котором Мэл провел детство и юность?! Поздороваться с его мамой?!