– Эрлангер, я прошу вас оказать мне огромную услугу. Моя невеста попала в аварию… Возможно, она сейчас при смерти… Меня предупредили по телефону. Умоляю вас, Эрлангер, заедем сначала к ней.
Разумеется, господин судья, я сначала отказался. Распорядок у нас очень строгий, а я вовсе не хотел потерять место. Но что поделаешь… доброта порой берет верх над рассудком… Отчаяние Сенталло меня потрясло, господин председательствующий. Я не могу видеть, как плачет мужчина, особенно здоровяк вроде Сенталло. Уж чего там, у меня вся душа переворачивалась! Ну, я и спросил, где раненая. Он ответил, что в Хинтер-Штейнбрюке, Шенхейтштрассс, пятьдесят три. Пришлось бы сделать слишком большой крюк. И я пообещал заехать на обратном пути. Но Сенталло это не устроило.
– А вдруг она умрет, пока мы доедем, Эрлангер? У вас есть жена?
– Нет.
– Но, будь вы женаты, что бы вы сделали, узнав, что ваша жена – при смерти?
– Черт возьми, почему же вы не попросили вас заменить?
– Мне позвонили в тот самый момент, когда я бежал к нам. Послушайте, Эрлангер, если, приехав, я найду Дженни мертвой, клянусь вам, я прострелю себе голову!
Сенталло взял револьвер, который охраннику выдают на время таких перевозок. Я не сомневался, что он исполнит угрозу. Я добрый христианин, господин судья, и от одной мысли, что этот человек может убить себя отчасти и по моей вине, мне стало не по себе. Я стоял перед выбором: либо нарушить регламент со всеми вытекающими отсюда последствиями, либо до конца жизни терзаться угрызениями совести, что мог спасти человека, но не сделал этого.
– И вы ни на секунду не вспомнили о том, что везете?
– Нет, господин судья. Я не первый раз перевозил деньги, и никогда не случалось ни малейших неприятностей.
– А то, что Сенталло, быть может, ломает комедию, вам тоже не пришло в голову? – осведомился мэтр Хюг.
– Абсолютно нет. И, если хотите знать мое мнение, Сенталло переживал совершенно искренне!
Вмешался помощник прокурора.
– Дальнейшее покажет, что его печаль была по меньшей мере неоправданна.
– Знай мы будущее наперед – никто никогда не делал бы ошибок! – отозвался адвокат защиты.
Арнольд Оскар вернулся к Эрлангеру:
– Так вы решили уступить мольбам своего спутника?
– Увы, да, господин судья. Уже на Мюзегштрассе я сдался. Узнав о моем решении, Сенталло поцеловал мне руку, клянясь, что теперь я могу требовать от него что угодно. Я был страшно смущен, господин судья, и, должен признаться, растроган. И вот, чтобы скрыть волнение, я попробовал отшутиться и сказал, мол, коль скоро его Дженни останется жива, пусть пригласит меня на свадьбу вместе с подружкой.
– Ладно. Возвращайтесь на место, но скоро я вас снова вызову. Сенталло!
– Да, господин председательствующий?
– Вы можете что-нибудь возразить против показаний Лльдо Эрлангсра?
– Нет, ваша честь.
– Мы не станем больше задерживаться на этом эпизоде Однако вам бы следовало сообщить господам присяжным, каким образом вас предупредили о несчастном случае с Дженни Йост. Да, господин третий присяжный?
– Так все-таки она действительно существует, эта Дженни Йост, господин председательствующий?
Арнольд Оскар так разозлился, что утратил свойственную ему невозмутимую корректность.
– Повторяю вам еще раз, что не имею об этом ни малейшего понятия. И это вам надлежит разобраться, есть она или нет!
– Но я-то с ней не знаком! И даже не слыхал об этой девушке, пока не пришел сюда!
– Господин старшина присяжных!
– Да, ваша честь?
– Суд был бы вам весьма благодарен, если бы вы использовали ближайший перерыв, чтобы объяснить своим коллегам, в чем именно заключаются их обязанности.
– Слушаюсь, господин председательствующий.
– Благодарю вас. А теперь, Сенталло, мы вас слушаем.
– Я сидел у себя в кабинете, собираясь поработать, пока не придет время сопровождать Альдо Эрлангсра, как вдруг, в последний момент, когда я уже складывал досье, телефонистка предупредила, что мне звонят из города. Незнакомый мужской голос спросил, действительно ли я Людовик Сенталло, первый помощник главного бухгалтера банка Линденманн. Получив утвердительный ответ, мой собеседник представился как Якоб Эгли, сказал, что живет на Шенхейтштрассе в Хиндер-Штейнбрюке, в доме пятьдесят три и сейчас в его квартире находится раненая девушка. Какой-то водитель сшиб ее на дороге и умчался, даже не остановившись. Врач, осмотрев раненую, заявил, что она в таком тяжелом состоянии, что пока о перевозке в больницу даже речи быть не может. Несчастная была в полном сознании и просила немедленно предупредить Людовика Сенталло, чтобы он приехал как можно скорее, если хочет попрощаться с ней перед смертью. Девушка назвалась Дженни Йост. Передав поручение, Якоб Эгли добавил, что ждет господина Сенталло у себя, поскольку несчастный случай произошел чуть ли не у самой двери его дома. С этой минуты, господин председательствующий, я думал лишь о Дженни и о том, что, быть может, она сейчас умирает, а потому стал умолять Эрлангера отвезти меня к ней.
– У вас вопрос, мэтр Хюг?
– Сенталло, почему вы сразу же не сообщили о своем горе господину Шмиттеру? Зная, как тепло он к вам относится, разве вы не вправе были бы ожидать понимания и самой искренней помощи?
– Боюсь, я просто вообще ничего не соображал в тот момент – все мои мысли занимала умирающая Дженни. В голове вертелось лишь, что у порога меня ждет готовая машина… Даже секундное промедление могло бы стать фатальным, вот я и помчался к Эрглангеру…
– Однако нам описали вас как человека хладнокровного, уравновешенного и здравомыслящего, – подчеркнул помощник прокурора. – Таким образом, подобная паника либо совсем необъяснима, либо, напротив, объясняется очень просто: вы не желали ехать иначе, чем с Эрлангером и огромной суммой, лежавшей в фургоне!
Мэтр Ремпье не мог оставить выпад без ответа.
– Позволю себе заметить господину обвинителю, что любой человек, которому случалось терять близких, испытывает такую тревогу, что практически не способен рассуждать. И меня весьма удивляет, что господин помощник прокурора, с его опытом и известной всему Люцерну репутацией, не понимает столь элементарных вещей или же делает вид, будто не понимает, ибо возложенная на него задача, по-видимому, выглядит все сложнее…
– Оставьте свои предложения при себе, мэтр Ремпье!
– В таком случае, воздержитесь от несправедливых замечаний!
Арнольд Оскар снова прервал эту словесную дуэль.
– Господа, еще не время для перекрестного допроса!… Итак, Сенталло, вы поехали с Эрлангером и уговорили его изменить маршрут. А что случилось дальше?
– Квартал выглядел довольно пустынным, и мы с большим трудом отыскали Шенхейтштрассе – узенький проулок среди садов. Ехать было очень неудобно, и я предложил Эрлангеру подождать, а сам побежал искать дом Якоба Эгли пешком. Прежде, чем я добрался до номера пятьдесят три, очаровательного маленького коттеджа, пришлось пробежать добрых несколько сотен метров. Дверь открыла какая-то старушка, которая, очевидно, ни слова не поняла из моих объяснений. Несмотря на терзавшее меня нетерпение, мы довольно долго препирались, но в конце концов я убедился, что никакого Якоба Эгли здесь нет, и не только в этом доме, но и вообще в округе. И о несчастном случае тоже никто слыхом не слыхивал.
– Короче, вы поняли, что вас обманули?
– Да, господин председательствующий.
– И какова же была ваша первая реакция?
– Огромное облегчение, Ваша честь. Ведь это значило, что с Дженни не случилось никакой беды!
– И вы не задумались о причинах столь зловещего розыгрыша?
– Потом – да, Ваша честь, но я не понимал, в чем тут дело.
– И вам ни на секунду даже в голову не пришло, что вас просто-напросто хотели увести подальше от фургона?
– Нет, господин председательствующий.
– Но теперь вы пришли именно к такому заключению?
– Да, Ваша честь.
– А почему жертвой избрали именно вас?