Ну, жрицы так жрицы… Напомнив себе сменить вахтера за несоответствие должности, я зашагал по лестнице.

Не дойдя до своего этажа, я замедлил шаг.

В офисе гости. Как, отчего – не знаю. Похоже, те самые, что спрятали вахтера в сундучок.

Словно по команде мобильник выдал первые такты «Марша кавалергардов». Я поднес его к уху.

– Игорь, это я, – без предисловий объявила дзайана.

– Света?!

– Куда ты пропал, Рек?! Я тебя искала, искала! И в больницу не зашел! А обещал!

– Э-э… Но это ведь ты…

– Что я?! Скажи еще, это я обещала зайти! Тряпка! Размазня! – Голос ее сорвался в задумчивость: – Хотя да. Ты бы меня не нашел… Я из больницы сбежала. Чаровато! – в трубке послышалось сдавленное хихиканье.

– Зачем ты поводок на меня накинула, чудо?

– Затем! Я тебя вообще-то пнуть хотела. Только очень нога болела. Будешь знать, как девушкам гадости говорить!

Я потрясенно молчал.

– Ладно, – Светин голос наполнился ласковой хрипотцой. – Жди. Я к тебе сейчас чаранусь. Пока, лапа!

Сумасшествие… Нет, не зря Миямото Мусаси говорил: «Женщины!» – и что-то там еще. Хотя нет. Больше он ничего не мог сказать.

Потому что женщины – это женщины.

Я отключил телефон и спрятал в карман. Внизу зашаркали старческие шаги. Я осторожно перегнулся через лестничные перила.

С высоты идущего разглядеть трудно… Несколько раз мелькнул зеленый клетчатый рукав. Однажды в поле зрения попала старушечья голова в черном «черчанском» платке.

Звуки старушечьих шагов укладывались в строгий ритм. Шаг, шаг, шарканье – словно нога срывается со ступеньки – и вновь шаг. Этот звук наводил на меня дрожь. Не спрашивайте отчего, наводил, и все.

Задерживаться на лестничной клетке расхотелось.

Что выбрать, оказавшись между адской старушкой и офисом, в котором наверняка притаилась засада? Между Сциллой и Харибдой?

Вот-вот.

Я поднялся на лестничную площадку, достал пистолет и загремел ключами, отпирая замок. Затем распахнул дверь и провел то, что у фехтовальщиков называется ремизом[12] .

Дэва с два! Никто не прыгал лихо и бесшабашно мне навстречу. Не бил по голове, не тыкал жестким стволом «глока» под ребра. Даже обидно. Чувствуя себя полным идиотом, я заглянул в шкаф, проверил туалет и кладовку.

Ни-ко-го.

Спрятав «эфу», я вошел в свой кабинет. Так и есть. Вот они, голубчики! В креслах двое, причем обоих я знаю.

– День добрый! Рад вас видеть.

Высокий бородатый мужчина, похожий на цыгана Кустурицы, приподнялся в кресле, стягивая тюбетейку.

– Здра-авствуйте! – шутовски протянул он. На выбритом черепе чернела татуировка: паук, затаившийся в сетях.

Юноша за моим столом хмуро кивнул. Одевался он с варварской претенциозностью. Рыжий вельветовый пиджак от Ermengildo Zegna, алое кашне, цветастая футболка. И бинты на голове, заставившие вспомнить сахарную черепушку из «капучино судьбы».

За рулем «Кайена» мальчишка смотрелся солиднее.

– А мы к тебе дружески, – сообщил бородач. – Аттилла поболтать хочет. Примешь?

– С удовольствием, Шурка. А ты откуда знал, что я здесь буду?

– Ты же сам рассказывал, что после полудня чаевничаешь в офисе.

– Хм… Не помню… Но ладно. Чай, кофе?..

– Слышь, козел, – окрысился молодой, – ты это! Ща схватишь! Со мной побратимы в боях закаленные!

Бородач с интересом посмотрел на мальчишку.

– Может, сперва чаю попьем? – предложил он. – Обычай такой, закон гостеприимства, знаешь? А потом о делах поговорим.

И поморщился.

Но к мальчишке это не относилось.

Шурку я знаю давно. Я у него пацаном семь лет храмовым боем отзанимался – еще до айкидо. Спина у Шурки ломана-переломана; когда погода меняется кости ноют. А сейчас как раз такое время.

– Дашку куда дел? – поинтересовался он.

– Дашка выходит замуж.

– Опять?

– Нет, Шур, это серьезно. Они в Кортесию едут, на пирамиды. После пирамид он обязан будет жениться, как честный человек.

– Это уж само собой, – тоном знатока объявил Шурка, и мы заржали.

Не переставая смеяться, я достал из шкафчика коробочку чая:

– Гляди, что у меня есть.

– Ха! – обрадовался тот. – «Хьюджиминг»! А как китайцы его срамно называют, не скажу, – отсыпал щепотку и бросил на язык.

Мальчишка угрожающе засопел. По его мнению, мы слишком погрязли в церемониях.

– Эй!..

– Ну что такое? – повернулся я к нему. – Шило свербит?

Мальчишка набрал в легкие побольше воздуха.

– Я напырю твою презренную голову на антенну своего преодолетеля бездорожья! – выпалил он и, выдав этот образчик аскавского устного творчества, гордо положил ногу на стол. Шнурки завязать.

– Ноги на пол! – рявкнул Шурка. – Не в Аскаве своем сраном! У приличных людей гостишь!

Парень выпрямился, словно ошпаренный. На перебинтованном лице вспыхнуло выражение обиды.

Мы вели себя неправильно.

Не по-честному. Не так, как полагается вести себя в присутствии знатного представителя аскавских родов.

Пряча улыбку, я включил чайник. Огонек на боку подмигнул мне оранжевым; послышалось радостное сипение. Я протер тряпкой поднос, расставил пиалы и заварник.

– Из твоих? – тихо спросил я Шурку, указывая глазами на гостя.

– Какое там! Варвар аскавский. Туристничают по краям нашим, а я вроде как бы телохранитель у них.

– Ты раб! – взвился Аттилла, подслушав наш разговор. – Аскавцам не нужны телохранители! Мы любого в бараний рог скрутим!

Господи боже мой! Ну как они там живут?! Урки, бароны, понятия эти их дебильные… Ребенок вон поговорить с людьми по-человечески не умеет!

– Как твой зал? – поинтересовался я у Шурки. – Тренируешь еще?

– Не… Надоело.

Шурка – учитель талантливый, лучший из всех, кого я знаю. Но лени-ивый! Я подозреваю, что учеников он набирает, когда ему хочется проверить какую-нибудь свою теорию. Когда теории кончаются, группа медленно тает и сходит на нет.

– Ладно уж, – сообщил я, усаживаясь. – Пока церемонии кипятятся, можно и к делу.

Юноша встрепенулся.

– А что к делу? Типа сам не знаешь, да?! Я к тебе того… вызов передать.

– От кого?

– От я… от меня то есть! За батю!

Я перебрал в памяти всех сидевших в «Кайене». Жирдяя-аскавца мы обидели меньше всего… Ах да! Светка его заколдовала. Но почему он не сам пришел, а прислал недоросля?