В общем, я хаванана сильно зауважал в этот момент.

А когда начнется злое время, я просто дома засяду. Закуплю еды побольше, перестану на улицу выходить. И очень даже просто. Так что живем!

Отец Никодим проницательно усмехнулся:

– Отсидеться тебе не удастся. Магия границы жестока: если ты не дашь ей реализоваться, она выплеснется наружу сама. И кто знает, что хуже.

Вот так вот.

Размечтался.

Не чувствуя вкуса, я допил вино. Иштван уже ждал у дверей. Убедившись, что я в курсе событий, он достал из кармана костяной шарик.

– Это, сыне, глаз Вайю. Он защитит тебя во время обряда. И постарайся, чтобы он не попал в руки дзайанов. – В голосе его промелькнуло сочувствие: – Да ты нос не вешай, паства! В случае чего – умрешь быстро и безболезненно. Захочешь – так под наркозом, но это отдельные деньги. У тебя на анестезию аллергии нет?

– Не надо анестезии, – хмуро ответил я. – Потом голова тяжелая, да и для здоровья вредно.

Машину аберетары починили на славу. Служка-секретарь, которому предстояло довезти меня до дома, обращался со мной трепетно, как с наследным принцем. В торжественном молчании мы подъехали к моей родной девятиэтажке. У подъезда произошла забавная сцена – служка все порывался припасть к руке и испросить благословения.

Я остановился у газона, собираясь с мыслями. Как быстро свалилась ночь… В небе широкое лезвие луны рвет облачные пряди. Шторы в окнах светятся уютом; сквозь щели пробиваются белые вспышки.

Телевизор смотрят, наверное…

Я прислушался: шли старые добрые «Три мушкетера». Терехова и Клюев распевали песенку о Ришелье:

Долго стоять не получилось: вечерняя сырость лезла под куртку. Я поежился. Ладно, пойду домой. Голема-уборщика растолкать, одежду в стиралку сунуть. Завтра ведь на работу.

А представляю, мелькнула злорадная мысль, какой кондратий хватил бы Ферада, узнай он, с кем я разговаривал!

Жаль, что он не узнает. По крайней мере от меня.