– Крепко он тебя приложил. – Мальчишка опустился на корточки рядом со мной. – Надо было по яйцам дать.

– Не успел. – Я с гордостью вытер кровь, капающую из носа. – Он без предупреждения напал. Аскавец, блин!

– Ниче. Иштван им вломит.

Я покачал головой. Пока что-то не очень на то походило. Бандиты орали на монаха; тот кротко втирал о Ясне, борьбе добра со злом.

– Слышь, пацан, – приказал мне жирдяй, не оборачиваясь. – Чтоб никуда не шел. Со святым батей добазарим, тобой займемся!

Синий достал пистолет и покачал стволом перед лицом монаха:

– Церковь, отче, отделена от государства. Благие понятия, благой базар, благие терки – это все в задницу засунь. Доступно излагаю?

– Более чем, сын мой.

Не переставая улыбаться, аснатар хлопнул охранника по запястью – будничным, деловитым движением. От хруста костей меня передернуло. Охранник побелел и осел на землю.

Взмах, удар! Монах ринулся на варваров. Те не приняли боя и сразу побежали к машине. Взревел мотор. Аскавцы втащили раненого охранника в салон и газанули прочь.

– Ну вот, теперь все в порядке, – важно кивнул мальчишка. Вид у него был, словно это он все устроил.

Тут у меня глаза полезли на лоб. Мальчишка отошел на несколько шагов и исчез! Взял и исчез! На том месте, где он стоял, прокисшим тестом вспухли пряди плесени. Я потер глаза рукой.

Показалось?! Так ведь был мальчик, был! Мамой клянусь! Монах стоял посреди дороги, озадаченно косясь на плесень.

– Что, сбежал отрок неблагой?

– Сбежал, – машинально ответил я. Ощущение чужой тайны – теплое, щекочущее и невыразимо приятное накатило на меня. Ну и денек сегодня выдался!

Монах смотрел на меня с ожиданием. Опомнившись, я неловко опустился на одно колено:

– Спасибо вам, святой отец, выручили. С этой сволочью…

– Вот и отлично, паства, – перебил инквизитор. И поинтересовался: – Как машина? Побита?

– Не очень. Чинить придется, а так на ходу.

– Славно! – оживился тот. – Благостно сие и велелепно. А скажи, сыне… – Взгляд аснатара затуманился: – Обрадуешься ли помочь святой нашей матери-церкви? Ну так, чисто по-родственному?

– По-родственному? – удивился я. – В смысле?

– Ты по существу отвечай, паства. Без мумления неблагого.

– Так это смотря в чем.

– Резонно. Мне, сыне, в Болотноселье нужно, по надобностям высокодуховным. И тебя это тоже касается. Вникаешь?

Я вникал. Варвары, друджванты, мальчишка, расползшийся горкой плесени… Наверное, так чувствует себя мотылек, перед которым вспыхнула соблазнительная газовая конфорка тайны.

– Ладно, отче. Только помогите стекла вымести.

Монаха звали Иштваном. Всю дорогу я искоса поглядывал на него. Мне казалось, что, стоит отвернуться, он превратится во что-нибудь… такое, странное. Отрастит нос на пол-лица или уши остроконечные. Я не сумасшедший, просто иногда так хочется чуда! Не все же жить скучной, приятной и спокойной до отвращения жизнью.

А вдруг действительно в Ведене друджванты завелись? И этот их ловит?! Вот бы хоть глазком глянуть!.. Говорят, друджвант может кем угодно обернуться. Живет, скажем, обычный человек… или там сенбернар, или рыбка в аквариуме. А на самом деле – не рыбка это, а пиранья-друджвант, воплощение зла. Отвернешься, а тебе зубами в горло!

– Сюда, пожалуйста, – меланхолично приказал монах, – заезжай и сразу налево. Сейчас покажу, где машину поставить.

Служка-аберетар распахнул ворота. Мы въехали во двор и свернули на площадку. Иштван обменялся с аберетаром несколькими фразами.

– Теперь пойдем, – повернулся он ко мне. – Его преосвященство, хаванан Никодим Кей-Кобад хочет с тобой поговорить.

Сам хаванан?! Высший глава веденских церковников?! Чего-то примерно такого я и ожидал, но все равно растерялся:

– Зачем это? Мы же…

– Зачем – это уж он сам скажет.

Намеренно или случайно, монах стал так, чтобы заградить дорогу обратно. Служки смотрели на меня сочувственно, пряча глаза.

– А если я не захочу?

Иштван посмотрел на меня с интересом:

– Ты никак душу погубить жаждешь? Или к матери-церкви того… без почтения должного? Ты только скажи, паства.

Аснатары придвинулись. Я посмотрел на их рожи и покорно зашлепал следом за аснатаром.

В Ведене много Домов Огня. Болотносельский из них считается лучшим. И святость тут особенная, и аша прет по самое не могу, и монахи благостные – не в пример Южной Огневице, где молится новое поколение.

Вообще-то пи… (молчок! в святом храме нельзя!) уродов из нового поколения я тоже не люблю. Но здесь действительно хорошо. Вон боль в разбитом носу прошла, даже, кажется, ссадина затянулась. И ребра не ноют.

Интересно, мне через пару дней к зубному… Может, и дырка того?.. Вот здорово было бы!

Мы вышли в храмовый коридор. Я сориентировался: по левой стороне фрески изображали Аримана, сволочню всякую, друджвантов, а справа – святых, травки, огоньки. Слева – еретик и лжепророк Ницше (который «Так отжигал Заратустра» сочинил), а справа – ашо Бахрам, святой. Этому Бахраму, если честно, я бы горшок с геранью не доверил. Рожа у парня, словно тот триста лет запором страдает.

Иштвану я, конечно, ничего такого не сказал. Чего хорошего человека зря обижать? Он же не виноват, что тупой фанатик и мракобес. Тем более мы уже пришли. Иштван отправился в покои хаванана докладывать, а я остался скучать на диванчике.

Скучать пришлось недолго. Мобильник выдал трель из «God of Absolute Evil», и отовсюду попкорном повыскакивали обозленные физиономии аберетаров. Гос-споди! Кажется, я оскорбил чувства верующих. Ну что за жизнь такая!

Чтобы не нервировать бедолаг, я поспешно поднес телефон к уху.

– Алло?

– Ауво? Авекс?!

Кажется, я снова чего-то оскорбил… В храме божьем матом не разговаривают.

– Откуда у тебя мой номер, придурок?

– Не свись, Авекс! – В голосе Метрика переливалась вся гамма раскаяния. – Дево есть. На миввион дево!

– Ну?

– Мне деньги нужны… да постой ты! Сехьезно! Я гитаху пходаю!

– Гитару? – сердце радостно ухнуло в груди. – Какую?

– Мою. Ибанез. Пятьсот семидесятый!

– Да ты что?! И за сколько?!