С этого объекта велись зашифрованные переговоры с пунктом, куда он должен был возвратиться.

По приказу нашего командования служба радиосвязи несколько раз запрашивала летающий объект, но ответа не было.

Тогда в небо были подняты два истребителя, которые должны были догнать его и потребовать немедленного приземления, в случае же невыполнения приказа — ликвидировать его.

Спустя некоторое время в углу экрана пеленгатора появились две светлые точки: это были посланные для перехвата истребители.

Операторы направили их в сторону неизвестного объекта, продолжавшего свой путь.

Вскоре па экране уже были видны три светлые точки: объект был взят в тиски.

Фашистский самолет, высадив парашютистов и сбросив груз в районе Вас, возвращался назад. Однако, увидев на хвосте два советских истребителя, изменил направление и взял курс к Аральскому морю.

Очевидно, немцы полагали, что в районе Аральского моря туман и нет пеленгаторов.

На экране было видно, что происходит высоко в небе. Удаляющаяся точка металась в разные стороны, а иногда летела, словно выпущенная стрела. Но когда две светлые точки близко приблизились к ней, она стала постепенно тускнеть и, не выходя из зоны квадрата, постепенно потухла.

Истребители сообщили о том, что они в жестокой атаке сбили трехмоторный самолет без опознавательных знаков.

Квадрат, в котором был сбит самолет, поручили проверить морской флотилии.

Появление вражеского самолета в воздушном пространстве заставило сотрудников Комитета Госбезопасности, работавших и раньше с большим напряжением, удвоить свои усилия. Необходимо было понять и разобраться до конца, какую хитрость задумал враг, и полностью ликвидировать его замысел.

Из центра была получена срочная шифрованная телеграмма.

Задание по поимке диверсантов-парашютистов, сброшенных с самолета в Ташаузской области на территории Туркмении, было поручено сотруднику республиканского Комитета Государственной безопасности капитану Агамураду Комекову.

Капитану было около сорока лет, он был среднего роста, смугл и коренаст. Лицо его на первый взгляд казалось замкнутым. Он был неразговорчив и по первому впечатлению — нелюдим, поэтому по началу его даже побаивались. Однако, присмотревшись повнимательнее, можно было увидеть в его больших, миндалевидных глазах какую-то особую теплоту и мягкосердечие.

У капитана вошло в привычку — поглаживать шрам на левой щеке. Это был шрам от сабли.

Случилось это так.

Еще в 1930 году во время жестокой схватки с группой басмачей на территории Ташауза эскадрон чекистов окружил группу басмачей.

Комеков, сражавшийся в самой гуще, оглянувшись увидел, что его друг Николаев оказался среди двух басмачей.

Пуля попала в коня Николаева, но он все же успел уложить одного басмача. Второй занес саблю над его головой. В один миг конь Комекова оказался около басмача.

Соскочив с лошади, Агамурад клинком своей сабли изменил направление удара сабли басмача, и удар пришелся по лицу Агамурада.

Николаев тут же одним взмахом уложил басмача.

После сражения спасенный им друг сказал Агамураду:

— Ты ради меня рисковал своей жизнью. И пострадал из-за меня.

— Хватит Николаев. Никогда не возобновляй этого разговора, а то обижусь на всю жизнь. Давай будем считать, что этого происшествия не было. Дай руку!

Крепко пожав руку Агамурада, Николаев вытащил из кармана носовой платок и, отвернувшись, вытер выступившие на глазах слезы.

— А это, — показал Агамурад на щеку, — это для меня не страшно. Ведь ты и я — солдаты, и раны от пули и сабли — для нас не новость.

В начале тридцатых годов, в те тяжелые и далекие дни, многие люди знавшие Агамурада Комекова, относились к нему с большим уважением.

Приняв во внимание заслуги Комекова, руководство назначило его главным оперативной группы по ликвидации засланных на территорию Туркмении вражеских парашютистов.

Агамурад ехал в Ташауз. Это были старые, знакомые места, где у него сохранилось много друзей. Здесь он должен был разгадать хитрый план врага и обезвредить его.

* * *

Когда Эшшиев спрыгнул с самолета, он несколько секунд, кувыркаясь, падал вниз. Затем, придя в себя, рванул кольцо парашюта.

Парашют раскрылся и так сильно дернул его, что Эшшиев чуть было не закричал.

Медленно спускаясь на парашюте, Эшшиев оглядывался по сторонам. Было темно и тревожно. Ему казалось, что внизу его поджидает что-то страшное. С трудом дошло до него, что снижение на парашюте проходит благополучно.

Чуть успокоившись, Эшшиев у самой земли соединил ноги вместе, готовый приземлиться согласно инструкции. Он даже не почувствовал, как это произошло.

Ноги его, ударившись о что-то жесткое, завязли в глине.

«Хорошо, что нет ветра, — подумал Эшшиев, — Иначе парашют протащил бы меня, и я мог ноги переломать».

Застряв в глине, Эшшиев растерялся. Сверху его накрыл купол парашюта.

Не разобравшись, что произошло, Эшшиев закричал, думая, что попал в западню, и только спустя несколько мгновений сообразил, в чем дело.

Место приземления оказалось влажным солончаком. Выбравшись на более сухой участок, Эшшиев понемногу пришел в себя. Закопал парашют, взял сумку с деньгами и опиумом. Затем, чуть отдохнув, отпра-вился разыскивать выброшенные с самолета ящики.

Из-за темноты, однако, эти поиски пришлось прекратить. Он присел на землю, прислонился к сумке и попытался задремать. Но даже кваканье лягушек и другие обычные ночные звуки заставляли его вздрагивать и озираться.

Когда рассвело, он продолжил свои поиски. До полудня ему удалось понемногу разыскать ящики, которые оказались разбросанными не так уж далеко друг от друга. Он собрал их и спрятал в густых зарослях гребенщика.

Поиски утомили Эшшиева. Его мучили голод и жажда. Беспокоило также одиночество — не было известий от других.

«Ну, ничего. Деньги и оружие у меня. И без них как-нибудь обойдусь. Это даже хорошо, что в будущем вся слава будет принадлежать мне». Так успокаивал себя Эшшиев.

Хотя нукеры его не появлялись и еды было достаточно, Эшшиев решил покинуть солончаки: очень хотелось пить, а воды не было.

На следующий день, спрятав пистолет за пазуху, он пошел искать населенный пункт.

Цель Эшшиева заключалась в том, чтобы найти среди местного населения старых знакомых и, опираясь на них, приступить к выполнению порученного задания.

Несколько дней спустя, после долгого хождения по пескам, Басар Эшшиев вышел на окраину селения. Он притаился на берегу большого арыка. Берег арыка был бугрист. Эти бугры лежали еще с прошлого года, не меняя своей формы после вскапывания арыка.

С обеих сторон берега арыка окружали густые камыши, из-за их зарослей дно арыка не было видно.

От воды в арыке исходил сладковатый, влажный запах. Не было ни малейшего дуновения ветерка, но все-таки вблизи воды жара не так чувствовалась.

Басар присел отдохнуть в полутень, отбрасываемую камышами. Через некоторое время он поднялся и стал рассматривать селение.

Весь поселок утопал в зелени, возле домов разрослась джугара, ее верхушки доходили до крыш невысоких домиков. Среди зелени кое-где виднелись черные круглые крыши кибиток, напротив некоторых из них были выстроены современные дома.

По тому, как располагались дома вдоль дороги, сразу было видно, что люди недавно переселились в новый поселок.

На окраине нового поселка кое-где видны были полуразрушенные дворы.

Басар стал присматриваться к одному из них.

Когда начало темнеть, он решился подойти к этому двору. Вблизи он увидел, что перед ним овчарня. Обойдя вокруг, Басар попытался открыть ворота. Прочно сколоченные из тутового дерева, они оказались запертыми изнутри.

Басар изо всех сил старался открыть их, но ничего сделать не смог, а услышал лай собак, и вовсе прекратил свои попытки.

Отойдя от ворот, он начал раздумывать, что же предпринять дальше.

Можно ли назвать по имени хозяина двора? А если вместо него вдруг выйдет кто-то другой, положение Басара может сильно осложниться.