...Осень 1942 гола. Гитлеровские войска рвутся к берегам Волги Немецкая разведка пускается на всяческие ухищрения. Фашисты направляют тщательно замаскированного диверсанта в глубокий тыл Советского Союза — Туркмению.

В этой повести Юсуп Хайдов рассказывает о происках немецкой военной разведки, которая стремилась вести подрывную деятельность в пашем тылу и о том, как разгадав коварный замысел врага, советские чекисты сводят его на-нет.

Великая Отечественная война, начавшаяся на рассвете 22 июня 1941 года, оставила в памяти и сердцах всех советских людей неизгладимый след.

В этой исторической битве ни один советский человек не остался в стороне. В одной из песен предвоенных лет были такие слова:

И на вражьей земле

Мы врага разгромим

Малой кровью — могучим ударом...

Да, предполагалось, что если враг нападет на нашу Родину, он будет разгромлен в короткий срок. Но все оказалось иначе.

Кровавые гитлеровские орды, вооруженные до зубов, используя фактор внезапности, в первые месяцы войны потеснили наши войска.

Ожесточенная война с фашистами шла на двух фронтах, и вторым из них был скрытый, незримый. Скрытые битвы не имели четко очерченных географических границ.

Вот и событие, о котором пойдет речь, произошло не на линии фронта, а в глубоком тылу.

                                                                Юсуп Хаидов

                                                             ИЗ-ПОД  САМАНА 

Противотанковый орудийный расчет сержанта Новикова участвовал в боях с первых дней войны. Отступление казалось бесконечным, и не было конца тяжелым боям и потерям.

Наконец, в сентябре 1941 года часть, в которую входил орудийный расчет, закрепилась и заняла оборонительные позиции в одном из восточных районов Белоруссии.

Так уж получилось, что оборонительным рубежом стало шоссе, идущее с запада на восток. Сержанту Новикову было приказано занять позицию метрах в пятидесяти справа от шоссе. Именно здесь проходил огневой рубеж.

Внимательно обследовав вершину холма, Новиков нашел среди низкорослых деревьев выгодную позицию и приказал установить там орудие.

Почти рядом, недалеко от холма, с восточной его стороны начинались болота. Поэтому земля и на самом холме была мягкой и податливой, лопата легко входила в нее.

Измученная лошадь, выбиваясь из сил, тащила вверх противотанковое орудие. Ей помогали солдаты, подталкивая чем придется глубоко увязающие в земле колеса.

Наконец-то расчет занял позицию.

Лошадь выпрягли, и четверо уставших солдат присели отдохнуть.

Петр Максимович Новиков озабоченно оглядывался, проверяя, все ли на месте. Был сержант среднего роста, лет тридцати, боевой и смелый. Кудрявые каштановые волосы напоминали тонкую смушку каракуля. Из-под бровей того же цвета пронзительно смотрели голубые глаза, взгляд которых, казалось, проникал в сердце.

Семья Новикова проживала в Могилевской области. Когда грянула война, Петр добровольно пришел в военкомат. В соответствии с военной специальностью его назначили командовать противотанковым орудием.

Когда был получен приказ об отступлении из Могилева, Новикову показалось, что он сходит с ума. Сорвавшись, он кричал полковнику:

— Мы не должны отступать с берегов Буга! До каких пор мы будем драпать от немцев?!

— Выполняйте приказ, товарищ сержант. Приказы не обсуждаются. У меня тоже осталась семья на захваченной врагом территории, — сказал полковник с усталым лицом, дотрагиваясь рукой до козырька своей фуражки.

Сержант опустился на землю рядом с Джумабаем Векиловым. Джумабай был худощав и высок, пилотка на его голове сидела неловко, словно чужая. Хотя он перешагнул уже двадцатилетний возраст, усы у него еще не успели пробиться. Джумабай возился с портянкой, наново тщательно наматывая ее на ногу. Известно, для солдата правильно намотанная портянка — дело первостатейное.

На действительную военную службу Джумабай был призван в 1940 году. Служить довелось в Белоруссии. Родители его жили в Ташаузской области.

В сторонке, чуть поодаль от Джумабая, прилег Отдохнуть его земляк и ровесник Пирджан Курбанме-дов, энергичный и работящий парень, на гражданке токарь. Был Пирджан настолько смугл, что односельчане говорили (заочно, разумеется): «Его покровитель - черный жук».

Пирджан был вспыльчив, но к службе относился добросовестно. В расчете он подавал снаряды.

Точно так же подавал снаряды украинец Киричек, ровесник Джумабая и Пирджана. Вот уж работяга из работяг! Никто и никогда не видел, чтобы он отдыхал. Всегда он находил себе какое-нибудь занятие. Солдаты шутили: «Старается, в ефрейторы выбиться хочет!» Киричек, однако, не обижался, был по характеру добродушным и веселым.

Теперь все были измотаны до предела, похудели до неузнаваемости, глаза ввалились. Обмундирование было порвано и грязно, и даже побриться не находилось минутки. Но глаза у каждого непримиримо горели жаждой мести.

Да, тревожные дни пылали огнем, планета содрогалась от грохота и взрывов, но красные звездочки на их пилотках сверкали как и раньше.

Он нашел на холме естественное углубление и принялся копать в этом месте. Вот когда пригодился шанцевый инструмент, по-хозяйски захваченный им!

Он вырыл яму диаметром метра в три, стараясь выбрасывать землю подальше.

— Довольно, товарищ сержант? — громко спросил он и воткнул лопатку в жирную землю.

— Молодец, — подошел к нему сержант. — Пожалуй, достаточно. Только всю вырытую землю насыпь перед окопом, а с другой стороны отрой склон, чтобы можно было влезать и вылезать. Сейчас мы все возьмемся за работу!

Сержант торопливо докурил неуклюжую самокрутку и приказал:

— Подъем, ребята! Каждый должен вырыть для себя окоп.

С рассветом длинный черный ствол противотанкового орудия, тщательно замаскированный кустарником, смотрел на шоссе. Недалеко, на нужном расстоянии солдаты расположили ящик, полный снарядов.

Не забыли укрыть в специальном окопе лошадь, которая с хрустом жевала траву, брошенную неутомимым Киричеком, и время от времени фыркала. Кроме этих звуков, ничто не нарушало чуткую сторожкую «тишину.

Три солдата отдыхали, один стоял в карауле.

Издали, раскалывая небо, послышался глухой грохот. Новиков посмотрел в бинокль.

— Фашисты летят. Все по окопам! — коротко приказал сержант.

Курбанмедов, Векилов и Киричек, быстро проверив маскировку орудия, спрятались в укрытие.

Около пушки остался один Новиков. Он лежал, растянувшись в густой траве, и смотрел на вражеские самолеты, летевшие, казалось, прямо к холму.

Стервятники с черными крестами промчались низко над позицией Новикова, настолько низко, что можно было разобрать лица пилотов и шлемы на их головах

Невыносимый грохот от пролетавших самолетов длился в течение получаса. Он был настолько силен, что даже громко произносимые слова были не слышны.

Когда наконец последнее звено вражеских самолетов растаяло в небе, сержант поднялся на ноги.

— Летят, выстроившись, как на параде. Македонской фалангой, — сказал он и добавил соленое солдатское ругательство.

— Товарищ сержант, почему наши зенитчики пропустили их без единого выстрела? — спросил Джумабай, покидая свой окоп.

— Дорогой мой, я не командую ни дивизией, ни даже полком, — не по-уставному ответил Новиков. — Я всего-навсего командир орудийного расчета, так что могу только высказать свои предположения: может, тут у наших командиров военная хитрость? Хотят пропустить фашистские самолеты с какой-то целью.

Пирджан внимательно прислушался, затем недоуменно посмотрел на сержанта.

— Вот, вот, слышите? Фашисты сбросили бомбы. Ясное дело, не на безлюдную пустыню... Как же можно было пропускать их, даже не пытаясь сбить? Что же, интересно, за такая военная хитрость? Если они снова появятся, я буду стрелять!