– А огня-то хватит ли у меня? – обеспокоилась главная голова Борис Николаевич.

– Не беспокойтесь, – поддержала Сергея Кужугетовича часть приближенной пищи, оставляемой на самое сладкое. – Они и сами себя в случае чего раскочегарят.

– Ну полетели, – вздохнул Борис Николаевич. Ему плохо верилось и в то, что раздуют, и в то, что потушат, но пожары требовались все чаще, а без пепла воскреснуть не получалось никак. Выбора не было.

Тут надо сказать, что вследствие долгой битвы голов остойчивость нашего героя несколько нарушилась, так что для поддержания равновесия нужен был теперь исключительно длинный и мощный зубчатый хвост, к тому же бронированный. Герой отращивал этот хвост с упорством огородника, колдующего над редким сортом яблони, и рассчитывал, как всякая рептилия, когда-нибудь оставить его в руках преследователей, если придется срочно перелетать на новое место. Так что у хвоста было сразу несколько функций – обеспечивать прикрытие, удерживать героя в равновесии и отпадать, как балласт, ежели до этого дойдет. Правда, отдельные представители пищи не хотели мириться с таким положением вещей. Хвост им не нравился.

– У орлов не бывает хвоста! – отважно кричали некоторые из них, по большей части правозащитники. Правозащитниками назывались сторонники той головы, что справа, но поскольку лево и право при любых драконовских режимах являются понятиями относительными, то и правозащитники постоянно защищали взаимоисключающие вещи.

– А это и не хвост вовсе! – пояснил Борис Николаевич. – Это четвертая голова. Мой преемник на случай, если отпадут первые три.

– Если это голова и преемник, то у нее должно быть имя, – ехидствовали правозащитники.

– А оно и есть, – неожиданно раздалось сзади. – Меня зовут Владимир Владимирович!

Все три головы, а вместе с ними и вся кровавая пища, повернули головы и обмерли: хвост собственной волею приподнялся над землей, и у него уже прорезались небольшие стальные глазки, под которыми шевелился губастый ротик!

– Эк я его, – озадаченно выговорил Борис Николаевич. – Как бы он не начал мною вилять…

– Не беспокойтесь, – отвечало ближайшее окружение. – Пока что все-таки он ваш хвост, а не вы его дракон. Пусть он для начала побьет немного вашу левую голову – ту, что в кепке, – а потом вы разберетесь по обстоятельствам…

Впрочем, и раздумывать-то времени уже не было, ибо пламя в горах, как и предсказано было, разгоралось. Правда, воды у головы по имени Сергей Кужугетович действительно не хватало, и тогда мочить пожарище принялся хвост. Он очень хорошо это делал в силу того, что все соответствующие органы в нем и находились. Он, так сказать, имел долгий опыт контактов с соответствующими органами. И замочил пожарище довольно быстро, да так, что хлопья пепла долго еще носились над горами.

Вывалявшись в свежем пепле, наш перепончатый Феникс почувствовал небывалый прилив сил и сделал несколько победных кругов над своей и чужой территориями. Он приземлился в Турции, где сильно и убедительно бил хвостом, нагоняя ужасу на окружающий мир, и имел большой успех в Китае, который провозгласил своей исторической родиной. С точки зрения историко-мифологической он был, бесспорно, прав.

– Никто нас не будет бить хвостом! – произнес он, довольный. – Мы сами будем всех бить хвостом!

За разъяснениями потрясенные иноземцы обратились к хвосту.

– Ну не бить, не бить, – ласково объяснил он, шурша чешуей и поблескивая стальными глазками. – Шлепать. Вот так, – и с силой шлепнул о китайскую землю. Поднялась китайская пыль, и журналисты попрятались по представительствам.

Хвост настолько знал свое дело и так изящно с ним справлялся, что голова Борис Николаевич часто спрашивала с некоторым изумлением: и как это она раньше, отращивая себе конкурирующие головы и стравливая их в бесплодной борьбе дурного с отвратительным, не догадалась отрастить себе такого хвоста? Хвост в некоторых обстоятельствах оказывался даже важнее крыльев и уж точно важнее большинства голов. Правда, предыдущие хвосты отрастали какие-то неудачные. Первый хвост, Виктор Степаныч, двух слов связать не мог и постоянно пускал газы, за что и был уволен. Второй, Евгений Максимович, попытался спеться с той головой, что в кепке, и совокупными усилиями избавиться от двух других, и его тоже пришлось оторвать. Удачным получился только третий – видимо, потому, что на его отращивание Борис Николаевич кинул все свои силы, особенно напрягая соответствующие органы. С органов и надо было начинать, но Борис Николаевич понял это поздно.

– Хвост проявляет опасную самостоятельность, – намекали ему отдельные представители пищи, но Борис Николаевич отвечал в своей манере, что никто не сумеет вбить клина между ним и его хвостом, а то еще цитировал – как всегда к месту – одно из любимых произведений: «Не суйся меж драконом и яростью его!»[4]

Время, однако, шло. Совершенно забитая хвостом голова в кепке поникла и только иногда бормотала что-то в бреду о грязных технологиях и информационном беспределе. Вскоре она совсем отвалилась. Сергей Кужугетович, напротив, необычайно раздулся и победоносно оглядывал окрестности. Проснувшись однажды, Борис Николаевич почувствовал себя как-то странно. Он ощущал, с одной стороны, необычайную легкость, а с другой – некоторую беспомощность. Оглянувшись, он увидел, что у него нет больше хвоста.

Отделившийся хвост, приподнимаясь над землей, победоносно оглядывал окрестности маленькими стальными глазками, а пасть его, напротив, чрезвычайно увеличилась в размерах. Более того – по бокам у него постепенно прорезались два маленьких отростка, грозивших в самое короткое время развиться в полноценные головы. Можно было даже предположить, что одну из них будут звать… впрочем, не будем забегать вперед.

– Что это? – в ужасе спросил Борис Николаевич, понимая, что теперь, без хвоста, крыльев и двух других голов, он уже не дракон и тем более не птица Феникс, а так, червь земли.

– Как что? – почти нежно, как ребенка, спросил его в ответ Владимир Владимирович. – Размножение. Помнишь, ты же с детства хотел узнать, как размножаются драконы. Вот так они и размножаются.

– И… и что теперь будет? – спросил Борис Николаевич.

– Ничего нового, – терпеливо объяснил Владимир Владимирович. – Ты будешь ползать, потому что летать не можешь. А я буду летать, поджигать и возрождаться.

– А Сергей Кужугетович? – вспомнил Борис Николаевич.

– Куда он денется, – сказал Владимир Владимирович и поднял хвост. В хвосте Борис Николаевич с удивлением признал своего раскосого друга. Хвост приветственно помахал ему.

– Как же… как же я теперь буду возрождаться? – спросил Борис Николаевич, чувствуя, что прежние возможности для возрождения теперь ему не светят.

– А ты уже возродился, – улыбнулся Владимир Владимирович. – Реинкарнировал, так сказать. Думаешь, ты все еще дракон? Неправда. Дракон теперь я. А ты ползи, ползи…

И Борис Николаевич пополз, с удивлением чувствуя, что ему больше не хочется кровавой пищи. Ему хотелось чего-то простого, вегетарианского. Радостно пополз он по листку, пожирая его (как и всегда пожирал то, по чему ползал), – и мало кто обратил внимание на бездумную зеленую гусеницу, которая ороговевшими челюстями прокладывала себе путь в зеленой гуще.

Впрочем, и гусенице-то, стремительно забывавшей свое имя, не было уже никакого дела до яростного хлопанья крыльев и трескучего гудения пламени, которое все отчетливее раздавалось позади нее.

Теперь, после того что случилось, когда все адепты и поклонники бедного, а в прошлом великого, Юрия поднимаются с земли, потирая ушибленное и отряхивая с себя зловонные брызги былого величия, потрясенные зрители задают себе мучительный вопрос: что же это все-таки было? Вот это, круглое, приподнятое над местностью, что сначала пухло, пухло, застило солнце, а потом с таким громким звуком… нет, назвать происшедшее его настоящим именем у нас все еще не хватает сил!