«Черные» корабли[11] американского коммодора Мэтью Перри еще не совершили своего ошеломительного вторжения в воды Японии.[12] И все же редкие появления западных военных судов держали правительство в постоянном напряжении. Абэ ничего не оставалось, как положиться на ум, отвагу и популярность Нариаки, который не только выступал на стороне императора, но и яростно защищал политику изгнания иностранцев с помощью силы. Однако публично в своих планах Абэ признаться не мог, поскольку Нариаки был фактически взят под домашний арест в своей эдоской резиденции в наказание за столь радикальные политические взгляды и соответствующее поведение.

Руководствуясь теорией, что даже ядовитое растение можно использовать в лекарственных целях, Абэ вознамерился сыграть на руку Нариаки ради будущих свершений. Предложение об усыновлении от Хитоцубаси должно прийтись Нариаки по вкусу – в этом он нисколько не сомневался, потому отослал Накаяму, заметив мимоходом, что тому не стоит возлагать на себя единоличную ответственность за столь важное решение. «Обсудите это с отцом мальчика», – посоветовал он.

У себя дома в Коисикаве (район Эдо) Нариаки впервые услышал о неофициальном желании сёгуна. Масахиро Абэ не ошибся в своих расчетах – старейшина Мито тут же ухватился за эту идею.

Кэйки сможет стать сёгуном. Логика, которая привела Нариаки к этому выводу, сродни логике великого шахматиста, просчитывающего партию на много ходов вперед. Он рассуждал так: правящий сёгун, Иэёси, не отличается крепким здоровьем и вряд ли сможет протянуть слишком долго; его будущий преемник, Иэсада, и того хуже: хрупкий и болезненный с самого рождения, он не в состоянии вступить в сексуальную связь с женщиной, а потому, похоже, ему предначертано умереть молодым, не оставив после себя наследников. Выходит, власть Токугава должна перейти к приемному сыну. Кандидатов будут подбирать только из двух «знатных» семейств – Кии и Овари – или из «трех благородных домов» (госанкё) – Хитоцубаси, Симидзу и Тая су. А Кэйки может войти в дом Хитоцубаси. Это реальный шанс!

И в самом деле, шанс действительно был весьма многообещающий. Из двух «знатных» семейств одно в расчет не принималось: Овари недавно самим пришлось усыновить мальчика из другого клана, а потому предложить своего наследника в кандидаты на пост сёгуна они не имели права. Юный князь Наримаса из дома Кии умер примерно год назад, оставив после себя младенца по имени Кикутиё. Таким образом, и второе семейство можно было не учитывать. Далее, Ёсиёри, глава Таясу, одного из «трех благородных домов», только что достиг совершеннолетия, и ему еще предстояло стать отцом наследника; у Симидзу в то время главы вообще не было – годом раньше Нарикацу поспешно переехал к Кии, чтобы заполнить пустоту в этой семье. Таким образом, оставались только Хитоцубаси. Здесь, впрочем, тоже трагедия следовала за трагедией. В течение нескольких поколений семейство было вынуждено усыновлять мальчиков из других ветвей, чтобы продолжить свой род, но по странному стечению обстоятельств все они умирали молодыми. Нынешний наследник, Масамару, происходивший из клана Овари, уже был при смерти. Таким образом, Кэйки переходит к Хитоцубаси, и, когда сёгуну потребуется преемник, больше обратиться будет некуда. И один из Мито наконец-то сможет встать у кормила власти!

За все 250 с лишним лет правления Токугава ничего подобного не случалось, а если уж на то пошло, и за все предыдущие столетия существования сёгуната – тоже. Именно это и вдохновляло главу дома Мито. Если все сложится так, как задумано, то он, Нариаки, родной отец сёгуна, займет в Эдоском замке соответствующее положение. Он сможет даже возглавить правительство и заткнуть рот мощнейшей иерархии Ооку. Подобная перспектива завораживала его. Нариаки был человеком честолюбивым, и по этой причине старшие советники бакуфу недолюбливали и сторонились его, хотя в основе амбиций князя лежала патриотическая забота и возмущение состоянием дел в родном государстве, над которым, как он видел, нависла угроза иностранного владычества. Так или иначе, но Нариаки твердо решил добиться власти и взять в свои руки контроль над правительством Японии.

«А этот Абэ – парень не промах», – с восхищением думал князь Мито о двадцатидевятилетнем тайро – «великом старейшине» сёгуната – Масахиро Абэ, чье тайное содействие открыло для него дверь во власть. Фактически, он был едва знаком с этим блистательным правителем Исэ, владельцем замка Фукуяма. То, что Абэ протянул ему руку столь замысловатым способом, – факт весьма удивительный.

Нариаки немедленно передал свое согласие через старшего вассала.

Услышав об этом, Абэ втайне вознес хвалу собственному политическому чутью. Сам он о юном Кэйки абсолютно ничего не знал и мнение свое основывал лишь на слухах о надеждах, которые возлагал на него князь Мито.

Вышло так, что отцовские ожидания Нариаки породили слухи, и эти слухи, в свою очередь, вывели его седьмого сына на тропинку невероятной судьбы.

Естественно, десятилетний Кэйки даже не подозревал об этом. Ранней осенью 1847 года он отправился из замка Мито в Эдо по приказу отца, который велел ему срочно явиться в столицу. Путешествовал мальчик верхом в сопровождении тринадцати самураев, включая его наставника, Кандзабуро Иноуэ. За три дня они добрались до резиденции Мито в Комагомэ (район Эдо).

Утром первого дня следующего месяца тайро Масахиро Абэ и Тадамаса Тода, один из старших советников бакуфу, навестили Нариаки в качестве посланников сёгуна Иэёси и официально объявили о желании его превосходительства передать мальчика на усыновление в дом Хитоцубаси. Это семейство имело ежегодный доход в 100 000 коку.[13] Оно не было независимым, как «три знатных дома» Токугава, поместьями не владело и не имело собственных вассалов, поэтому не причислялось к хан, или феодальным кланам. Вместо самураев семейству прислуживали хатамото («знаменосцы»), вассалы бакуфу, которые имели статус прямых подданных сёгуна; им вменялось в обязанность заботиться только о личных нуждах Кэйки, не более того. Поскольку «три благородных дома» – Хитоцубаси, Симидзу и Таясу – числились среди тех, кто мог по закону предоставить наследника сёгунату, считалось, что их вассалы находятся на службе у сёгуна и семьи как бы берут их взаймы. Эта система была введена при восьмом сёгуне, Ёсимунэ, который желал укрепить наследственную линию Токугава. Единственной задачей «трех благородных домов», поставленной перед ними военным правителем, было хранить свою линию в добром здравии, никакой иной роли – в политической или общественной жизни – им не отводилось.

Итак, Кэйки вступил в дом Хитоцубаси. Эдоские сановники шептались, что, поскольку он выходец из Мито, его кровная связь с главной линией Токугава довольно призрачна. Но делать было нечего. Кии и Овари состояли в близком родстве с правящими Токугава, и доверие к сёгуну с подобной родословной было бы безупречным, но то, что Мито встал в очередь на наследование – случай беспрецедентный. Основателем рода Мито являлся Ерифуса, одиннадцатый сын Иэясу. С тех самых пор никаких брачных связей с прямыми потомками сёгуна выходцы из Мито не заключали, так что, хотя этот клан и считался одним из «трех знатных домов», единственная кровная ниточка, которая связывала его с Токугава через Иэясу, отстояла на два века. То, что Кэйки, младший отпрыск этой ветви, попал в претенденты на пост сёгуна, – дело из ряда вон выходящее.

Однако сёгун Иэёси остался доволен. Его любимая бывшая принцесса Сати, приходилась матери Кэйки сестрой, а сам Иэёси, соответственно, был ему дядей. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы сёгун начал питать расположение к мальчику еще до первой встречи с ним.