«Даже если мне действительно суждено стать «великим полководцем, покорителем варваров», я все равно не смогу ничего изменить», – не раз повторял он в разговорах с Энсиро Хираокой.
Но его сторонники не принимали эти слова во внимание и в отчаянии перенесли свою рекламную кампанию в Киото, во дворец императора, предлагая назначить Кэйки преемником сёгуна высочайшим указом. Подобных нелепых прецедентов еще не случалось.
И все же вскоре наступили перемены. В высших эшелонах бакуфу появился новый сановник по имени Наоскэ Ни, даймё могущественного княжества Хиконэ, но, несмотря на это, человек мало кому знакомый. Тому, что до момента своего назначения он пребывал в безвестности, легко найти объяснение. Четырнадцатый сын предыдущего князя Хиконэ, Наоскэ находился в полной зависимости от родителей до тридцатилетнего возраста, тихо жил на скромное жалованье, предавался изучению классической поэзии, чайной церемонии и другим художественным изыскам. Он также являлся знатоком японского языка, и из-под его пера выходили прелестные произведения в прозе. Наоскэ не единожды делал попытки породниться с другими даймё, но каждый раз переговоры срывались. Затем он замыслил стать приемным сыном настоятеля буддийского монастыря в Нагахаме, что неподалеку от Хиконэ, но и этот план потерпел неудачу.
И только после ряда смертей судьба наконец-то улыбнулась Наоскэ Ни. Сперва занемог и умер сын его старшего брата Наоаки, главы княжества, в результате чего брат был вынужден объявить Наоскэ своим наследником. Затем болезнь унесла жизнь самого Наоаки, и тридцатипятилетний Наоскэ встал во главе клана Ии с изрядным доходом в 350 000 коку. Когда он послал тридцать золотых слитков Тадагате Мацудайре из совета старейшин сёгуната в качестве вступительного взноса, чтобы иметь возможность приобщиться к политической жизни Эдо, сановники не желали принимать его, поскольку считали человеком праздным, который только и думает что о чайных церемониях и составлении букетов. И тем не менее означенный Наоскэ Ии совершил фантастический скачок во власть – в двадцать третий день четвертого лунного месяца пятого года Ансэй[25] (13 мая 1858 года) его назначили на пост тайро, «великого старейшины» бакуфу, и он извлек из своего нового положения все возможное, сделавшись в дальнейшем фактическим диктатором Японии.
До и после головокружительного взлета к вершинам власти Наоскэ Ии был крепко связан с Кии. Совместно с представителями этого клана и дворцовыми сановниками он разработал секретный план, целью которого было избрание наследником двенадцатилетнего Ёситоми Токугавы, рожденного в доме Кии, в княжестве Вакаяма. Новоявленный тайро питал глубокую неприязнь к Мито вообще и к отцу Кэйки, Нариаки, в особенности. Ии стоял за сохранение традиций. Он полагал, что личные качества будущего правителя не имеют никакого значения. Не всех сёгунов можно было признать одаренными людьми, и все же правление Токугава длилось к тому времени более двухсот лет – довольно показательный факт. И все потому, что даймё и вассалы бакуфу свято чтили кровь Токугава. Ёситоми, внук Иэнари, одиннадцатого сёгуна из этого дома, находился в более близком кровном родстве с главной линией Токугава, чем Кэйки Хитоцубаси. Этого было вполне достаточно, чтобы решить, кто больше подходит на пост сёгуна. Если наследником станет мужчина отдаленного родства, дом Токугава потеряет свою мистическую защиту. Кроме того, массы выступали за Кэйки только потому, что он был яркой личностью. Нет ничего более вредоносного для стоящих у власти, чем поддаться требованиям народа возвести на престол того правителя, который ему по душе. Если низшее сословие возомнит, что способно взять на себя право избирать правителей, это не приведет ни к чему, кроме гражданских волнений.
Именно такие консервативные взгляды и заставили Наоскэ Ии горой стоять за Ёситоми, но при этом он держал свои мысли при себе и помощь в деле осуществления плана оказывал тайно.
Сюнгаку Мацудайра встретился с новым тайро, не имея ни малейшего понятия об этой его позиции, и попытался склонить его на сторону Кэйки. Ни к чему определенному они не пришли, и у Сюнгаку сложилось впечатление о Наоскэ Ии как о человеке надменном и властном, ничуть не заботящемся о своем государстве.
Тайро Ии частенько отсылал под разными предлогами всех приближенных сёгуна и вел с Иэсадой беседы наедине в попытке заставить его сформулировать мнение по поводу наследника.
– А теперь скажите мне, ваше превосходительство, кто вам больше нравится, князь Кии или князь Хитоцубаси? – терпеливо спрашивал он, словно разговаривал с малым ребенком.
И каждый раз Иэсада отвечал:
– Мне нравится Кии. Мне не нравится Хитоцубаси.
Тайро дважды проделывал этот трюк – впервые 18 июня, затем повторил 23-го. Естественно, все происходило без свидетелей.
Наоскэ Ии не стал делать официальных заявлений, вместо этого распустил слухи о предпочтениях сёгуна. В то же время он начал потихоньку смещать с должностей сторонников Кэйки, многие из которых являлись самыми компетентными чиновниками бакуфу. Баланс сил был нарушен.
Между тем полным ходом шли переговоры о подписании торгового соглашения с консулом Соединенных Штатов Таунсендом Харрисом – еще одна важная тема, которая тесно переплеталась с вопросом о выборе наследника сёгуна. Угроза Харриса призвать на помощь американский военно-морской флот привела к желаемому результату. Ии был уверен, что во избежание вооруженного нападения противника, значительно превосходящего по силе, нужно принять срочные меры, и 29 июля 1858 года, через пять лет после появления Перри у берегов Японии и всего через два с половиной месяца после назначения Ии на пост тайро, договор был подписан – без соответствующей санкции императора.
На следующий день Ии воздержался от визита в Эдоский замок, сказавшись больным, и остался дома, с нервной дрожью ожидая, в какую сторону качнется общественное мнение. Прослышав о протестах разъяренной оппозиции, он тотчас явился в замок и уволил двух министров, которые прорабатывали детали этого договора. Одним из них был Тадагата Мацудайра, порекомендовавший его на пост тайро. Было ясно, что Ии решил переложить всю ответственность за столь непопулярный политический шаг на плечи своих подчиненных.
– Какое беззаконие! – воскликнул Кэйки, которому к тому моменту уже исполнился двадцать один год. Именно тогда он впервые выступил на политическом поприще. Кэйки поддерживал теорию Мито о государстве, согласно которой настоящим правителем Японии является император, наделивший бакуфу властью решать государственные дела. Конечно же Иэясу и в мыслях не держал ничего подобного, когда основывал сёгунат Токугава, но Мито и их сторонники твердо придерживались этой точки зрения, и теперь, когда угроза западного вторжения стала реальностью, их теория легла в основу веры наиболее радикально настроенной части населения. – Князь Ии должен ответить за пренебрежение волей императора, – заявил Кэйки.
Наоскэ Ии все устроил так, как будто сам сёгун проигнорировал волю Небесного государя и принял решение в масштабе национальной политики единовластно. Если оставить все как есть, люди начнут считать подобные выходки со стороны бакуфу нормальными, и теория Мито о передаче власти будет дискредитирована.
– Я собираюсь в замок. Поставьте Ии в известность, – приказал Кэйки Энсиро Хираоке, который, в свою очередь, предупредил об этом чиновников бакуфу и сделал все необходимые приготовления.
Поездка Кэйки в Эдоский замок была назначена на 2 августа, четвертый день после подписания договора.
Вскоре повсеместно – и в бакуфу, и за его пределами – распространились слухи о том, что Кэйки Хитоцубаси собирается разоблачить тайро. Это была настоящая сенсация. Говорили, что самого Ии «словно громом поразило». Семействам из рода сёгуна полагалось находиться вне политики, они не имели ни права голоса, ни влияния. Где это видано, чтобы представитель дома Хитоцубаси явился в замок и стал требовать аудиенции? Ии находил подобное поведение возмутительным.
