Читая дочке «Мойдодыра», я споткнулся на строках: «Что такое? Что случилось? Отчего же всё кругом…». По всей сказке рифмы стоят через каждые два-три слова, а то и подряд: «Одеяло убежало… И подушка, как лягушка… Я за книжку, та бежать и вприпрыжку под кровать». И вдруг два довольно длинных «голых» стиха.

Между тем рифма напрашивается: «Боже, боже… Отчего же…». Не иначе, вмешался бдительный редактор-атеист. Проверить предположение тогда было негде, и всё-таки при следующих чтениях я «исправлял классика».

Потом настали новые времена, Чуковского стали печатать в первозданном виде. И точно, было: «Боже, Боже…»! У него с прописных букв, я-то пишу со строчных, потому что считаю: с большой пишется Шарик, чтобы не перепутать, а всё громадное с маленьких — вселенная, космос, природа. Бог — не имя, и если с большой, то похоже на богохульство, вроде бы он наравне с Шариком. Но это мой личный пунктик, не буду отвлекаться.

А что за форма — «боже»? Бог — понятно, именительный падеж. Бога, богу, богом… Но что за категория — «боже»? Впрочем, нечего делать вид, будто не знаю, — это звательный падеж. Или называют звательной формой. Ещё примеры: «Чего тебе надобно, старче?», «А ну, поворотись-ка, сынку…».

В дореволюционных грамматиках этот седьмой падеж присутствовал. А покопаться ещё, так найдутся и другие. Вообще, почему падежей в русском языке именно шесть?

В античные времена проводилась аналогия с игрой в кости — у кубика шесть граней, и существительное тоже может «упасть» одной из сторон. Когда создавалась русская грамматика, это сравнение и приняли за отправную точку. Само слово «падеж» — тоже перевод с греческого и латыни. Так у нас и определилось шесть падежей. Правда, седьмой всё же вынуждены были признать, но, видимо, из-за церкви, где то и дело: «Господи», «Богомати Всеблагая», «Пречистая Дево», «святый мучениче»… Чуть пришли к власти безбожники, тут же отменили звательный.

Между тем падежей у нас намного больше. Мысль о них засела у меня в мозгу, а весу в моём мозге столько, что такого веса я сам не ожидал. Первое выделенное слово стоит в местном падеже, второе — в количественно-отделительном. Замены им нет, ведь не скажешь: «Мысль засела в мозге» (предложный) — таким макаром может засесть разве что пуля.

«Встретил богатыря», «нет богатыря» — с падежами всё ясно. А «Три богатыря»? В школе задали бы вопрос: три кого? — не задумавшись о том, что число множественное и значение совсем другое, не вставишь «встретил» или «нет». Но тогда и падеж свой, отдельный. «Три девицы под окном…», «Пять минут пробегут…», «24 часа» — хочешь не хочешь, приходится учредить счётный падеж.

«И пошёл я в люди», — завершил Горький своё «Детство». Странноватое направление: раз пошёл, то вопрос должен быть «куда?» или хотя бы «в кого?». Тогда получается «пошёл в людей» (как «лицом вышел в соседа»). Почему же за предлогом «в» следует форма именительного падежа? Не может быть именительный с предлогом! Так же: «в депутаты», «в стюардессы». Человек может в них превратиться, так что падеж — превратительный.

А никого не ставит в тупик справочная, когда из трубки слышится: «Ждите ответа»? Вроде бы несомненный родительный — кого? чего? Однако «Ждите Ваню» — смысл подобный же, но кого? что? — винительный. Если два разных падежа употребляются в одной и той же роли, то естественно выделить из них ещё один — ждательный.

Как же выясним истину? Или не выясним истины? В первом случае винительный, а во втором можно считать, что родительный, но здесь тоже придуман особый, лишительный падеж.

Итак, уже получилось 13. А как-то раз я прочитал, что некоторые исследователи насчитывают 19. Между прочим, в английском всего два падежа существительных, в табасаранском (Дагестан) — 48, если не больше.

Причём здесь изложено в самом простом виде. Местный называют также вторым предложным (а что остаётся в первом, то изъяснительный), количественно-отделительный — вторым родительным, превратительный — включительным. Из творительного можно выделить инструментальный. А если называть совсем уж по науке, на латыни, то школьные шесть падежей — это номинатив, генитив, датив, аккузатив, аблатив и локатив.

В общем, не обязательно этим заморачиваться. Кто не филолог, тому достаточно знать шесть школьных падежей, а отклонения считать просто вариантами. Например, «Мы не выращиваем чая» — родительный падеж, а «Хочешь чаю?» — языковед сказал бы, что отделительный, но беды не будет, если счесть тоже родительным; главное, не дательным (кому? чему? — чаю).

Но звательный падеж всё равно остаётся. Та же дочка, которой я читал «Мойдодыра», однажды позвала с крыльца: «Дед, иди ужинать!». Мой отец, не к ночи будь помянут, устроил сцену: почему не сказала ласково «Деда-а!» — а то ему перед соседями стыдно. Без всевозможных «Вась!», «Миш!», «Лен!» не обойдёмся никогда. Самый знаменитый возглас из таких: «Людк, а Людк!».

Всякий скажет — три. Их и вообще, в жизни, три: прошедшее, настоящее, будущее. В самом деле, что же ещё может быть, кроме того, что было, что есть и что будет?

А может быть многое. Вот хотя бы слово «было». Понятно, что это прошедшее время. Но есть ещё «бывало». Тоже прошедшее. Чем они различаются?

В одной песне звучало: «Я по свету немало хаживал…». И это прошедшее. Но почему поэт не сказал просто «ходил»?

В старину наш язык знал больше времён. Сейчас об этом забыли даже учебники, утверждающие, что «видел» — литературная форма, а «видал» — разговорная. Как же тогда понять И. Гончарова во «Фрегате Паллада»: «Не видали, а видели капитана»? Н. Некрасов, увидев наказание крестьянки кнутом (стихотворение входит в школьную программу), написал: «Лишь бич свистал, играя». Почему «свистал», а не «свистел»? Правда, случается слышать толкование, будто так амплитуда больше — «свиста-а-ал».

На самом деле, изначально, «видел» — это о том, что произошло один раз. Долго ли, коротко ли оно происходило, но один раз. То же самое «я с ним виделся», «увиделся» — однажды. А «я его видал», «я с ним видался» — несколько раз, иногда, время от времени. И ещё есть «видывал» — несколько раз давно.

Кнут именно свистал — много раз. Он свистел бы, только если бы его крутили над головой. Точно так же о соловье нельзя сказать, будто он свистит. Он же не паровоз, который может непрерывно издавать звук, пока не кончится пар. Соловью надо набирать воздуха, поэтому он свистал и свищет.

Не все глаголы имеют по три формы. «Слышал», «слыхал», «слыхивал» — налицо и прошедшее время, и прошедшее многократное, и давнопрошедшее многократное. А вот «ходил» и «хаживал» существуют, но «хожал» между ними нет. «Спал» — вообще единственный вариант.

Некоторые глаголы, не имея многократных форм, получают их, когда приобретают приставки. То же «спал» — «недосыпал». «Гулял» не продолжается как «гуливал», зато есть «погуливал» и «прогуливал». «Писал», «читал» — «пописывал», «почитывал».

Нам ещё не сложнее всех в мире. У англичан — 18 времён. Правда, пользуются не всеми. Но у них хотя бы в учебниках написано, как есть. А у нас учебники и словари утверждают, будто «видел» и «видал», — по смыслу одно и то же, и якобы между теми, кто употребляет одно и кто другое, всего лишь разница в культуре.

Любопытно получается. Гончаров и Некрасов некультурные, а от тех, кто по ним учился и по ним же составлял словари, так и несёт культурой. И они обвиняют своих учителей в отсутствии культуры.

Такая урезанная теория не позволяет по-настоящему понимать и получать удовольствие от писателей, которые глубоко знали русский язык. И тем, кто сейчас пишет, приходится вместо одного слова употреблять несколько, чтобы сказать то же самое. У Ю. Тынянова в романе «Кюхля» старушка говорит, что «отродясь у арапов не живывала». Сколько юмора в одном слове, и бабку описывать уже не надо, она сразу видна. А что было бы в песне вместо «Я по свету немало хаживал», если бы поэт не знал этой формы глагола, и как объяснить смысл читателю, который не знает? Иного выхода не осталось бы, кроме как написать: «Я по свету давным-давно много раз ходил». И всё, песни нет, одни лишние слова.