Также косвенно будет затронута тема страха или боязни смерти вообще, поскольку это весьма масштабная тема – так как она требует основательной систематизации наших представлений о смерти, – она не может подробно обсуждаться в данном контексте. Понятие об экзистенциальной тревоге будет рассмотрено также сжато¹. Возникает справедливый вопрос: зачем писать «философию страха», если не страх, а, скорее, тревога традиционно является предметом философских рассуждений? Тогда как экзистенциальной тревоге приписываются серьезные метафизические импликации, страх представляется совершенно тривиальной величиной. Тревога «глубока», а страх «мелок». Как сказал Роланд Барт, страх – «чувство заурядное и недостойное»². Страх, однако, сегодня имеет большие культурные и политические последствия, чем тревога. К тому же гораздо удобнее не таскать за собой «метафизическую поклажу», связанную с понятием «экзистенциальная тревога».

Выражаю благодарность Анне Гранберг, Хельге Йордхейм, Ингрид Санде Ларсен, Томасу Севениусу Нильсену, Эрику Торстенсену, Ингрид Угельвик и Кнуту Улаву Омосу за ряд конструктивных замечаний. Все допущенные ошибки и недочеты, разумеется, лежат целиком и полностью на моей совести.

Ларс Свендсен

Осло, июнь 2007

Прохождение через систему контроля в аэропорту стало настоящим испытанием. Неужели всего несколько лет назад можно было просто вынуть из карманов мелочь, ключи и пройти через детектор? Я много путешествую, бывает, что улетаю и возвращаюсь в тот же день, в этом случае мой багаж состоит только из пары книг и сумки с бумагами. Однако при мне всегда есть один предмет, который расценивается как источник опасности, – зажигалка. Поэтому каждый раз я должен вынимать ее из кармана, упаковывать в прозрачный пластиковый пакет, отдельно пропускать через просвечивание, и лишь затем я могу снова достать ее из пакета и положить обратно в карман. Если речь идет о длительных поездках, в которые необходимо брать зубную пасту, дезодорант и шампунь, то все, что в широком смысле можно причислить к категории «жидкость», должно быть упаковано в прозрачный пластиковый пакет объемом не более литра, а отдельная емкость не должна превышать 100 граммов. Если у вас есть наполовину наполненный флакон шампуня емкостью 150 граммов, надо предъявить его службе безопасности. И разумеется, можно забыть о том, чтобы взять с собой бутылку воды или вина.

Эти новые правила были введены после того, как осенью 2006 года в Лондоне были раскрыты планы взрыва самолетов с использованием жидких взрывчатых веществ. Другими словами, правила, ежегодно ограничивающие свободу миллионов пассажиров, введены по причине террористической атаки, которая не была осуществлена. Тем не менее пассажиры без особых протестов принимают эти ограничения своей свободы. Страх перед терроризмом здесь является своего рода козырем, перед которым пасуют все остальные соображения.

Это всего лишь один пример того, как страх влияет на наше поведение и поступки. Похоже, он проник всюду, в том смысле, что на сегодняшний день едва ли существует какая-либо область общественной жизни, где не принимаются в расчет соображения безопасности. Чувство страха управляет общественным сознанием, и многие социологи считают, что современному обществу лучше всего подходит определение «культура страха»³. Страх превратился в обусловленную культурой призму, сквозь которую мы смотрим на мир.

В «Tractatus logico-philosophicus» (1921) Людвиг Витгенштейн пишет: «Мир счастливого, не таков, как мир несчастного»⁴. Несколько перефразировав формулировку Витгенштейна, можно сказать: мир уверенного не таков, как мир запуганного. Жан-Поль Сартр подчеркивает: ощущение полностью меняет мир⁵. Уверенный живет в надежном мире – слово «надежный», по-норвежски «trygg», образовано от древненорвежского «tryggr», что означает «верный, надежный, беззаботный», – в то время как неуверенный живет в мире, который в любой момент может обратиться против, а почва может в любой момент уйти из-под ног. Можно сказать, жить стало страшно. Опасность подстерегает повсюду: на темных улицах и за входной дверью, с чужими и с близкими людьми, таится как в природе, так и в технологиях, внутри организма и во внешних воздействиях. Кажется, что больше не осталось ничего по-настоящему надежного.

Мы боимся столкнуться с внешними силами, которые идут вразрез с нашими устремлениями. Мы боимся потерять то, что для нас важно – свободу, достоинство, здоровье, социальное положение – или в конечном счете потерять жизнь. Мы боимся не только за себя, но и за тех, кто нам дорог. Если что-нибудь из вышеназванного находится под угрозой, то страх является нормальной реакцией. Мы должны защищать себя от такого рода угроз. Ведь человеческая жизнь уязвима. Как пишет Монтень, «человек уязвим и поэтому больше склонен бояться и избегать, чем к чему-либо стремиться»⁶. Таким образом, в страхе проявляется нечто основополагающее, и едва ли случайно, что именно чувство страха первым упоминается в Библии: когда Адам вкусил от дерева познания и увидел свою наготу, он испугался прежде, чем устыдился⁷. Мы приходим в мир голые и безоружные, и пребываем в этом – относительно большинства животных – беззащитном с точки зрения телесной организации состоянии всю оставшуюся жизнь. Кроме того, наш мир по многим причинам устроен так, что разрушение и страдание воплощаются проще, чем противоположное.

Тем не менее, оптимальность такого отношения к человеческой жизни далеко не бесспорна. Осмелюсь утверждать, что воображаемый риск или одержимость мыслью о возможном риске является большей опасностью, нежели все существующие риски⁸. Суть моей точки зрения заключается не в том, что мы живем в безопасном мире. Например, совершенно очевидно, что глобальное потепление может иметь весьма драматичные последствия для жизни на нашей планете. В большинстве крупных городов необходимо избегать определенных мест в темное время суток, так как велика опасность подвергнуться нападению. Надо смотреть по сторонам, прежде чем переходить на другую сторону улицы. Существует множество явлений, которых нам следует опасаться. Проблема заключается в том, что мы в столь значительной степени склонны воспринимать все, руководствуясь страхом.

Если мы проанализируем a-tekst – электронную базу данных газет, то обнаружим серьезное увеличение количества упоминаний слова «страх» за десять лет – от 3331 в 1996 году до 5883 в 2006-м⁹. Очевидным объяснением этой тенденции на первый взгляд кажется террористическая атака 11 сентября, однако любопытно, что увеличение началось задолго до этого нападения. Таким образом, мы можем утверждать, что террористическая атака не только спровоцировала рост уровня запуганности-запугивания, но также и вписалась в уже существующую модель, а количество упоминаний продолжает расти вплоть до сегодняшнего дня. Мы видим подобную тенденцию и в отношении близких по смыслу слов, таких, как, например, «риск», упоминание которого возросло от 2060 в 1996 году до 4731 в 2006-м, т. е. за десять лет более чем в два раза. Эти числа говорят о том, что СМИ постоянно напоминают нам о том, насколько «опасен» мир, – и, кроме того, о том, как мы его боимся. Это ни в коей мере не является чисто норвежским феноменом. Британские газеты позволяют построить еще более выразительную кривую роста, от 2037 упоминаний «опасно» (at risk) в 1994 году до 18 003 в 2000-м¹⁰.

Похожая картина появляется во многих других исследованиях. К примеру, в 2005 году Норстат проводил для компании «Siemens» – производителя и поставщика охранного оборудования – исследование: 1000 норвежцев опрашивали, чтобы выяснить, возрос ли у людей за последние годы страх попасть в разного рода неприятности. Результаты были таковы: 51 % опрошенных говорили о том, что стали больше бояться разбойного нападения, 47 % – попасть в автомобильную аварию, 36 % – стать жертвой террористического акта, 26 % стали больше опасаться пожара и 19 % – стихийных бедствий¹¹. Стоит отметить, что больший, по сравнению с мужчинами, рост тревожности наблюдался у женщин.