А их личинки? Это уникум. От двух до четырех лет они живут в царстве ила. Двигаются с помощью водомета, который, кстати, человек изобрел лишь недавно — природа же его воспроизвела на заре жизни. Они сначала дышат жабрами, которые потом сменят на легкие. Имеют пять глаз: два фасеточных, сложенных из нескольких тысяч мельчайших шестиугольников, и три простых — весьма похожих на наши. Ты только представь, мысленно проникнув в их головенки, как личинки видят мир этими пятью глазами. Слышат они… ногами, по три «уха» на каждой. У них два сердца — одно в голове, другое, пардон, в задней части. Если стрекоза сядет на ровную поверхность, то не взлетит — ибо ее удел цепляться за стебли и ветви. А говоришь, все очень просто. А попробовал бы ты, как она крыльями, помахать руками. Уверен, хватило бы тебя всего па несколько секунд. Видишь, сколько загадок преподносит всего лишь одно насекомое. А жизнь муравьев, пчел, птиц, рыб? Все это непочатый кран для размышлений. Масса «белых пятен» — не ленись, исследуй. И все целесообразно, мудро. Недаром появилась такая наука, как бионика. Люди стали пристально приглядываться к тому, что сотворяла природа миллионы и миллионы лет, совершенствовала, вносила поправки, отсекала ненужное. Понятно?

— Удивительно. — Фрэнк с восхищением посмотрел на друга. — Если бы по образу и подобию птиц человек мог летать. Нет, не на самолете, дирижабле или дельтаплане, а сам махал крыльями, как птица.

— Напомню классическую фразу русского ученого Жуковского: «Человек полетит, опираясь не на крылья, а на силу своего разума», что люди и сделали.

— Я не про то, Стив, — перебил Фрэнк.

— Индивидуальные крылья, ракетные приставки люди уже создали — это, как говорится, детали, вопрос техники и технологии сегодняшнего дня, ничего тут сложного нет. Весь вопрос, как я уже упоминал, в силе мышц, то есть в источнике энергии, маленьком, легком, но исключительно емком. Тут, думается, опять придет на помощь человеческий ум, который и сотворит нечто подобное. Летай сколько душе угодно в одиночку, хочешь на юг, хочешь на север.

— На север не надо — там холодно.

— И здесь проблему решит тот же источник. Я не говорю об отоплении жилищ, помещений и так далее, хотя эта проблема огромной важности — в большинстве полярных районов, в Арктике и тем более Антарктике топлива или мало, или вообще нет. Я имею в виду одежду. Не потребуется никаких мехов, шуб, дубленок, унтов, шерсти и прочих современных атрибутов для защиты от мороза.

— Что же их заменит, стрекозиные сердца? — хихикнул Фрэнк.

— Зачем же — легкая сетка из тончайших проволочек, вшитая в подкладку костюма: легкого, удобного, элегантного и прочного. К ней подсоединят батарейку, и она будет греть словно электроплитка. Используя систему полупроводников, можно будет и, наоборот, охлаждать тело, как кондиционер. Сделав костюм водонепроницаемым и снабдив не громоздкими баллонами акваланга, а аппаратом для разложения воды на кислород и водород, который также будет действовать от того же источника, человек смело, будто в родную стихию, шагнет в среду водяную. Такая одежда облегчила бы труд шахтеров, рыбаков, моряков, сталеваров, тех людей, которые работают в экстремальных условиях. Помогла бы альпинистам, спелеологам и многим другим.

— А аккумулятор на спине таскай, в рюкзаке?

— В этом и весь вопрос. Надо, чтобы он был не более спичечного коробка.

— То есть дело за немногим: изобрести аккумулятор легкий, емкий, мощный и дешевый, так?

— Да, так. И представляешь, сколько животных, в том числе уникальных, исчезающих с лика земного, останутся живы, в полном смысле сохранят свою шкуру.

— И ты думаешь, это возможно, с нашим уровнем техники?

— Абсолютно уверен, ибо необходимость и потребность в подобном открытии стала насущной и настолько актуальной, что ждать больше нельзя. Думается, не сегодня, так завтра мир облетит сенсационное сообщение: такой источник энергии создан. Этому ученому я бы при жизни воздвиг памятник.

— А он возьмет и твой аккумулятор в танки да крейсеры, в ракеты с ядерной головкой вставит или на подводные лодки. Тогда как?

— Не позволим — не вставит.

— Ой ли, послушает он вас, имея такую силу.

Да, встреча с Кребсом-старшим на пустыре перевернула судьбу Грега. Выздоровев, он не только остался в семье Кребсов, но и поступил в тот же колледж, где учился Стив. Оба отличались отменным трудолюбием, не чурались никакой работы, чтобы как-то пополнить бюджет увеличившейся семьи.

Наблюдая иногда отца и сына, Грегу казалось, будто Стив, несомненно, вобравший в себя все хорошие качества Кребса-старшего, значительно тоньше, тактичнее, образованнее и даже умнее последнего. Стив и Фрэнк стали точно братья, тем более и внешне они были немного похожи. Правда, Стив блондин, а Фрэнк шатен. В доме было много книг, Кребс-младший читал буквально запоем, стараясь передать свою страсть названому брату.

Внезапные события резко все изменили.

Стив просиживал ночи напролет за учебниками, готовился к экзаменам в университете, а Фрэнк заканчивал школу полиции и уже оформился на работу, когда началась война во Вьетнаме. Младший Кребс недавно женился, а беда будто этого и ждала — месяц спустя ему вручили повестку явиться на призывной пункт.

Вечером в семье, где друг к другу относились с большим уважением и любовью, нежданно-негаданно разразилась крупная ссора.

Кребс был вне себя. Грег никогда раньше не видел его таким. Выдержанный, немного флегматичный и безукоризненно вежливый, Кребс с пунцовыми щеками и дрожащими от негодования губами расхаживал по столовой. Казалось, он еле-еле сдерживается, чтобы не броситься с кулаками на сына. Стив стоял, понуря голову, скрестив на груди руки, лицо бледное, он прислонился спиной к книжному шкафу, иронически кривил губы и слушал, что говорил отец.

— Ты не патриот своей страны! — кричал тот. — Когда ей нужны солдаты, следует идти воевать, как тысячи других, кто погиб в борьбе с фашизмом, как отец Фрэнка, — он мотнул головой в сторону Грега, который только что вернулся домой. — Если надо — погибнуть. Сложить голову со славой. В нашей семье никогда не было трусов. И не хватает, чтобы на службе меня шпыняли тем, что мой единственный сын, моя гордость и надежда, связался с болтунами, стал дезертиром. Да за это в наше время на фронте расстреливали в два счета. Ты хоть подумал, что твой отец теперь старший инспектор, а может быть, вскоре и комиссар, а его отпрыск вместе с какими-то сомнительными слюнтяями сжигает призывную карточку, отказываясь выполнять священный долг перед родиной и народом.

— В этом-то я и вижу свой, как ты сказал, священный долг, — немного заикаясь от волнения, произнес Стив. — И абсолютно неуместно ставить в пример отца Фрэнка, он сражался с фашизмом, против агрессии. Я же не хочу воевать во имя этой самой агрессии, то есть фактически становиться на сторону тех, кто убил Грега-старшего.

— Тебе задурили голову! — прервал Кребс. — Вы, молодые, хотите быть умнее нас, стариков, мы дали вам жизнь, воспитали и направили на путь истины. Чуть что не так, сразу лезете на рожон, бежите на улицу, создаете беспорядки.

— Которые вы, — усмехнулся Стив, — с таким успехом разгоняете, избивая демонстрантов, в том числе детей и женщин.

— Не лги! — Голос Кребса сорвался. — Не смей. Ты прекрасно знаешь: я не занимаюсь подобными вещами, мое дело криминалистика.

— Заставят — будешь заниматься, — вставил сын.

— Перестань грубить. Я всю жизнь посвятил благому делу и тебе. Да, да, тебе. Работал, как проклятый, чтобы ты мог учиться и жить более-менее сносно.

— За это спасибо. Если бы я не уважал тебя как честного и благородного человека, у нас был бы иной разговор. Но сейчас ты возбужден и рассуждаешь, как полицейский комиссар. Ты веришь его величеству закону и никак не можешь уяснить: в настоящее время выполнение этого самого закона и есть настоящее беззаконие. А насчет трусов в семье, это ты зря, папа, поверь — сжечь повестку куда опаснее, чем отправиться за океан.