Рубежи обороны пересекали весь город, на его площадях стояли мощные доты, а в заложенных кирпичом окнах домов зияли амбразуры. Город постоянно начеку, готовый принять бой на своих улицах и сражаться за каждый дом, за каждый этаж.

Исполняя обязанности первого заместителя командующего 42-й армией, я много времени уделял вопросам поддержания высокой боевой готовности войск первого эшелона, занимающих главную полосу обороны, особенно личного состава первой позиции, опорных пунктов и узлов обороны. С командирами всех степеней отрабатывались взаимодействие огнем и маневром, организация службы наблюдения, полевая выучка и дальнейшее совершенствование оборонительных сооружений. Особенно много труда вложили мы в обкатку танками личного состава.

К нам в армию в большом количестве стали поступать снятые с недостроенных линкоров и крейсеров броневые башни, башни с танков KB, отдельные бронелисты. Мы стали усиливать полевые сооружения главной и второй полосы обороны армии ботами (броневыми огневыми точками), дзотами (деревоземляными огневыми точками), усиленными броневыми листами. Бот и дзот врезались в железнодорожные насыпи, особенно в районе «Рогатка», значительно укрепляя подступы к городу.

«Осенью 1941 года войска и население проделали громадную работу по строительству оборонительных сооружений. На южном и северном обводах к началу 1942 года было около 82 км противотанковых рвов, почти 25 км эскарпов и контрэскарпов, около 9 км надолб, 144 км проволочных заграждений, более 24 км баррикад, 1400 броневых, железобетонных и деревоземляных огневых точек»[7].

Зимой город не мог выделять для строительства военно-инженерных сооружений достаточное количество людей, и в армейских частях ослабевшие от недоедания бойцы меньше занимались тяжелыми оборонительными работами.

Костлявая рука голода простерлась над мирными жителями и защитниками города Ленина. С 20 ноября 1941 года по рабочим карточкам стали выдавать 250 граммов хлеба на день, а по остальным — 125 граммов. На передовой бойцу выдавали 500 граммов в день, а в тыловых частях — 300 граммов. В декабре иссякли запасы крупы и овощей. Вот так выглядело обычное меню тех дней: завтрак — суп из муки, обед — тот же суп или мучная каша, ужин — снова мучной суп.

В частях, особенно в тех, которые находились во втором эшелоне, многие бойцы, как и горожане, болели элементарной дистрофией — истощением.

«На 1 декабря 1941 года в войсках Ленинградского фронта, действовавших на блокированной территории, болели тяжелой формой дистрофии 6061 человек, на 1 января 1942 года количество больных возросло до 12 604 и на 1 февраля — до 13 719. За три месяца части потеряли более 11 тысяч командиров и рядовых бойцов, то есть фактически полную дивизию. С февраля 1942 года количество больных дистрофией начало постепенно сокращаться, и к лету случаи заболеваний уже почти не встречались»[8].

Крылатыми в городе стали слова старых рабочих Кировского завода: «Камни будем есть, а Ленинград не сдадим».

«Своим героическим примером ленинградцы говорят нам — нет выше дела, нет благороднее долга, чем отдать всю силу ума, весь пламень души, всего себя без остатка Родине», — писала 12 февраля 1942 года фронтовая газета «На страже Родины».

В этот период перед партийными и комсомольскими организациями была поставлена задача воспитывать у бойцов непоколебимую веру и правоту нашего дела и победу над врагом, высокую стойкость в обороне и постоянную боевую готовность.

Военный совет фронта требовал от политорганов вести свою работу так, чтобы наши люди постоянно стремилась вступить в схватку с врагом. И это должно быть не единичным явлением, а массовым.

Штаб и политотдел 42-й армии приложили немало усилий для организации широкого снайперского движения. Вскоре оно во всех частях стало массовым и эффективным. Мне часто вспоминается один эпизод. На огневой позиции выстроен минометный расчет. Политрук роты, круглолицый лейтенант, крепко пожимая руку взволнованному всеобщим вниманием бойцу, объявляет: «Рядовой Иван Петрович Гаврилов, выполняя боевую задачу по защите города Ленина, будучи на боевой охоте, сегодня убил фашистского зверя. По русскому обычаю поклонимся рядовому Ивану Петровичу от матери-Родины и от себя. Убив фашистского зверя, он сохранил жизнь своим товарищам-воинам, жизни наших матерей, отцов, жен и детей, приблизил час нашей победы». Нужно ли говорить, насколько волнующими стали такие поздравления для снайперов.

Советский патриотизм и лютая ненависть к гитлеровцам, пытавшимся в кольце блокады задушить Ленинград, стали главными побудительными причинами рождения снайперского движения в войсках фронта. Будущий Герой Советского Союза снайпер Ленинградского фронта сержант Владимир Николаевич Пчелинцев рассказывал в своей книге: «Ленинградцы страдали от холода и голода, их бомбили, у них не было воды, освещения. И вот в эти дни я получил маленькую посылочку из Ленинграда, в которой заботливой детской рукой среди других вещей был уложен бублик. Прошло много лет, но каждый раз, когда я вспоминаю фронт, мне приходит на память этот бублик. В такие минуты перед моими глазами предстает худенький, голодный, посиневший от холода ленинградский мальчик, который тоненькими, прозрачными пальчиками кладет в посылку этот бублик… «дяденьке солдату… чтобы кушал бублик и крепче бил фашистов!!!».

Нет, теперь я не удивляюсь тому, что мог лежать на лютом холоде целые дни, выслеживая фашистскую мразь, которая пыталась отнять у наших детей счастливое детство.

Часто, направляясь на «охоту», я встречал своих многочисленных друзей. «На охоту?» — спрашивал кто-нибудь из них. И в их голосе чувствовалась товарищеская зависть. «Не забудь и за меня хлопнуть одного, а то я сегодня дежурю!»[9]

Зимой 1941/42 года снайперы стали самыми знатными людьми армии и фронта, а их движение благодаря широкой пропаганде, заботе командиров и политработников — поистине массовым. Много сделала армейская газета «На разгром врага» для переклички снайперов, в ходе которой они раскрывали секреты своего мастерства.

Письма известных истребителей гитлеровцев читались и перечитывались бойцами, горевшими желанием открыть свой счет мести. Патриотическому движению снайперов способствовали их слеты в полках, дивизиях, армиях.

Во время армейского слета снайперов мне довелось познакомиться со многими из них.

Вот Александр Калинин. Круглое, доброе русское лицо, прозрачные синие глаза. Военная форма сидит на нем мешковато. И не подумаешь, что перед тобой грозный снайпер и отважный разведчик. За первые полгода войны Калинин уничтожил 115 фашистов. Двадцать раз переходил линию фронта, около ста семи дней он провел в тылу врага.

С большим интересом слушал я выступление сержанта Владимира Николаевича Пчелинцева. Он рассказал, что еще до войны, особенно во время учебы на геофизическом факультете Горного института, увлекался стрелковым спортом. Поэтому, записавшись добровольцем в Красную Армию, он попросил снайперскую винтовку.

Свой боевой счет комсомолец Пчелинцев открыл 8 сентября 1941 года, а ко дню слета он уже уничтожил около 150 гитлеровцев. Когда в 11-й стрелковой бригаде была организована снайперская школа, командование во главе ее поставило сержанта В. Н. Пчелинцева. Теорию ученики знаменитого снайпера изучали в тылу, а практику проходили на передовой, вместе с учителем уничтожая гитлеровцев.

Пчелинцев рассказал о своих поединках с 14 фашистскими снайперами и закончил выступление любимой поговоркой: «Русский богатырь единожды бьет, да метко кладет».

День за днем рос боевой счет бывшего архангельского лесоруба и охотника ефрейтора Ивана Вежливцева и его товарища Петра Голиченкова. За два месяца они уничтожили более 250 вражеских солдат и офицеров.

Сотни сверхметких стрелков не только истребляли гитлеровцев сами, но и обучали своему мастерству товарищей.