— Молодец, стараешься, — сказала Мария Ивановна.

Отец и Митро сидели тем временем в комнате Маргариты Михайловны. Там было тепло и уютно. Стены и даже потолок были обиты толстым картоном.

Электрический чайник весело шумел и попыхивал паром.

— Ну, как у вас в колхозе идут дела? — спросила она приветливо, пододвигая гостям варенье.

Директора школы оленеводы очень уважали. Она училась в Институте народов Севера в Ленинграде. А теперь работает в тундре, всегда весёлая, добрая к детям.

— Гололедица помешала, — ответил ей Митро, — олени всё-таки пострадали. Ищем новые пастбища.

В этот момент Мария Ивановна с детьми вошла в комнату.

— Северин будет учиться в третьем, а Ненза — в первом классе, — сказала она. — Я помогу им, и они скоро догонят товарищей. Они совсем немного отстали.

Митро рассказал ей, что в стойбище оленеводы каждые три месяца вместе с почтой привозят передвижную библиотеку, газеты и журналы. Дети не пропускают ни одной книги, ни одного журнала. Они рассматривают картинки и немного читают.

Переночевав в школе, оленеводы утром распрощались со всеми. Норка никак не хотела уходить от Северина. Когда Митро стал тащить её за дверь, она вырвалась и кинулась обратно. Северин смотрел, как отец пошёл к оленям, сел на нарты. Жалко стало, что отец уезжает.

Но и Северин и Ненза были довольны, что, хотя и далеко от своего стойбища, теперь они будут жить в тёплом, светлом доме и учиться, как учатся все дети Советского Союза.

Утренние лучи солнца с приходом весны ярко освещали бесконечные тундровые просторы. С приближением лета оленеводы уходят со своими стадами далеко на север, в глубь тундры, «на летовку». Некоторые идут к реке Каре. Там у её берегов, в открытой тундре, сильные ветры отгоняют комаров. Там олени спокойно пасутся на богатых пастбищах и к зиме возвращаются сытыми, упитанными. Почти полгода кочуют так оленеводы, живут в летних чумах, добывают рыбу, охотятся на песца, на лисицу, на гусей.

Отец. Аркадий и Митро давно перебрались на новое стойбище к берегам реки Кары. Был июнь месяц. Учебный год окончился. Северина и Нензу отпустили на лето. Отец Северина привёз их домой. Хотя в это время стойбище их было уже в другом месте, в нем стояло столько же чумов, как и раньше. В родном чуме все было по-старому, только мать уехала в поселок Кару сдавать оленьи шкуры. Северин по целым дням носился с Норкой, играл с Оксей и Нензой. Ходил и к Тункаю в чум смотреть, что он теперь он мастерит.

Скоро в стойбище начался пересчет оленей. Приехали ветеринарный врач, медицинская сестра, председатель правления и оленеводы-соседи. Северин, конечно, помогал отцу: надо было собрать оленей в загон. Там их осматривали и записывали в журнал, каким из них делать прививку в первую очередь. Но, чтобы подогнать оленей к загону, оленеводам за этот день приходилось много бегать. Им, как всегда, помогали собаки лайки.

Большой белый олень никак не хотел идти в загон. Тогда Митро взял аркан — длинную ременную веревку, свернутую в кольца, и побежал за ним.

Быстро бежал олень. Кажется, никак не догнать его человеку!

Митро, изловчившись, бросил петлю, но олень сделал скачок в сторону, — петля пролетела мимо. На помощь выбежала Норка. Митро снова бросил петлю. Норка кинулась под ноги оленю… и вот беглец пойман!

Отец и Аркадий тоже загоняли оленей. Порою в густом лесу рогов взвивалась петля аркана. Норка, а с нею и белый пес Шарик, охрипшие от лая, старались изо всех сил — помогали оленеводам.

— Беги скорее! — кричал брату Митро.

И Северин снова бежал к нему на помощь.

Аркадий и ветеринарный врач, оба в белых халатах, делали уколы, в то время как высокий коми держал оленя за рога.

— Ай, хорошо колешь! — говорил он, едва удерживая сильное животное. — Теперь олень не будет болеть! Ну, ступай!

И отпущенный олень мчался в просторы тундры.

К концу работы Северин так устал, что едва ходил, а Норка легла в чуме, тяжело дыша и высунув язык.

— На сегодня все! — заключил отец.

Усталые, но довольные, все пошли на отдых.

— Завтра продолжим, — сказал председатель.

Северин хорошо поужинал, дал кость Норке, а потом прилег на подушку в оленьей шерсти и уснул как убитый. Рядом с ним спала Норка.

Однажды, выйдя из чума, Северин увидел, как прямо по мокрой траве несутся нарты. Местами еще лежал снег, местами стояли озерца воды. Три упряжки приближались к чумам. И так же, как в упряжке, вырезанной Тункаем, закинув рога, грудью разрезая ветер, мчались по рыхлому, мокрому снегу сильные, красивые олени. Снег был весь истоптан бесчисленными оленьими копытами, изрезан вдоль и поперек в разных направлениях полозьями нарт.

Северин заметил, что одни нарты были грузовые, с вещами, а на двух других сидели люди. Олени остановились около чума, люди спрыгнули с нарт, и Северин узнал их. Это были Евгений Иванович и Юрий Михайлович. С ними приехали высокий пожилой Кидынте́ и Анай, хороший рыбак.

— Э-э! — вскричал отец. — Как поживаешь? Здравствуй!

Митро и Аркадий тоже радостно здоровались с приезжими. Рослые, крепкие, с лицами, обожжёнными свирепыми морозами, они выглядели сейчас богатырями. Коми были в резиновых сапогах и обычных костюмах. На голове — клетчатые платки, повязанные, как у женщин. У геологов — сетки от комаров. У Аная на пиджаке поблёскивал орден Трудового Красного Знамени. Орден ему дали за то, что Анай в год трудной зимовки сохранил всё своё стадо.

— Здравствуйте, здравствуйте!

— Как живете?

— Хорошо!

— Лок татчё, Северин! Иди сюда! — позвал Митро брата.

— Э, да это старый приятель! — воскликнул Юрий Михайлович. — Ну, как ты учился эту зиму?

Северин застеснялся и потупился.

— Хо-ро-шо-о! — нараспев, улыбаясь, ответил за него отец. — Он хороший ученик, на тот год опять буде-ет учиться.

Анай и Кидынте начали распаковывать гружёные нарты. Они сняли большие продолговатые мешки защитного цвета, в которых были завязаны части байдарки.

— Э-э! — сказал с интересом отец. — Лодка!

— Мы завернули к вам, чтобы привести всё в готовность и переехать на Кару, — объяснил Евгений Иванович.

Когда геологи собрали байдарку, оленеводам она показалась такой маленькой и хрупкой! Анай и Кидынте качали головой, улыбались, — они плохо верили, что на такой лодке можно пройти через бурные перекаты реки Кары.

Евгению Ивановичу, побывавшему на многих реках, пришлось долго доказывать, что на байдарке проходить через пороги лучше всего.

— Она гнётся в тех местах, где деревянная лодка может разломаться, — говорил он, похлопывая по брезентовому борту байдарки.

Когда собирали невиданную лодку, Северин внимательно смотрел, даже старался помогать, а увидев перед собой готовую байдарку, попросил Евгения Ивановича.

— Возьми меня с собой, — сказал он, — пожалуйста. Дрова всегда принесу, костёр разведу, еду сварю. Всё, что велишь, сделаю.

— Вот так та́к! — засмеялся Евгений Иванович. — Парень-то ты хороший. А камни будешь собирать?

— Какие камни?

— Всякие. Те, что на берегу увидишь…

— Буду, буду!

— Тогда просись у отца. Если он отпустит, возьмём.

Отец долго смотрел на лодку, на Евгения Ивановича, на сына.

— Думал, лодка твоя не подымет трёх человек. Но раз ты говоришь, наверное, сам знаешь. Только пороги худые на Каре… — Отец покачал головой: — Шибко худой есть.

— Там Северин по берегу пойдёт, — сказал Евгений Иванович. — Если возьму, отвечаю за Северина.