Еще раз пересчитал. Все точно. Уже 25 лет прошло с того дня, как я, волею случая, пришел в КВН… и остался. И не просто остался, а жил в нем. И с ним. Отдавая себя всего. Особо не думая о перспективах и собственной выгоде. Просто жил. И работал.

Двадцать пять лет как один день. Немногое стерлось в памяти. Да и не то, что хотелось бы стереть. Впрочем, сохранилась часть личных дневников и все 25 ежедневников: скрупулезно прописанные часы каждого дня, чтобы НЕ ПОДВЕСТИ; план на день, итоги и выводы, чтобы ОЦЕНИТЬ результаты; эмоции и крики души, чтоб хоть с кем-то ПОДЕЛИТЬСЯ. Не думал, что буду когда-нибудь перелистывать все эти записи, переживая вновь и вновь события давно ушедших дней. Со многих событий уже нельзя снять завесу тайны, поскольку это может разрушить чью-то сложившуюся жизнь. Память об этих событиях, свидетелем которых я был, уйдет со мной. Человеку не всегда по душе, когда ему напоминают о его прошлом. Тем более, когда это прошлое не такое, каким он его рисует сам.

Но о чем-то все же можно вспомнить. Тем более что период «коротких штанишек» имеет и свои чудесные мгновения. Описываемые мной события – не более чем личный взгляд, и с ним можно не соглашаться. И пишу я только о тех событиях и процессах в КВН, которые происходили с моим непосредственным участием или по моей инициативе.

И многие уважаемые мной персоны упомянуты в этих описаниях только потому, что были частью МОЕЙ жизни. Собственно, поэтому их имена оказались в свое время в моих записях. Нет цели обсуждать конкретных публичных людей или давать оценку их поступкам. Написанное не претендует на теоретизацию, научность и исключительность. Сегодня уже есть немало трудов и даже диссертаций, изучающих аспекты феномена КВН. Хотя по длительности наблюдений, источникам, форме систематизации, объему собранной информации и достоверности опыт автора мог бы конкурировать со многими.

События прошлых лет сохранились в памяти какими-то «волшебными», с налетом романтизма. Интересная особенность: прочитав свои записи того времени, я заметил, что волшебство вдруг отчасти исчезло. А может быть, это «волшебство» и не надо разрушать, ведь именно так и создаются легенды?

Очень многое в моей кавээновской жизни, как мне раньше казалось, происходило по воле каких-то волшебных случаев. Сегодня у меня такое ощущение, что КТО-ТО меня ввел в этот любимый мной, таинственный и увлекательный мир и вел за руку все эти годы.

Конец 1986 года. Кишинев. Работаю на кафедре ассистентом. Позади бурные и насыщенные студенческие годы в Кишиневском политехническом институте. Смена специальности, отказ от повышенной стипендии, параллельная учеба на факультете общественных профессий (ФОП), игра на аккордеоне в народном ансамбле, поездки с концертами по СССР и за рубеж, красный диплом по окончании института, диплом ФОПа. Увлечение современной музыкой не только сделало меня известным в городе «менялой» фирменных виниловых дисков, но и предопределило создание клуба в Кишиневе.

На практические занятия по экономике отрасли, которые я провожу, приходят даже заядлые прогульщики. Всем хочется посмотреть на «интересного перца». Чувствую себя на взлете. Невероятными усилиями закончили строить помещение и открыли клуб в цокольном этаже факультетского корпуса. Назвали «Глобусом». Выбрал такое название только для того, чтобы можно было крутить на дискотеках не только (и не столько) отечественную музыку. По оснащению и дизайну клуб числился, несомненно, в числе лучших танцевальных залов в республике. Это не просто модная дискотека. Светящийся пол, на котором можно танцевать, движущиеся прожектора, псевдомультипликация на четырех проекторах. Для начала восьмидесятых на периферии страны это новаторский уровень. Тематические программы включают в себя видеоряд из слайдов на трех экранах, театр теней, скромненький шоу-балет, конкурсы, пародии, юмор, сатиру.

Неоднократные победы в республиканских конкурсах. Мы не очень себя рекламируем, но к нам ходят. А студенты визжат от сочетания «дискжокей» и «преподаватель». Вечером я их развлекаю на дискотеке, а на следующий день на занятиях помогаю освоить азы экономики отрасли. И то и другое, со слов окружающих и проверяющих, получается. В конце семестра студенты сдают мне курсовые работы и зачеты. Долго сдают – пока не докажут, что знают предмет.

Однажды, во время одной из наших программ в клубе, обращаю внимание, что Юрка Осадчий, который обычно был рядом «на слайдах», при любой паузе в работе выбегает в соседнее помещение. Во время исполнения Rainbow eyes с альбома Rainbow 1978 года ныряю из-за пульта в это помещение. Это наше кафе в стиле разрушенного замка: огромные спиленные деревянные стволы вместо столов, арки, витражи, барная стойка. На стойке телевизор, к которому буквально утром смогли подключить антенну, подвал ведь. Спустя год после установки телевизор наконец заработал. В кафе пара человек, остальные танцуют в соседнем зале. У телевизора Юрка, который, будучи на первом курсе, оставался взрослым ребенком.

– Юра, ты чего завис?

– Так это… тут КВН. Прикольно, одесситы смешные…

В памяти всплыла из детства черно-белая мультипликация известных букв, карандаша и какого-то таинственного действа. Бросаю взгляд на экран. Успеваю только заметить мизансцену по фильму «Место встречи изменить нельзя», поскольку мой перерыв в 7 минут 31 секунду замечательной композиции Ritchie Blackmore подходит к концу. Возвращаюсь в зал, к своей работе. Следом идет Юра. О КВН мы тут же забываем.

Откуда мне было тогда знать, что ровно через месяц я уже буду в гуще кавээновской жизни.

На родной кафедре ко мне относились по-разному. Заведующий кафедрой относился ко мне, как наставник. Он регулярно подлавливал меня на занятиях, когда я приходил в джинсах, а потом на заседаниях кафедры отчитывал с формулировкой: «Ходит на занятия в неглаженых джинсах». С кем-то из коллег у меня были замечательные отношения, кто-то видел во мне будущего конкурента, кто-то не замечал, а старший преподаватель Кожемякин Эдуард Николаевич откровенно, как мне казалось, ненавидел… Даже сегодня не пойму за что. Наверное, жизнь уже тогда приучала к тому, что в ней должны присутствовать для противовеса разные люди. При первой же возможности Эдуард Николаевич меня «имел». Поскольку он был в партбюро, воздействовать на меня он мог по-разному. Пиком нашей конфронтации стало мое назначение ответственным за праздничное оформление одного из корпусов общежитий КПИ[1] к празднику Октябрьской революции. Комиссия углядела отклонение одного из вывешенных на здании общежития транспарантов от принятой парткомом схемы. После устранения изъяна меня в качестве наказания, по совету Эдуарда Николаевича, назначили дежурным преподавателем от факультета в этом же общежитии на сутки, в сам праздник. Расчет, как мне казалось, прост. Чтобы завалить: редкий праздник обходился без ЧП в студенческих общежитиях. Не знал этот замечательный преподаватель, что именно в том корпусе у нас была запланирована праздничная дискотека. На тот момент клуб только строился, и мы выступали по школам и общагам. Видел бы он меня, ассистента кафедры экономики и организации строительства, на столе в красном уголке общежития рядом с бюстом Ленина, «расстреливающего» танцующих из суперсовременного тогда стробоскопа. Студенты не подвели, все прошло без эксцессов.

Работать дальше просто ассистентом на кафедре не имело смысла. Надо было писать диссертацию. Но не в Кишиневе.