Лоб иши покрывал болезненный пот. Волосы торчали слипшимися клоками.
– О ком речь? – как можно мягче спросил постельничий, присаживаясь рядом со старшиной Тулии.
– О старшине Эппе, – склонил голову воевода Квен, широкоплечий воин, который при предшественнике иши заправлял ловчими. – Я наказал Эппа своею волею до того, как его приказал наказать блистательный иша, и наказал жестоко, шрам на руке останется до конца его дней, но теперь, когда я слышу веление блистательного иши еще и высечь ветерана, мое сердце обливается кровью. Плетка не оставит шрамов, но я лишусь старого гвардейца. Он не переживет позора. Он не луззи, чтобы наказывать его плетьми. Я не противлюсь воле правителя, я молю о пощаде для старого воина.
– Я вправе высечь плетьми любого, – отчеканил иша. – Даже любого из вас!
– Разве я позволил себе хотя бы на мгновение усомниться в твоем праве, блистательный иша? – встал на одно колено Квен. – Я готов принять плети на свою спину. Один на один с тобой, правитель. Пусть все выйдут, и я скину одежду. Хотя Хартага пусть останется. Он ведь что-то вроде твоей тени? Но если ты захочешь сечь меня даже во внутреннем дворе замка, я уже не говорю о порке на площади, тебе придется сечь мое мертвое тело. Моя честь стоит дороже моей жизни!
– А чего тогда стоит моя честь? – уронил глухие слова иша.
– Всего Текана, блистательный иша, – раздался от дверей в покои грубый голос Далугаеша.
Долговязый, шурша кожей легких доспехов, встал только на одно колено, хотя должен был опуститься на два. А вот идущие за старшиной ловчих его спутники: старый Кастас, обрюзгший, лишенный, кажется, не только волос на голове, но ресниц и бровей, урай Хилана, отец Аси, и сухопарый, вечно улыбающийся худышка Данкуй – старшина тайной службы иши, – опустились на оба колена, хотя могли обойтись и одним. Ирхай неприязненно покосился на высокого, с глазами навыкате, Далугаеша. Ни одного мгновения он не подозревал старшину ловчих в измене или еще в каких умыслах, но даже находиться в одной комнате с самым смертоносным мечником Текана без дрожи не мог. Хотя разве Далугаеш скрещивал меч с тем же Хартагой, Квеном, Данкуем? Кто из них мог бы стяжать звание лучшего? Каждый когда-то прослыл доблестным воином, а значит, и изощренным убийцей. Не считая Хартаги, о котором Ирхай вообще ничего не знал, кроме того, что Вава притащил телохранителя за собой из Хурная, когда оставлял город под опеку младшего брата Кинуна. Зато Ирхай кое-что знал об остальных. Данкуем, по слухам, пугали детей во всех Вольных землях, да и в Текане многие страшились произносить его имя. А Квеном однажды напугали целый город – Харкис. Навсегда напугали. Пусть и не он тогда был воеводой. Но кое-чем занимался именно он.
– Я смотрю, иша, у нас тут сама собой образовалась Малая Тулия? – поднял голову до того молчавший Мелит. – Воевода, постельничий, старшина ловчих, старшина тайной службы, урай Хилана, я и, конечно, в первую очередь ты, правитель Текана, – все собрались. Только смотрителя не хватает, но толстяк не заставит себя ждать, быстренько приползет. Так вот, пока его нет, хотелось бы услышать, что за беда нас настигла? Ведь только беда всего Текана может заставить так биться твое сердце? Может быть, вольные сошли с ума и собираются захватить ярмарочную площадь под стенами Хилана? Или чудовища Дикого леса научились плавать и Хозяин чащ гонит их в воды Хапы? Или на Текан надвигается мор? А может быть, ушлый торговец обманул какого-нибудь луззи? Или же небо побагровело и на Салпу надвигается следующая Пагуба? Нет, все гораздо проще. Вся проблема в чьей-то глупой шутке и в том, сечь или не сечь несчастного брюзгу и служаку Эппа, который проглядел шутника. А ведь Эпп был одним из лучших ловчих когда-то. Не он ли учил в свое время уму-разуму, скажем, того же Далугаеша?
Мелиту дозволялось больше, чем другим. Ему и младшему брату иши – Кинуну. Но Кинуна в покоях иши не было.
Иша побагровел, но не сказал ни слова, хотя скулы его заходили желваками. Ирхай едва заметно вздохнул. Если бы иша был в бешенстве, он стал бы бледнее зимнего неба, и с губ его не сходила бы улыбка. В такие минуты даже Мелит предпочитал покидать покои иши едва ли не ползком. Хотя сам Ирхай видел таким ишу только один раз, и случился этот раз почти десять лет назад. Тогда Вава, средний сын бывшего урая Хурная, только-только был провозглашен Большой Тулией – собранием ураев всех кланов – правителем Текана. Еще не впиталась в камни уничтоженного Харкиса рассыпанная поверх развалин соль. Еще не просолилась в чанах хиланского Храма Пустоты почти тысяча пар ушей стертого с лица Текана клана Сакува. Еще не был предан огню старый иша, найденный мертвым на верхней галерее, на которой еще не стояли гвардейцы. Именно тогда, сразу же после избрания и последующего рукоположения нового смотрителя, правитель Текана вызвал к себе этого самого смотрителя, чтобы понять, зачем был уничтожен клан Зрячих? Что за святотатство произошло за высокими стенами Харкиса, что старый смотритель приказал перебить почти тысячу подданных иши? Мало того, уничтожение Сакува началось с истребления выходцев из клана Зрячих в рядах самой гвардии, чтобы потом, в схватках на улицах Харкиса, добавить к этой полусотне несчастных более тысячи отборных гвардейцев. И это без подсчета перебитых в Харкисе женщин, детей, стариков.
Тогда новый смотритель (а старый умер едва ли не в один день с ишей) был еще не столь толст и лыс, как теперь, но столь же словоохотлив. И все же молодого ишу, который, кажется, готов был придушить лоснящегося храмовника, он выслушал молча и вслед за тем не только не пополз прочь от повелителя, как сделал бы любой из вельмож, исключая разве только одного Квена, а начал говорить. Сначала, заставив правителя побелеть от бешенства, он сказал, что понятия не имеет, каким образом принималось решение вырезать под корень клан Сакува. Потом добавил, что единственной причиной такого решения могла быть реальная угроза Пагубы и что, по его разумению, с этого самого дня во всем Текане должно быть запрещено любое упоминание Сакува, а уж тем более щиты и оружие с символикой клана Зрячих. Затем, не повышая голоса и не стирая с лица извечной улыбки, смотритель объяснил выходцу из Хурная, что все подобные решения относительно жизни или смерти подданных иши диктуются священной Пустотой. И неподчинение им и в самом деле может повлечь ужасную Пагубу, которая уменьшит число жителей Текана не на две тысячи человек, а вдвое или втрое больше. Кроме того, прищурился смотритель, в далеком прошлом случались Пагубы, когда в живых оставался один из десяти, потому как слуги Пустоты не ограничивались поселками и слободками, но уничтожали и оплоты, входили и в города. Затем смотритель рассказал, что все повеления Пустоты доносятся смотрителем до иши в первую очередь и выполняются только после обсуждения сопутствующих обстоятельств, тем более что сам смотритель не вправе повелевать ни гвардией, ни ловчими, ни даже последними дворцовыми служками. Он может только беспрепятственно входить в города и дома, чтобы проверять верность служения Пустоте детьми Салпы. Наконец, смотритель поклонился и добавил, что если новый иша не совладает с огнем, который бушует в его сердце, и убьет нового смотрителя, то на его место снова придет новый смотритель. И вся эта череда призваний продолжится опять-таки до следующей Пагубы, а история не знает еще ни одной из них, которую удалось бы пережить ише Текана.
В тот день Вава все-таки сдержал себя. Тем более что новый смотритель благоразумно удалился, сообразив, что на повторное предложение убить его иша может и откликнуться. Сейчас же иша пока еще был далек от состояния бешенства. Но не слишком далек. Так в чем же состояла причина его волнения? Неужели в том самом появлении щита клана Сакува на ярмарочном столбе? И чего волноваться? Щит уже снят, а клана Сакува, уничтожение которого, как понял Ирхай, было условием отсрочки очередной Пагубы, давно уже нет. Или небо уже побагровело над Теканом? Найти наглеца и отсечь ему башку, мало ли соглядатаев Данкуя бродит по ярмарке?
