Короче говоря, все подтвердило абсолютную необходимость начинать перестройку спустя пять лет заново: с корней системы, с ликвидации партократии, с отделения государства от экономики. Начинать не с крыши, а с фундамента. То есть в политико-правовом плане опять-таки с Конституции.
Вот почему пришлось вдруг уточнить и пообещать, что страна получит новую Конституцию уже в 1990 году. Сахаров, в мае — июне 1989 года в очередной раз опередивший события, снова оказался прав! Причем прав с точки зрения самой что ни на есть реалистической политики. Разумеется, никто не признал публично, что власти в очередной раз запоздали и ошиблись. Но бог с ним. Дело теперь не в этом.
Дело в том, чтобы при разработке еще одной советской Конституции — на сей раз, будем надеяться, рассчитанной на долгие исторические сроки — опереться на проект, завещанный Андреем Дмитриевичем. Тщательно его обдумать и посчитаться с ним всерьез.
Припомним кое-какие факты, настолько элементарные, что их легко забыть. Сахаровская концепция нераздельной связи между правами человека и миром на земле, между выживанием человечества и открытостью каждого отдельного общества — в течение двадцати лет считалась в СССР в лучшем случае (когда травля Сахарова только начиналась) прекраснодушными, «наивными» рассуждениями, далекими от политических реальностей. Теперь это объявлено у нас государственным курсом и названо «новым мышлением». Сахаровские требования прекращения советской агрессии в Афганистане, или, скажем, восстановления государственности крымских татар, или обеспечения свободного выезда граждан и возвращения в СССР и т. д. — не только лет десять, но еще и три-четыре года назад даже сочувствующими, либерально настроенными людьми воспринимались как трудноосуществимые или вовсе несбыточные. Сейчас эти и многие подобные требования сбылись, или кажутся близкими к осуществлению, или, во всяком случае, что называется, «поставлены в порядок дня самой жизнью». Они рассматриваются правительством, мелькают в газетах, звучат банально.
Так, может быть, и сахаровские конституционные идеи — не отвлеченные фантазии, не благие пожелания, не просто «вдохновляющее знамя», а базовый рабочий документ?
Предварительно критически изучив его, а затем имев честь провести с Андреем Дмитриевичем несколько часов в обсуждении статьи за статьей, фразы за фразой, я пришел к убеждению, что дело обстоит именно так. Проект Сахарова ответствен, конструктивен и чрезвычайно практически важен.
Конечно, он не совсем закончен. В нем, возможно, найдутся смысловые или стилистические шероховатости. Недостает некоторых разделов: например, о порядке проведения выборов, о способе разрешения возможных конфликтов между двумя законодательными палатами, о более конкретном механизме и сроках наложения и преодоления президентского вето (ст. 36), о характере контроля Съезда над Центральным банком и степени независимости последнего, за исключением вопроса об эмиссии денег (ст. 31). Далее: в какие сроки и как проводятся сессии Съезда? Может ли Президент и при каких обстоятельствах распустить Съезд и назначить досрочные выборы? Есть ли у двух палат постоянные спикеры (председатели)? Каковы состав, численность и способ работы Президиума Съезда, ежели он вообще нужен? (ст. 32). Не предусмотреть ли конституционно условия введения чрезвычайного положения и статус президентского правления в районах стихийных бедствий или конфликтов? Почему квалифицированное большинство для снятия президентского вето — именно 55%? (ст. 36).
Недостаточны разделы об армии. Ничего о местном самоуправлении, слишком мало о судоустройстве и ничего о судопроизводстве (ст. 9, 23, 34). Не узаконена полная независимость судебной власти. Не раскрыты статус и полномочия Конституционного суда.
Наверное, и другие стороны, формулировки сахаровского проекта вызовут вопросы, предложения, потребность в детализации. А иные подтолкнут к принципиальным возражениям, спорам. Это естественно и неизбежно.
Андрей Дмитриевич продолжал работу над текстом Конституции буквально до последнего часа жизни. Однако незаконченность проекта — относительная и касается, на мой взгляд, лишь сравнительно второстепенных подробностей. Особенно процедурных и протокольных (впрочем, в Конституции и «второстепенное» существенно). Вместе с тем А. Д. Сахаров в основном успел завершить проект и оставил нам тем самым свое представление об оптимальном будущем страны.
В небольшом послесловии хотелось бы:
1) Высказать кое-какие соображения по поводу парадоксальности самой задачи составления Конституции для пока не существующего общества, слишком не похожего на нынешнее. Интересны под этим углом зрения некоторые выразительные штрихи сахаровского текста, в котором словно бы совмещены сиюминутные, ближайшие — и бесконечно отдаленные, потенциальные исторические планы. Две реальности: настоящего и будущего.
2) Соответственно: по поводу того, каким образом конституционный проект А. Д. Сахарова связан с совершенно конкретным положением советского и восточноевропейских обществ осенью 1989 года и в не меньшей степени соразмерен масштабным итогам XX века в целом; сплав специфического местного политического контекста — и контекста всемирно-исторического. Локальность и глобализм.
3) Коротко отметить структуру и сквозные идеи сахаровской Конституции.
4) Дать минимальные текстологические пояснения. Как уже указывалось, проект публиковался в двух версиях (с незначительными разночтениями в пределах каждой). Надо обосновать, почему данную здесь версию следует считать более зрелой, каковы мотивы изменений, внесенных А. Д. Сахаровым в первоначальный вариант. Для этого мне поневоле придется самому вспоминать и свидетельствовать. В этом есть какая-то неловкость; но, с другой стороны, любые сведения о том, как Андрей Дмитриевич работал над Конституцией, представляют общий интерес, особенно если они способствовали бы лучшему пониманию текста. С последнего и начну, касаясь перечисленных пунктов в произвольной последовательности.
* * *
За полночь с 21 на 22 ноября 1989 года, без четверти час, меня поднял с постели звонок Андрея Дмитриевича. Надо сказать, что впервые А. Д. позвонил так поздно. И — как всегда без пустых вводных, «вежливых» фраз, сразу начал так: «Здравствуйте! Как вы оцениваете положение в Межрегиональной группе? Состояние страны перед Съездом? Вообще — что сейчас, по-вашему, происходит?» Голос очень свежий, быстрый, пожалуй, даже непривычно приподнятый.
Я опешил. Как, очевидно, и каждый бы на моем месте, застигнутый посреди ночи такими вопросами… Сон мгновенно слетел. Проговорил в ответ несколько минут. Тогда Сахаров сказал: «Я подготовил проект Конституции. Не могли бы вы познакомиться с ним и сделать свои замечания?» Значит, это и была настоящая причина ночного звонка!— «Разумеется, Андрей Дмитриевич. Но насколько срочно? У меня командировка через три дня и еще не готов доклад». Он твердо: «Завтра утром пришлю вам текст с шофером. А встретимся послезавтра». Стало ясно, что Сахаров придавал особую важность скорейшему завершению работы над проектом. Поэтому вышеприведенный разговор кажется заслуживающим упоминания.
Полученный мною на следующее утро текст (на 11 страницах машинописи, 45 статей) был — абсолютно слово в слово! — тем самым, который 22 декабря появится в журнале «Новое время» (№ 52, с. 26—28), набранный посмертно с рукописи. Итак, перепечатав этот начальный текст (назову его вариантом «А»), Сахаров стал знакомить с ним, по-видимому, некий круг лиц и вносить поправки, дорабатывать. 23 ноября мне довелось, явившись к Андрею Дмитриевичу домой ровно к 15.00, пробыть у него до 19.30. Подавляющая часть этой беседы наедине была отдана разбору проекта Конституции.
Припоминаю только два отвлечения в сторону. В одном случае А. Д. с большой живостью заговорил о том, что, собственно, означает понятие «эксплуатации» в «Капитале» Маркса в связи с прибавочной стоимостью и насколько возрастает рациональный смысл этого понятия, если таковой вообще имеется, применительно к советскому государственному экономическому производству. В другом случае я попросил разъяснить, каким образом и при каких условиях — с организационно-технической точки зрения — можно уничтожить находящиеся в полете межконтинентальные ракеты по сигналу с пульта управления. (Между прочим, редакция фразы «Главнокомандующий имеет право отменить ядерную атаку, предпринятую по ошибке» явно содержит оговорку: надо бы: «Главнокомандующий обязан отменить» и т. д.; А. Д. Сахаров с этим согласился, но прежняя формулировка все-таки сохранилась и в последнем варианте, конечно, по недосмотру.)
