— Отчасти так и есть. Но лишь отчасти.
— Полина, ты не задавалась вопросом, почему народ терпит?
— Есть такой садистский эксперимент, который красноречиво объясняет этот феномен. Если жабу посадить в холодную воду и постепенно повышать температуру, она останется в ней, пока не погибнет от кипятка…
— Закон малых перемен: когда изменения происходят очень медленно, они становятся незаметными. Психологи называют это выученной беспомощностью и относят к феноменам депрессии. Ученые провели похожее по жестокости исследование, поместив в клетки двух собак. Одной собаке пускали в пол клетки электрический ток время от времени, и она научилась предугадывать болезненные удары и подпрыгивать. А второму животному — слабый, но постоянный ток. Вначале собака дергалась, пыталась избежать ударов, а затем перестала даже предпринимать какие-либо попытки и обреченно улеглась на пол. В конце этого эксперимента, когда ток из обеих клеток был наконец отключен, а собаки освобождены, первая из них, подпрыгивая, убежала прочь, а вторая так и осталась лежать на месте, как будто клетка до сих пор окружала ее невидимым заслоном. Она не проявляла никакой активности, вяло принимала пищу и недолго прожила после этого эксперимента. Подобное существование ведут и наши граждане на унылых депрессивных территориях типа Енакиево.
У меня такое впечатление, что на территорию Украины уже сотню лет пускают слабый, но постоянный ток беспросветного безденежья. Большинство граждан перестали даже пытаться избежать боли бедности, реагировать на новые возможности, пытаться выбраться из беспросветной нищеты своих сел, поселков и окраин городов. Народ терпит собственное безденежье, оставаясь в той среде обитания, которая и делает его бедным. И это грустно. Люди, как обезумевшие крысы в лабиринте, даже не пытаясь сменить маршрут, продолжают бегать за мизерным кусочком сыра, умерив свои желания, задушив юношеские мечты. Я думаю, что это болезнь. Болезнь бедности, парализовавшая большую часть населения Украины. Люди не могут признать себя бедными, и, как алкоголики, ищут оправданий своему пагубному пристрастию: «Я выпиваю, потому что я нервничаю, потому что ушла жена, потому что нет работы и т. д.»
Федерализм, социализм, капитализм, независимость, соборность, проблемы языка — все это общество готово обсуждать до самозабвения, и это симптомы той же болезни. В нашей стране говорят о чем угодно, только не о деньгах. Поэтому униженные и оскорбленные граждане Украины живут в стране третьего мира и занимаются тем, что ругают богатые государства. Они хают доллар, евро, фондовые рынки, кризис, бюджетный дефицит, нестабильность экономики с таким же остервенением, как состоятельных соседей, злорадно обсуждая их неудачи, болезни и потери. Деньги — настолько трудная тема, что люди даже не пытаются о них мечтать…
1987 год. Картошка
Перестройка, гласность, сухой закон, а также невозможность найти работу — реалии Советского Союза того времени. Я как выпускник экономического факультета не мог найти работу по специальности в принципе, поэтому влачил жалкое существование. Но даже в самые трудные времена я все равно думал о деньгах и не опускал руки. Пробовал себя в бухгалтерии, потом на стройке. И когда я работал кровельщиком-бетонщиком строительного управления № 4317, мне удалось сделать свой первый предпринимательский шаг.
На стройку я пошел, думая, что рабочие хорошо зарабатывают. 200–250 рублей в месяц зарплаты бетонщика мне казались баснословными деньгами, но их хронически не хватало. В семью требовалось больше денег. И даже строгий учет всех трат (записи в блокноте: кефир, сметана, раз в неделю мясо, хлеб, молоко) не оставлял шанса купить приличную шмотку. Модный хит того времени — джинсы — по-прежнему был недоступен и стоил фантастических 220 рублей. Именно поэтому я все время думал о деньгах и больше ни о чем. Я видел людей, которые ездили на автомобилях, за рулем сидели низкооплачиваемые инженеры, прорабы и респектабельный в те годы класс торговых работников.
Двор, в котором я жил, представлял собой четырехугольник из пятиэтажек с детской площадкой посередине, которая использовалась жильцами для сушки белья. По вечерам после работы мужики играли в домино, молодые пары прогуливались с детьми. В общем, обычная картина любого советского двора.
В тот год стало совсем голодно. В феврале с ближайшего рынка 12-го квартала Днепропетровска почему-то исчезла вся картошка, а в магазинах продавали гнилую и мороженую. И вот тогда у меня созрел мой первый предпринимательский план. Я решил завезти овощи на продажу.
На базаре килограмм картофеля стоил 21 копейку, если я куплю по 7 копеек, смогу хорошо заработать. Мне нужно было отовариться примерно на 300 рублей, чтобы получить около 800 рублей выручки. Я знал, что могу найти картошку по такой цене у бабушки, живущей в селе. В ее подвале всегда хранилась отборная потрясающая полтавская картошка, которая спасала нас в голодные месяцы. Одолжив 300 рублей, я отправился в Ореховку, честно говоря, понятия не имея, как я буду доставлять свой товар. Но на месте, имея наличные и энергию бабушки, которая повела меня по соседям, а также тачку, в которой я перевозил мешки, всего за два дня я скупил нужное количество товара. Бабушка отправилась в контору, где мне выписали справку с печатью о том, что я эту картошку заработал «дійсно». Дело в том, в 1987 году за спекуляцию могли посадить в тюрьму. Жутко вспомнить, что в те времена нельзя было заниматься перепродажами и наймом работников, была разрешена только индивидуальная предпринимательская деятельность.
Недалеко от хаты находился колхозный гараж, куда я и отправился за автомобилем. Хозяин гаража дал мне машину с водителем, назначив за это довольно высокую цену. Он понял мой замысел и назвал сумму выше обычной. Автомобиль мне пришлось грузить самому. С огромным удовлетворением я плюхнулся на сидение рядом с водителем и, ощущая себя крупнейшим предпринимателем всех времен и народов, вспоминая прочитанного «Финансиста — Титана — Стоика» Драйзера. Машина обошлась в 25 рублей, картошка — в 250. У меня оставалось еще 25 рублей на всякий случай.
Удивительно, что нас не остановил ни один пост ГАИ. Я победоносно въехал на рынок возле своего дома. Пошел в кассу, взял в аренду весы, а также оплатил аренду нескольких торговых мест. Там тогда стояли навесы. Картошка была лихо выгружена под прилавок. Отобедавший водитель отправился обратно в село, а я стал делать свои первые шаги торгового магната.
Цена в 22 копейки кусалась. Но с грузовиком картошки отличного качества я был единственным продавцом дефицита, практически монополистом на этом рынке. И люди начали покупать.
С матерью я договорился так: она с утра готовила мне завтрак (квартира наша на первом этаже «хрущевки» находилась в 150 метрах от рынка), потом меня подменяла на торговой точке, я шел домой, ел и отправлялся на работу бетонщика. Вечером я возвращался, перекусывал и заменял мать на рынке. К ночи она приносила мне поесть, и я укладывался спать рядом с мешками, ведь товар нужно было охранять. Утром все повторялось. Через неделю картошка была распродана.
В свободные минуты, которых выдавалось теперь не так уж и много, я угощал своих друзей пивом, чего раньше позволить себе не мог. Как-то ко мне подошли блатные и с огромным уважением спросили: «Ну что, Гена, делом занялся?» Это были люди, которые организовывали бригады на сбор яблок и ограбили меня на ползарплаты. После работ они получили деньги, но мне выдали только половину. Так как ребята были мощные и их было трое, на вопрос «Хватит?» я ответил: «Хватит». Теперь они смотрели на меня, мой прилавок и товар с огромным уважением. Они понимали, что я хорошо заработаю. Проблем с ними никаких больше не было. Тем более, что два моих друга, которых я теперь угощал пивом, всегда находились рядом. А еще ночью на этом рынке компанию мне составлял бомж, спившийся профессор, с которым было интересно беседовать по ночам. Правда, потом он исчез, прихватив с собой полмешка картошки, а я думал, мы начали дружить.
