На самом деле я вовсе не чувствовал себя героем. И было то, в чем бы я Лизе ни за что не признался: я вовсе не хотел проникнуть за следующую дверь.
На преодоление столь мощной преграды полиморфам потребовалась уйма энергии. Рядом с Макиным стало невыносимо жарко стоять. Он прилип к стальной плите, распластался, очертания одежды задрожали, затем лицо начало проваливаться внутрь... Глядеть на подобные фокусы со стороны было довольно жутко. Словно человека разрезало поперек!
Вот остался только затылок, плечи и шевелящиеся лопатки, кусок лодыжки, вот пропал локоть. Серая краска на двери пузырилась, стекала вонючими струйками, обнажился слой блестящего металла... Наконец штамп окончательно пробурился насквозь, а сталь разогрелась, как газовая конфорка после жарки.
Я представил себе, что мог подумать охранник, находящийся внутри, и не позавидовал ему.
Не прошло и минуты, как запоры лязгнули и Макин впустил нас внутрь. Стоило мне вдохнуть жаркой, застоявшейся духоты, я сразу понял, что, кроме запаха лекарств, в здешнем воздухе витало кое-что похуже. Здесь воняло гнилью, потом, немытыми телами.
И здесь пахло кровью.
Не стоило сюда приходить.
— Девять живых объектов я идентифицирую как местных гуманоидов, — деловито сообщил не до конца остывший Макин. — Шестеро находятся в запертых помещениях слева, из них четверо погружены в сон. Трое — в помещении справа, из них спит один. Но сон в данном случае вызван анестезирующими препаратами. Того, кто спит, идентифицирую как ребенка мужского пола четырех-шести лет. Большая потеря крови, недавно подвергся хирургическому вмешательству. Наибольшая опасность — из помещения справа. Трое мужчин, легкая степень алкогольного опьянения, возраст от Двадцати до двадцати восьми, вооружены холодным оружием...
Налево от нас простирался цементный пол, в стене — четыре низкие железные двери и кирпичная кладка в тупичке. Направо — широкий холл, обложенный голубым кафелем, каталка на колесиках острый запах хлорки и журчание воды. В конце ярко освещенного коридора угадывалось начало лестницы, ведущей наверх.
— Будем брать! — сказал я.
Я не посмотрел на часы, но недолгое время, проведенное внизу, показалось мне страшнее всех, вместе взятых, триллеров. Просто кино — это одно, а когда попадаешь в комнату и видишь в тазу отрезанную детскую ступню — это совсем другое...
К нашему появлению «хирурги» почти закончили. Операционная была обставлена не хуже, чем в той больничке, где я мыкался с переломом. Инструменты, раковины, столы — все было надраено и переливалось в свете шестиглазого прожектора. Казалось, что в такой чистоте, под звуки музыки, льющейся из приемничка в углу, не может произойти ничего плохого. Оказывается, самое плохое порой происходит в чистых местах.
На каталке, слегка прикрытый простыней, натужно сопел раздетый пацан лет пяти. С ним что-то было не в порядке — кожа белая, будто мукой присыпали, подбородок запрокинут. На личике у него отпечатался синеватый след, точно недавно нырял в маске... Я успел подумать, что, наверное, он так сопит потому, что сопли нос забили. Мозг никак не мог поверить в то, что видели глаза.
В следующий миг нас атаковали.
Серый плащ остался снаружи в холле наблюдать за тылом, поэтому Макину пришлось одновременно обороняться и прикрывать меня. Их было двое: один плешивый в зеленом комбинезоне и шапочке, другой — похожий на лошадь, в белом халате с застежками на спине. Видимо, только что завершили свое дело и расположились в углу за низким столиком. Тот, что в зеленом, когда мы вломились, как раз наклонился с трубочкой к зеркалу. Он втянул порошок и поднял совершенно бесцветные глаза с прозрачной радужкой и зрачками, похожими на дырки от уколов тонкой иглой. На подбородке у него болталась марлевая повязка. Между «медиками» стояла тарелка с какой-то снедью.
Второй разливал по стаканчикам водку. Его рожи я не запомнил, потому что «доктор» кинул в нас бутылкой, выдвинул ящичек стола, извлек оттуда пистолет и, не целясь, открыл огонь.
Дальше все понеслось настолько быстро, что я даже не сразу сообразил присесть. Если бы не Макин, меня за минуту превратили бы в дуршлаг.
Кокаинщик не сказал «руки вверх!», не поинтересовался, кто мы такие, — это был настоящий профессионал. Он моментально понял, что войти без стука могли только враги, и не собирался сдаваться живьем. Не знаю, как насчет врачебного образования, но стрелял он отменно. Не встань между нами штамп, я бы валялся с дыркой во лбу, потому что «доктор» целил только в головы. Им, врачам, виднее, куда стрелять...
По затылку шедшего впереди Макина я видел, что его голова дернулась дважды. Следующую пулю, предназначенную мне, он поймал рукой и прыгнул через всю комнату — через операционный стол, каталку и стойку с приборами. Взлетел без толчка, как настоящий супермен, и пронесся по воздуху метров шесть.
Мужик в халате оскалился и продолжал стрелять проворно перемещаясь в дальний угол, так что Макину пришлось прямо в полете сменить направление Робот поймал своим пористым телом как минимум пять пуль. Грохотало так, словно мне в уши молоты забивали гвозди; блестящие инструменты, разложенные на подносиках, скакали, как взбесившиеся. Наконец штамп последний раз коснулся стены носком ноги, развернулся и успокоил «хирурга» ударом по горлу. Даже падая, тот продолжал палить...
На его напарника подобный финт произвел оглушительное впечатление. Наверное, в эти мгновения он навсегда поклялся завязать с наркотой и с водкой и, возможно, выполнил бы клятву, если бы остался жив. Но жить ему долго не пришлось, хотя мы тут были ни при чем. Я так и не успел пошевелиться, а на поле боя появилась новая фигура.
За спиной «медбрата» в зеленом распахнулась занавеска, открылся еще один коридорчик, и оттуда вывалился парень в камуфляже. Я не сразу понял, что произошло, потому что в ушах по-прежнему звенело, а ноги, стыдно сказать, буквально приросли к полу. Этот чувак тоже стрелял, но бесшумно. На стволе автомата блестела «сосиска» глушителя. Макин успел встать на ноги, выставил ладонь и принял в нее первую очередь.
Тем временем «зеленый» слегка очухался от принятой дозы, схватил из эмалированного лотка длинную блестящую фигню и ухитрился загнать ее в бок Макину сантиметров на пятнадцать. Парень в камуфляже повел стволом сверху вниз, за спиной у меня брызнуло зеркало, остро запахло, как в кабинете У стоматолога. Что-то катилось по полу, половина ламп потухла.
Не обращая внимания на лезвие в боку, полиморф правой ладонью сдавил «зеленому» горло, а второй рукой сделал рывок по направлению к автомату. Мне хватило ума сесть на пол, теперь между ножками столов и свисающими проводами я видел только ноги. Вонь от пороха и разлившихся химикатов стояла невыносимая.
Штамп не успел самую малость. Охранник отпрянул назад и повалился на бок. Он намеревался перешибить Макину ноги, но тут встретился со мной глазами и на долю секунды замешкался. Очевидно, ему все-таки показалось неловким стрелять в пацана.
Этого мгновения полиморфу хватило, чтобы обрушить набок здоровенный стол. На меня с грохотом посыпались банки, подносы и прочая мелочь. Парень в камуфляже все-таки успел пальнуть, он попал в ноги обоим — и Макину, и «зеленому санитару». У человека из-под брюк сразу хлынула кровь, а потом штамп выпустил его горло и, оттолкнувшись, как ныряльщик, прыгнул на противника.
Охранник успел выстрелить еще раз, штамп принял очередь грудью в полете и обрушился на врага. «Санитар» с перекошенным лицом, схватившись за лодыжку, катался по кафелю, пачкая вокруг себя красным.
Секунду спустя надо мной ласточкой пролетел охранник и впечатался башкой в стену. Макин слегка перестарался. По стенке сверху вниз проходила водопроводная труба и сворачивала затем к умывальнику. Мужик впилился в нее с такой силой, что разорвало угловую муфту, и в потолок ударил фонтан горячей воды. Мне на голову моментально посыпался снег из белой краски.
Макин приподнял парня в белом халате и сразу же положил обратно. У того была сломана шея. Наблюдая снизу, я увидел, как робот разогнул локоть пошевелил кистью и прямо из тыльной стороны ладони выпустил на пол десятка полтора пуль. С ума сойти! И как он их там накапливал, в руке?
