- Опять меркантильный вопрос. Я так и знала! – негодующе подпрыгнула Полли.

         Степанов провёл детей на Петровку. Они поднимались по красным коврам с деланным безразличием. Чтобы развлечь спутников, Степанов показал им музей. Полли заинтересовала живопись – портреты надутых офицеров на стенах. Девочка собирала репродукции импрессионистов, а потому разбиралась в портретике. Увиденное она восхищённо обозвала « российским постампиром». Витя прилип к стеклянным ящикам с ножами, стилетами, топорами и иными орудиями убийств.

         Данила Евгеньевич оказался на месте и принял компанию неожиданно радушно. Отказался от посетителей, отключил селектор. Секретарше он приказал никого не принимать, принести чаю и конфет.

         Дети мирно угощались шоколадными конфетами, бубликами и чаем. Они расслабились, неприятный образ Данилы Евгеньевича рассыпался. Он предстал добрым общительным человеком, у которого работать Степанову за счастье. Верхом доверия стало усаживание Полли на ногу и раскачивание, как на качелях. Данила Евгеньевич очень интересовался Педро. Его беспокоило, не отразилось ли на психике длительное пребывание среди обезьян. Как оно должно отразиться? Во что следовало превратиться Педро? – недоумевала Полли. Ну, не знаю. Может быть, он сейчас ходит  вот так. Данила Евгеньевич спустил Полли на пол и изобразил гориллу, в припрыжку скача в мундире и погонах по собственному кабинету. Витя и Полли до слёз ликовали представленному самоуничижению начальника Степанова.  А где птичка Полли? Полли погрустнела, птичку съела кошка. « Ненавижу кошек!» - прорычал Данила Евгеньевич и залаял. Витя от смеха схватился за живот.

         Дети безболезненно выложили  о послании Кальвадоса и необходимости разыскать Павла. Показали его визитку. В самый неожиданный момент дверь без стука раскрылась, и тихо вошёл подполковник Скакунов.

         Воцарилась тишина, редкая  и на Мамаевом кургане.

         Сориентировавшийся Скакунов попробовал завоевать любовь детей раздачей коробок новой фотоплёнки, которой, как у фокусника, переполнялись его карманы. Скакунову ответили скупой благодарностью.

         Дипломатичный Данила Евгеньевич поторопился отправить Степанова и детей в повторную прогулку по Управлению. Когда они вышли, Скакунов начальственно  спросил:

- Что надо?

- Лысый Череп объявился, - неохотно выдавил Данила Евгеньевич.

- Где?

- Где-то в Африке.

- Чего хочет?

- Размазню Павла помнишь?

         Скакунов хмыкнул.

- Ищешь?

- А чем же я ещё, по-твоему, занимаюсь?! – вскипел Данила Евгеньевич.

         Данила Евгеньевич вышел из кабинета, чтобы Скакунов не слышал его разговора с секретаршей. Ей он назвал, с кем связаться для розыска Павла. Держа перед глазами визитку, секретарша звонила.

         Пока Данила Евгеньевич  общался с секретаршей, дверь в кабинет он из осторожности не прикрыл, Скакунов успел влепить ему пару прослушивающих «жучков»: под стол и в лампу.

- Лысым надо заниматься, - назидательно сказал Скакунов, когда Данила Евгеньевич вернулся.

         Скакунов подошёл к настенному зеркалу и попытался грязными ногтями выдавить прыщ на черепе:

- Где Лысый, там и деньги. А где большие деньги, там мировая преступность, наркотики и вооружение.

- Скакунов, ты мне выговариваешь, точно лишь вы в ФСБ работаете, а МУР отдыхает! – вырвалось у Данилы Евгеньевича.

- Если ты, Данила, бурлишь, значит, сознаёшь вину, - хладнокровно отвечал Скакунов, помня, как долго Данила Евгеньевич скрывал наличие парагвайского клада.

         Вошла секретарша, передала Даниле Евгеньевичу белый листок, забрала пустые чайные чашки, фантики от конфет.

- Павел Метаморфозов в бутырской больнице, - сообщил Данила Евгеньевич.

         Скакунов жадно схватил листок, стараясь вычитать и то , чего нет.

- Что он там забыл?

- Лечится!

- По какому делу проходит?

- Зиц-директор.

         Данила Евгеньевич велел разыскать Степанова. Тот оказался недалеко. Отведя Степанова от Вити и Полли, Данила Евгеньевич приказал немедленно ехать в Бутырку.

- И не слова подонку, - добавил шёпотом Данила Евгеньевич, глазами указав на свой кабинет, где остался Скакунов.

         Степанов повиновался. В боковое зеркало  приёмной,  специально так висевшее, Данила Евгеньевич заметил: Скакунов маленьким шпионским фотоаппаратом, вмонтированном в авторучку, перефотографировывает визитку Павла и листок с информацией секретарши.

- Чем ещё могу быть полезен? – широко улыбнулся Данила Евгеньевич, возвращаясь в кабинет.

         Скакунов, успевший спрятать «авторучку» в нагрудный карман, подошёл к Даниле Евгеньевичу, приблизил дышащее луком лицо. Данила Евгеньевич перестал ощущать запах своего одеколона.

- И не смей со мной разговаривать в подобном тоне!

- А ты со мной!...

         Скакунов крякнул, пошёл к двери.

- Чего приходил? – в спину спросил его Данила Евгеньевич.

- Проверка у тебя. Хотел предупредить… Не забывай, ты – мой подшефный. По доброй воле держи меня в курсе дела с Лысым.

            Витя, Полли и Степанов, как и ожидалось, нашли Павла в тюремной больнице. Он сидел на кровати в переполненном кожно-венерологическом отделении. Степанов попросил других больных выйти. Скрывая неприязнь, дети разглядывали сильно переменившегося Павла. Он обрюзг, но не плотным жирком, а жидкостным отёком. Щёки и подбородок обросли редкой щетиной - стрелки лука в выжженной химикатами почве. Глаза потускнели и провалились в набрякших жёлтых веках. На шее красовался шрам резкого раздражения. Голову Павла выбрили. С бородой и усами он принял образ лешего. Нос картошкой выдавал славянина. Одежда Павла обветшала. На коленках топорщились протёртые трико. Мятая взъерошенная байковая сорочка вылезла нитками. Павел стыдливо натягивал сорочку до костяшек пальцев.

         Степанов подошёл к окну, заглянул в безрадостный двор с близкой кирпичной стеной напротив. Группа подследственных толкала облезлый бак с помоями. Распущенный в неглаженных штанах контролёр вяло приглядывал за ними. Поверх кителя для тепла он накинул гражданское пальто.

- Он? – спросил Степанов про Павла.

         Витя уставился на Степанова.

- Он, - подтвердил он через паузу.

- А ты? – обратился Степанов к Полли.

- Похож на дядю Павла, - сказала девочка.

- Зачем так?- подавлено улыбнулся Павел.

- Мало ли, - отвечал Степанов.- Я с понятыми. Вдруг тебя подменили. Жизнь сейчас такая… Как до бытия тюремного дошёл, дорогой Павел?

         Павел неловко заёрзал на постели. Он прятал глаза.

- Я что? … Я только подписывал.

- Вот и доподписывался!... Учредителя твоего тоже ищут. Я дело смотрел. Ни компьютеров, ни кредита. Сидеть тебе, Павел, пять лет.

- А в джунглях казался нормальным человеком?!- вырвалось у Полли.

- Я не изменился, - процедил Павел. – Что касается срока, я ранее не судим. Адвокат обещал освобождение из зала суда.

- Ему платят, - заметил Степанов.- Надо всегда глядеть, Паша, что подписываешь.

- Если б я глядел, мне бы не платили. Фик съездил бы в Бразилию и Парагвай.

- Логично… Почему в больнице?

         Павел покосился на детей, потом задрал рукав сорочки. Кожу покрывали кровоточащие ямочки с чечевицу, кое-где из красного торчало белое, точно срезанные под корень стебли.

- Продолжает мучить гадость, которой нахватался в Парагвае.

         Павел вынул из тумбочки завёрнутую в газету лупу.

- Посмотрите, если не брезгуете. Не бойтесь, на вас не перейдут.

         Степанов взял лупу, пригляделся. Тонкие бледные концы, торчавшие из ран, шевелились. Дети подошли и тоже посмотрели.

- Южноамериканский дерматогельминтоз, - с тенью тщеславия назвал Павел.- Я вам вот ещё что покажу.

         Павел поцыкал языком, так в Латинской Америке подзывают официантов. Хвостики в ранках зашевелились, наружу полезли молочные водянистые черви. Они ползли по коже в другие ранки, нежели те, откуда вылезли. Носики червей шевелились, различался лёгкий ворс. На нашедшие ходов гельминты кусали кожу, выгрызая свежие раны.