Кальвадос и дети постепенно выбирались из леса. Впереди открывались горы. Перед ними – холм с брошенным домом, где Витя успел побывать с Полли и Педро раньше.
Кальвадос вёл детей иной дорогой, нежели они шли прежде. Перепрыгивая через осыпи камней, раздвигая ветви колючего кустарника, вспугивая разнопёрых птиц, компания подошла к дому с тылу. Здесь шёл каменный забор. Кальвадос просунул кисть в одному ему известную щель, отодвинул засов, с лязгом откинул дверь.
Перед детьми предстал внутренний двор. Лёгкий ветерок поднимал завитки стружки. Древесные опилки на пять дюймов усыпали землю. Сбоку торчала пилорама. Небрежно лежала груда досок… Очевидно готовились строить, да так и бросили. Обвалившийся фундамент подсобки разрешал загадку. Из обломков штукатурки выглядывал иссохший скелет собаки, околевшей на цепи от голода. Изгрызенная миска повествовала о последней трапезе.
Кальвадос пошарил под порогом, извлёк ржавый ключ, раскрыл дом и ввёл детей внутрь. Особняк, как и прежде, носил следы запустения. Глухо отдавались шаги. В пыли отпечатывались подошвы: большие и широкие Кальвадоса, мелкие семенящие Вити и Полли.
Кальвадос прошёл по нижнему этажу, вошёл в помещение, похожее на столярную мастерскую. Центр занимал стол с токарным станком, у стены – высокие шкафы с выдвижными ящиками, которые Кальвадос принялся поочерёдно дёргать. Дети, неуютно оглядываясь, наблюдали за поисками Кальвадоса.
- Есть! – довольно воскликнул Кальвадос, швыряя на рабочий стол пилу и пару круглых железок. Железки оказались наручниками. - Сейчас будет операция.
- Какая? – спросила Полли.
- Аппендицит? – пошутил Витя.
- Черепно-мозговая , - объяснил Кальвадос.
- Кому вы её станете делать? – настороженно спросила Полли, зная, что в комнате только трое.
- Не я, а вы - мне.
Витя и Полли покосились на Кальвадоса как на опасного сумасшедшего.
- А если мы откажемся делать вам операцию? – спросил Витя.
- Значит, я не помогу вызволить из плена ваших родителей.
Полли потянула Витю за дверь на совещание. Громкий шепот свидетельствовал, Кальвадосу нужно пойти навстречу. Потрясающее сходство с двойником позволяло ему беспрепятственно войти в лагерь и способствовать побегу.
Кальвадос, словно боясь, что дети способны сбежать, приблизился к проёму двери:
- Как вы не поймёте, тайна сокровищ здесь! – закричал он, звонко стуча себя по гладкому черепу.
- Ну что же мы можем?!!- закричал в ответ Витя. Подобным криком он одёргивал отца, когда у того начинались пьяные истерики.
- Вы вскроете мне череп, - тихо сказал Кальвадос.
- Но здесь нет инструментов!
- Извините, что есть, то есть, - развёл руками Кальвадос.
Кальвадос лёг на рабочий стол, объясняя:
- В Санкт-Морице у меня живёт брат, страстный фанат кладоискательства. Когда в последний раз я приезжал к нему, спасаясь от преследования Родригеса, в швейцарской клинике, принадлежащей баронессе, брат вставил мне в мозг чипы с картами. Их надо извлечь , чтобы найти сокровища. Простите, что я вас шантажирую. Но вы, дети, ещё слишком малы, чтобы понять, колоссальное количество денег стоит дороже нескольких человеческих жизней… Виктор, бери пилу! А ты, девочка, оставь клетку с птицей, возьми наручники и прикуй меня к ножкам стола, чтобы я не вырвался от боли. Принесите сверху простыни, накрепко привяжите к столу мои ноги и грудь. Там же наверху разыщите иголку с нитками. Они потребуются, чтобы наложить послеоперационные швы…
Со слесарной пилой в руке Витя замер над черепом Кальвадоса.
- Пили!! Чтоб тебе пусто было! – заорал Кальвадос, закрывая глаза.
Полли ушла за иголкой с ниткой. Оставленная колибри металась в клетке.
Витя сделал осторожный надрез. Кальвадос взвыл от боли.
- Нет. Не могу. Дай сюда зеркало…
Витя послушно подвинул от стены круглое с полкой зеркало. Кальвадос привстал, насколько позволяли простыни, которыми его привязали, взглянул в зеркало. Кровь почти не выступила. Лишённая подкожно-жировой клетчатки кожа плотно прилегала к черепу.
- Нужна анестезия, - пробормотал Кальвадос. – Поищи чего-нибудь выпить.
Витя отложил пилу, вышел на кухню. В покрытом пылью и паутиной холодильнике прилипли к решётке корочка засохшего хлеба и плесневелая глазунья. По злой иронии, стояла непочатая бутылка яблочной водки.
Увидев принесённый кальвадос, Кальвадос простонал:
- Спиртное с моим именем… Ну что ж….
Он заставил Витю открыть бутылку и влить ему в рот содержимое, которое поглощал тяжёлыми глотками. Водка текла по щекам и шее.
- Теперь пили!! И не обращай на меня внимания, - приказал Кальвадос.
Витя обречённо быстро заработал пилой. Кальвадос вопил и корчился от боли. Витя, как было приказано, не реагировал на крики, стоны и вопли, требовавшие немедленно прекратить страдания. Принесшая иголку с ниткой Полли в ужасе застыла в дверях.
Летела костная крошка. Выступавшая необильная кровь мешала оценить глубину разреза. Кальвадос глухо застонал и потерял сознание.
Отступать было поздно. Подбежавшая Полли помогла снять полукругом разрезанную крышку черепа. Дети видели глубокие извилины белого мозга, розовую сетку кровеносных сосудов, пульсировавшую в такт биению сердца. Мозг поднимался и опускался, будто дыша. Полли затошнило, она перевала взгляд на покусанные от боли губы Кальвадоса, предпочитая смотреть на них, нежели на манипуляции производимые Витей. Тому ничего не оставалась, как завершать начатое.
Как опытный хирург, Витя отодвинул большие полушария головного мозга, запустил пальцы между мозжечком и стволом мозга и от крепких стенок желудочков отсоединил вклинившиеся туда микрочипы с информацией о сокровищах. Витя тщательно ощупал мозг Кальвадоса. Повторная операция погубила бы его.
Витя поставил крышку черепа на место. Витя не умел шить, в операцию следовало включиться Полли. Но она отворачивалась, стараясь не поднимать глаз выше переносицы Кальвадоса, где засохла капелька крови.
Витя подтолкнул Полли. Она попыталась шить, но проткнуть иглой костную ткань не представлялось возможным. Витя послал Полли разыскать клей. Он чувствовал себя мастером, отдавая Полли место ассистента. Витю прошиб пот, руки дрожали, нестерпимо хотелось пить, в глазах помутнело. От волнения, напряжения, нервного истощения Витя приобрёл бесстрастное сердце. Он обращался с Кальвадосом, как с куклой с оторванной головой. Если б Кальвадос умер, Витя не дрогнул. Не получилось, так не получилось. Если б он пожалел, то много позже. Сейчас нужно было просто делать дело.
Полли разыскала в слесарном ящике тюбик универсального клея. В горловине клей засох и не выливался. Витя разломал корпус и выдавил клей из неровной дыры на окружность черепной коробки. Дрожавшие руки не позволяли лить аккуратно. Полли носовым платком убирала лишний клей, заливавшийся на стенки внутрь. Витя впервые сначала операции задался вопросом об асептичности. Пожалуй, они восстановят черепную коробку, но последующее нагноение, заражение крови, приведёт к неминуемой смерти оперируемого. Полли гарантировала - платок чистый. Витя с сомнением покачал головой.
Половинки черепа удалось склеить не сразу. Клею требовалось подсохнуть. Четверть часа дети смотрели на пульсировавший мозг, опустошённую бутылку кальвадоса, выпачканные в крови чипы, лежавшие на краю стола. Зубчики черепа вошли друг в друга. Полли ниткой сшила кожу. Оставалось привести Кальвадоса в чувство. Он лежал без движения, поверхностно дыша. Как вывести его из болевого шока никто не знал.
Дети сняли наручники, распутали простыни. Кальвадос пошевелил ногой, просыпаясь. Губы его тронула счастливая, безмятежная улыбка. Он знал, цель всей жизни близка.
