С этой минуты летчик решительно ничего не помнил: как он раскрыл парашют, как приземлился, как подобрали его немцы и доставили в госпиталь для военнопленных… Только через сутки Калинин на некоторое время пришел в себя: он лежал на койке, голова, спина, ноги были забинтованы, все тело нестерпимо ломило. «Где я и что со мной?» - подумал лейтенант. Сквозь щелки опухших глаз он увидел вокруг много людей. Стал прислушиваться к разговору, понял: попал в немецкий госпиталь и сейчас говорят о нем, о его судьбе. Тот, долговязый, что все время находился в окружении персонала, подошел к изголовью и, тыча пальцем в голову [57] летчика, громко на ломаном русском языке сказал:
- Этот пилет надо, как у вас говорит, воскрешайт. Он нам очен нужна. Даю вам десят дней…
- Постараемся, господин оберштурмфюрер, постараемся, - ответил другой мужской голос.
- Карошо! - продолжал долговязый и пальцами правой руки с силой нажал на голову больного. Калинин громко простонал и тут же снова впал в забытье.
Очнулся летчик только ночью и, к своему удивлению, заметил у изголовья сидевшую в халате женщину.
- Пить, - слабым голосом сказал летчик. Женщина быстро налила в стакан воды, приподняла голову больного и напоила его.
Помолчав, лейтенант спросил:
- Кто вы будете?
- Сестра, зовут меня Софьей, - наклонясь над ухом больного, почти шепотом сказала она.
- Где я нахожусь? - так же тихо продолжал Калинин.
- В немецком госпитале для военнопленных.
- Что меня ждет?
- Будете хорошо вести себя - быстрое выздоровление.
- В этом для меня нет никакой радости.
- Будут и радости…
И Софья рассказала лейтенанту историю госпиталя. Еще менее месяца назад он был советским. Здесь лежало много раненых бойцов и командиров Красной Армии. Госпиталь со всем обслуживающим персоналом попал в окружение и не смог эвакуироваться с нашими отступающими частями. С приходом гитлеровцев его лишили продовольствия, все запасы медикаментов вывезли в те госпитали, где находились раненые немецкие офицеры и солдаты. Только благодаря местному населению больные получали необходимое питание, а также и медикаменты, собранные из прежних запасов городских и сельских аптек.
- Обслуживающий персонал госпиталя весь из русских, дружный. Если надо - любая помощь будет оказана, - заключила сестра.
После того как Софья ушла, Калинин не сомкнул глаз. В голову лезли разные мысли: если сестра говорила [58] правду, он среди своих людей. Пойдет на поправку, тогда можно будет думать о том, как по лесным тропам и болотистым местам незамеченным пробраться за линию фронта. А вдруг Софья провокатор? Возможно, она была подослана специально для того, чтобы узнать, чем дышит советский летчик. «А я-то, простофиля, разболтался, - думал про себя летчик.
С этими тревожными мыслями Калинин встретил рассвет: за окном лил дождь, а в палате все больше и больше поскрипывали койки. Просыпались раненые. Постепенно между людьми завязывался разговор. Приподнялся и сосед Калинина справа. Покряхтев, он обратился к летчику:
- Ваша фамилия Калинин, Николай Михайлович? - спросил сосед.
- Ну, допустим так.
- Моя - Воскресенский, зовут Михаилом Григорьевичем. Я тоже летчик, на «пешках» летал. Был сбит истребителями, три дня назад доставлен в этот госпиталь.
Летчики разговорились. Трудный это был разговор двух советских людей, оказавшихся в фашистском госпитале. Какого вопроса ни касались, все сводилось к одному: при первой возможности - бежать.
- Вот и надо нам как можно скорее вставать на ноги, - заключил Воскресенский.
- Согласен, что надо. Только как бы побороть эту ненужную хворь, - добавил Калинин.
Молодость, непоколебимое желание во что бы то ни стало выбраться из фашистского плена делали свое дело. Летчики стали подниматься с коек и ходить по палате. На седьмые сутки их перевели в отдельную небольшую палату. Вскоре к ним пришла сестра Софья.
- Как у летчиков дела? - начиная разговор, спросила сестра. Ее большие карие глаза не могли скрыть какой-то радости.
- Да вроде бы неплохо, - в тон сестрице ответил Воскресенский и добавил: - Вот только тоскуем по воздуху…
- Воздух у вас будет - чистый, бодрящий, - улыбаясь, продолжала Софья. - Сегодня ночью вам принесут гражданскую одежду, примерьте ее, а потом в путь-дорогу. Наши товарищи о вас уже позаботились. [59]
План побега Калинина и Воскресенского выдерживался точно. Через сутки Софья пришла в палату и, увидев летчиков переодетыми, серьезно сказала:
- Теперь вы рабочие госпиталя, идете со мной за больными. Понятно?
- Хорошо, - ответили офицеры.
Шло утро 2 октября сорок первого года. Трое советских людей: женщина-патриотка и двое еще не окрепших от ран воздушных воинов вышли потайной дверью из госпиталя и зашагали по глухим улицам Путивля. Впереди тихо, точно крадучись, шла Софья, за ней Калинин, замыкающим Воскресенский. Город словно вымер: нигде не было видно людей. Вот путники миновали городскую окраину, далее начиналась деревня Пруды. Вскоре Софья свернула в глухой переулок. Из-за угла неожиданно вышел человек. Он подошел, поздоровался со всеми и пригласил идти за ним. Это был партизанский связной Василий Докунин. (К несчастью, через несколько месяцев фашисты, узнав о его связях с партизанами, повесили патриота на глазах у горожан.)
Вместе с хозяином дома летчики вошли в избу. Здесь они пробыли сутки. Днем пришел Василий и сказал:
- Немцы объявили по Путивлю о вашем побеге. С наступлением темноты надо будет уходить в другое место.
Ночной переход занял несколько часов. Полевыми тропами и проселочными дорогами летчики благополучно добрались до села Сафроновки. Василий Докунин привел их в дом добродушного Полтавцева, где они и прожили до 6 октября. А потом пришли двое неизвестных и объявили летчикам, что их хочет видеть командир партизанского края товарищ Ковпак.
И вот снова в путь-дорогу. На этот раз пришлось идти по лесным тропам и зарослям. Через двадцать часов летчики и сопровождавшие их партизаны добрались до заброшенной лесной деревушки. Войдя в просторный дом, офицеры увидели худощавого старика в штатском костюме с посеребренной бородой и такими же висками. Заметив пришедших, командир встал и тепло приветствовал:
- Очень рад видеть летчиков в нашем партизанском краю. [60]
Калинин и Воскресенский представились Ковпаку. Усадив гостей возле стола и заняв свое прежнее место, Сидор Артемович продолжал:
- Слыхал о вас, слыхал. Да и о результатах ваших ударов осведомлен. Такие налеты на вражеские тылы здорово отрезвляют головы фашистов. Только маловато их, таких ударов.
- Скоро они умножатся. Вся дальнебомбардировочная авиация концентрируется в руках Верховного Главнокомандования, - заметил Калинин.
- Вот это дело. Тогда и нам, тыловикам, будет больше подмоги, - сказал Сидор Артемович и добавил: - Только жаль, что вы некоторое время не сможете летать. Фронт пока еще уходит все дальше и дальше на восток. Но мы доберемся до Брянских лесов и переправим вас к своим. А пока побудете с нами. Летчики-партизаны - неплохо, а? - смеясь заключил Ковпак.
Так волею судьбы летчики стали партизанами. Им дали время отдохнуть, окрепнуть. А потом комиссар отряда Руднев, встретившись с Калининым и Воскресенским, рассказал о задачах отряда, о том, что уже было сделано за первые месяцы его существования. И как бы между прочим сказал несколько слов и о командире:
- Сидор Артемович - храбрейший человек. Он участник первой империалистической войны, в гражданскую войну служил у Василия Ивановича Чапаева, выполнял боевые задания Александра Пархоменко. Командир - верный патриот своей Родины, - продолжал Руднев и добавил: - Я говорю это для того, чтобы вы хорошо знали, о кем будете ходить в бой.
Много раз летчики ходили на задания, сами проявляли мужество и бесстрашие и каждый раз все более убеждались, что Сидор Артемович Ковпак - храбрейший человек, умелый организатор партизанского движения. Уже к зиме сорок первого года небольшой отряд вырос до партизанской бригады. Слава о боевых делах ковпаковцев разнеслась по всей Украине, Белоруссии, дошла до Брянских и Смоленских лесов. В партизанские отряды вступали все новые и; новые патриоты.
