- Но с боевого курса мы не сошли, цель уничтожили, - заключил свой рассказ капитан Дрянин.

…Малыгин приготовился для бомбометания. Еще раз бросив на землю пристальный взгляд, он громко сказал:

- Боевой курс 210.

- Есть, 210!

И сразу же Щелкунов прекратил маневрирование самолетом. Он старался как можно точнее сохранить заданную штурманом величину боевого курса. Где-то рядом слева разорвался зенитный снаряд, отчего самолет мгновенно «вспух» и подался в сторону.

- Нет, проклятый фашист, нас не свернешь с пути! - вслух сказал командир и тут же повернул машину на прежний курс.

Десятки прожекторов обшаривают небо. Вот они «зацепились» за чьи-то впереди идущие корабли. И точно по команде, к ним пристроились другие. Зенитные батареи все чаще и чаще посылали ввысь смертоносные снаряды. Малыгин дважды мигнул белой лампочкой, что означало: держать так. А еще через несколько секунд он громко сказал:

- Сбросил, маневр!

Облегченный бомбардировщик сразу пошел вверх, потом в сторону, вниз. Это Щелкунов, маневрируя, уходил от разрывов зенитных снарядов.

- На земле взрывы, пожары, - докладывал стрелок-радист сержант Масленников.

- Это за Москву! - громко прокричал Щелкунов. Звук его голоса потонул в шуме моторов, в пальбе зениток.

Десятки серий бомб сыпались с борта самолетов Тихонова, Юспина, Крюкова, Водопьянова и многих других наших летчиков, принимавших участие в бомбардировке фашистского логова. Отойдя далеко от цели, наши авиаторы долго наблюдали, как в гитлеровской столице разгорались пожарища, рвались крупные бомбы, сбрасываемые все новыми и новыми экипажами.

Обратный полет проходил при сильном попутном ветре, сокращавшем путевое время. Скоро горизонт прорезала алая полоска, с каждой минутой она становилась все ярче и ярче. Это утренняя заря - предвестница нового дня - шла навстречу воздушным воинам. Она первая [12] приветствовала своих бесстрашных и мужественных соколов, ведущих борьбу с фашистскими варварами.

За час до подхода к острову Сарема самолеты начали пробивать облачность. И когда показался аэродром, летчики, не делая круга, пошли на посадку. Их встречали боевые друзья - техники и авиационные специалисты. В эту ночь они не смыкали глаз, ждали, волновались. Да и гитлеровские летчики не давали покоя. Оказывается, как только наши бомбардировщики улетели на задание, «юнкерсы» нагрянули на аэродром. Их агент, находившийся на острове, с земли дважды сигнализировал цветными ракетами. Однако все наши посты, расположенные на аэродроме и вокруг него, перехитрили и парализовали врага. По приказу начальника аэродрома в воздух было выпущено множество цветных ракет. И это смешало планы вражеских летчиков: бомбы летели мимо цели.

Зато наши летчики выполнили задание успешно. Они нанесли сокрушительный удар по Берлину. Усталые, но довольные, экипажи делились результатами своей нелегкой работы.

- Дорогу к фашистскому логову мы знаем теперь хорошо, - сказал командир эскадрильи Николай Васильевич Крюков. - И полетим по ней еще не раз!

И через сутки советские летчики один за другим вновь стартовали на Берлин. Надо сказать, Балтика и на этот раз не радовала погодой: снова многослойная облачность. Высота ее отдельных грозовых «наковален» доходила до 6-8 тысяч метров. Метеоусловия сложнейшие, а нужно пройти точно по курсу тысячи километров туда и обратно. Теперь фашисты, конечно, напрягут все силы, чтобы помешать нам прорваться к Берлину. Снова на пути бомбардировщиков будет множество трудностей и преград.

После старта корабль капитана Крюкова вошел в полосу облачности. Облака, вначале рваные, пошли затем сплошной грядой. Видимость исчезла, все закрылось. Почти до самого Берлина тянулась полоса сплошной и высокой облачности. Большую часть полетного времени капитан Крюков и другие экипажи шли вслепую. Неимоверной силы болтанка кидала груженные бомбами самолеты из стороны в сторону. В какой-то момент бомбардировщик с силой бросило вверх и тут же как щепку кинуло [13] вниз. Засвистело и зашумело вокруг. Стрелки приборов начали бешено вращаться.

- Скорость, скорость! Мы падаем! - закричал штурман капитан Муратбеков.

- Вижу, - спокойно ответил Крюков. - Начинаю выводить…

Хладнокровие и мастерство летчика Крюкова позволили быстро прекратить падение самолета, выровнять его, взять расчетный курс и опять, шаг за шагом, пробиваться вверх. На большой высоте стоял адский холод, термометр показывал минус 37 градусов. Иней затушевал стекла кабин. В машине было совсем темно, лишь слабо светились навигационно-пилотажные приборы. Сплошная мгла окутывала корабль до тех пор, пока он не пробил последние метры верхней кромки облачности.

Лунный свет ударил в глаза. И как-то сразу все ожило на корабле. Муратбеков спокойно сказал:

- Вправо восемь.

Крюков тут же развернул самолет и потом спросил:

- А не многовато?

- В самый раз. Шли в облаках, уклонились далеко влево, - твердым голосом пояснил штурман.

Еще пять минут назад, когда непроницаемая мгла окутывала самолет, у Крюкова мелькнуло опасение, что в таких условиях вряд ли возможно отыскать цель. Но тотчас же он отогнал эту мысль. Не выполнить приказа, не прорваться к Берлину? Нет, прорвемся, обязательно прорвемся! И тогда же он подумал о своем штурмане Муратбекове, представил, как тот сосредоточенно прокладывает курс на карте и определяет местонахождение самолета. И снова командир сказал себе: прорвемся, обязательно прорвемся!

И теперь, когда Муратбеков так уверенно сказал «В самый раз», Крюкову показался просто неуместным свой вопрос, заданный штурману: «А не многовато?» Собственно говоря, ведь он давно и хорошо знает капитана Муратбекова по службе в полку. Вместе с ним летали и в мирных условиях, и на войне с белофиннами. Вместе начали и Отечественную войну. Несколько раз они водили эскадрилью в бой против немецко-фашистских захватчиков, бомбили вражеские танки, артиллерию, разрушали переправы, наведенные противником через водные рубежи. [14]

Николай Васильевич верил в силу, способность и мастерство штурмана Муратбекова. Командир был убежден, что он даже в такую непогодь выведет самолет на цель. И тут же, точно в подтверждение своих мыслей, Крюков услыхал веселый голос штурмана:

- «Нащупал» берлинскую широковещательную!

- А ну-ка, переключите на меня радиокомпас, - попросил командир.

И сразу же стрелка индикатора, еле покачиваясь, подошла к нулевой отметке. Крюков нажал на правую педаль - стрелка уклонилась влево, нажал левую - вправо.

- Да, это действительно радиостанция Берлина, - подтвердил капитан.

В общем боевом порядке экипаж Крюкова продолжал полет над облаками. Медленно движутся стрелки бортовых часов: 1.50, 1.52. Но вот наконец Муратбеков, в «окнах» облаков увидев заданный объект удара, развернул корабль влево. Крюков, напрягая силы, осторожно, чтоб не сбиться с боевого курса, повел корабль вперед. Не переставая бьет зенитка. Разрывы снарядов отчетливо видны справа впереди. Машина вдруг вздрогнула. И через некоторое время внизу ослепительно блеснул бомбовый разрыв. Еще серия, еще… Это рвались бомбы, сброшенные с самолета Крюкова и с других, рядом идущих бомбардировщиков.

Проложив на заданных объектах целую дорожку мощных разрывов, от которых возникли два больших пожара, экипаж Крюкова развернулся вправо, взял курс на свою базу.

…Утром следующего дня - это было 18 августа 1941 года - с Большой земли на остров прибыл связной самолет. Он привез почту, газеты. Летчики с большим интересом читали очередное правительственное сообщение о налетах нашей бомбардировочной авиации на Берлин и другие объекты врага. В нем говорилось:

«В ночь на 16 августа имел место новый налет советских самолетов на районы Берлина и отчасти на Штеттин. На военные и промышленные объекты Берлина и Штеттина сброшено много зажигательных и фугасных бомб большой силы. В Берлине и Штеттине наблюдалось большое количество пожаров и взрывов. Все наши самолеты вернулись на свои базы». [15]